========== Часть 1 ==========
Ведущий менеджер отдела закупок ООО «УкрВторМет», Андрей Витальевич, стоял спиной к холодному северо-западному ветру, не спеша пересчитывая деньги. Солдат на КПП, внимательно следивший за его действиями, уже устал стоять с протянутой рукой, но убирать ее в карман было как-то глупо, поэтому он стоял и мысленно поторапливал менеджера.
– Ну? – потребовал он, когда пересчет денег совсем затянулся, и потрепал менеджера за рукав.
– Сейчас, – отмахнулся тот, – погоди, Сереж.
Солдат нервно сплюнул, и как бы невзначай положил замерзшую ладонь на ствол автомата. Менеджера этот жест ничуть не смутил, он бормотал себе под нос, будто мантру читал.
– Держи, – проговорил он через пару минут, – вот тут всем вашим.
– Хватит? – подозрительно спросил солдат, быстро убирая перетянутую резинкой пачку.
– За глаза, – криво усмехнулся тот, и окрикнул водителей: – По коням!
Солдат поджал губы, словно обиженная девица, которой щедро выдали денег на новые чулки, а на брошки могло и не хватить. Ржавый расшатанный шлагбаум пополз вверх, освобождая дорогу для двух КАМАЗов и белой китайской «воровайки», щедро усеянной иероглифами по левому борту.
Андрея Витальевича немилосердно трясло, несмотря на то, что он пристегнулся – в середине кабины ухватиться было не за что, и он невольно бросал завистливые взгляды то на водителя, то на пристроившегося у окна солдата Сережу. Сережа крепко вцепился в ручку на двери, автомат подпрыгивал у него на коленях, упираясь дулом в ляжку менеджеру. Андрей Витальевич отодвинул от себя дуло, направив его в сторону приборной доски, но ничего не сказал.
– Держитесь, мужики! – предупредил водитель, и сбавил скорость, только это не сильно помогло – на повороте тряхнуло немилосердно, дорога пошла под гору, и КАМАЗ невольно разогнался, скрежеща и гудя всей своей металлической тушей. Впереди расстилалось серо-буро-рыжее, словно заржавевшее поле, утреннее солнце светило из-за облаков и слепило глаза.
– Ну и дороги тут у вас, – выдохнул Андрей Витальевич, когда грузовик, наконец, остановился, дернувшись в последний раз. Спрыгнул на землю вслед за солдатом и подошел к внушительной куче металлолома, наполовину ушедшей в землю. Старые, темно-зеленые станки вперемешку с трубами, металлическими прутьями, несгораемыми и сушильными шкафами и все это разъеденное ржавчиной едва ли не на треть.
– Сколько ж лет этому добру? – спросил он Сергея, который опять ухватился за свой автомат и стоял серьезный и строгий, охраняя «добро».
– Много, – ответил тот, – вы машины-то потом сполосните хоть.
Андрей Витальевич кивнул, доставая из кожаного кейса садовые тканые рукавицы, обошел всех своих водителей и рабочих, внимательно осматривая каждого. Остановился перед одним не то молдаванином, не то таджиком, с густыми сросшимися бровями и запанибратски потряс его за плечо:
– Рукавицы не снимай, понял? – и для наглядности взял его за ладонь, – ни в коем случае не снимай. И обувь выкинешь.
– Выкинешь? – нахмурился тот, «монобровь» надвинулась на раскосые черные глаза. Посмотрел на свои стоптанные кроссовки и насупился.
– Я тебе новые куплю, не плачь, – успокоил его Андрей Витальевич, и все дружно заржали. – Всё, хорош галдеть, давайте за работу, мужики.
Тени от редких пыльных кустов становились все короче, гром и лязг уже который час стоял на всю округу. Грузовик-воровайка полностью загрузил один КАМАЗ и принялся за второй. Рука-манипулятор с хищными когтями раскрылась, опустилась в гущу ржавого металлолома, сгребая в пригоршню трубы и прутья. С грохотом перебросив добычу в нутро пустого КАМАЗа, когти сжались в металлический кулак, ударили им несколько раз, утрамбовывая собранное.
– Как будто в колокол лупит, – с неодобрением сказал Сергей, покачав головой.
– Ничего, ничего, – покачал головой Андрей Витальевич, – потерпи немножко. Избавлю я тебя от этого хламидиоза.
– Нет у меня никакого хламидиоза! Я медкомиссию проходил.
– Я про ржавый хлам. – Сказал тот, провожая взглядом очередной шкаф, опустившийся в кузов. Стальные когти воровайки зависли над здоровенным станком, словно выбирая слабое место. Тот стоял, облезлый и пыльный, обросший какой-то серой мохнатой паутиной, совершенно нелепый и жалкий посреди поля, давно истекший просроченным машинным маслом. На боку красовалась алая надпись «Слава СССР!», облупившаяся вместе с краской. Заскрипело, заныло, и все шесть когтей китайской воровайки впились в станок, пытаясь пробить стенки.
– Тяжеленный-то какой.
– А то. Вполне может, что цельнометаллический.
– Как же вы их разбираете-то потом?
– Как-как, – хмыкнул Андрей Витальевич, – поднимаем краном на высоту, а потом…
– И что, разбивается?
– Ну да. Там близко не стой – мне как-то раз отлетевшим болтом ногу пробило навылет. Ты думал, у вас одних служба и опасна, и трудна?
– Надо же, – подивился Сергей, уставившись на тяжело поднимающийся в воздух станок. Тот медленно отрывался от земли, будто услышал про свою дальнейшую судьбу и сопротивлялся ей. Воровайка загудела, словно раненный тираннозавр, и Андрей Витальевич замахал рукой, закричал: «Майна! Майна, твою же мать!», побежав к грузовику.
– Видать, и правда цельнометаллический, – проговорил Сергей, поискав себе другого собеседника взглядом, но рядом никого не было, только тощий, как макаронина, бровастый таджик ползал по земле, собирая в небольшой контейнер болты, детали и обрезки труб. Сергей подошел к нему, но общение с гастарбайтером было где-то настолько далеко за пределами добра и зла, что он только вздохнул и продолжил контролировать отгрузку.
– На сегодня все, что ли? – фыркнул Сергей, недовольно потирая урчащий живот. Покосился на холодный хотдог Андрея Витальевича, сочащийся кетчупом и майонезом.
– Скоро закончим, – кивнул тот. И совершенно неожиданно для Сергея, протянул тому черный целлофановый пакет. В пакете обнаружился еще один хотдог, давно остывший, но все еще такой соблазнительный, увесистый, с длинной здоровенной сосиской. Сергей тут же откусил четверть, принялся жевать, проникаясь самыми теплыми чувствами в адрес менеджера. Тот, как ни странно, оказался вовсе не жадным гнусом, торгующим родиной вразвес, а вполне свойским и приятным мужиком.
– Зря вы, конечно, сюда приехали. Все-таки… нельзя, наверное, этим железом торговать. Оно ж фонит.
– Так мы ж не для себя, – улыбнулся ему Андрей Витальевич, утирая губы салфеткой, – мы ж не в Киев сейчас, мы сразу в порт, на баржу отгрузим.
– И потом куда?
– В Турцию.
– А, в Турцию, – Сергей окончательно подобрел, – правильно, не хрен у нас этот… радиоактивный хламидиоз держать, пусть турки еще и денег нам за него дадут.
– Только это, Сереж, военная тайна. Лишнего не трепи.
– Как скажете. Приезжайте еще, забирайте.
– Приедем, приедем, нравится мне ваше чудесное поле.
– Что?
– Поле Чудес, – хмыкнул Андрей Витальевич себе под нос, – в Стране Дураков.
Сергей не вполне понял, что тот имел в виду, но переспрашивать не стал.
– Все, блядь, Виталич! – заорал потный высокий парень, спускаясь с руки-манипулятора, – загрузился я по самые гланды, того гляди, брюхо прорвется нахуй.
– Не прорвется, не волнуйся за свое брюхо, – сказал тот, но потом устало махнул рукой. – Ладно, народ, давайте на сегодня заканчивать работу.
Сергей с радостью отметил, что возражать начальству никто не стал. Перехватив автомат, он был готов уже запрыгнуть в кабину КАМАЗа, но Андрей Витальевич садиться в машину не спешил.
– Что у вас еще? – недовольно протянул он, нутром предчувствуя какую-то поганую неувязку, из-за которой могли начаться неприятности.
– Этот бровастый, как же его звали… где он? – Андрей Витальевич заозирался по сторонам, оглядывая чахлую траву и кусты. Сергей тут же невольно побледнел, вытянулся в струнку и со злости врезал по борту кулаком.
***
Бесценное для торговцев черным металлом поле казалось просто бесконечным, пока не удалось отползти подальше. Только когда захмызданные кусты смогли как следует защитить от случайного взгляда, он поднялся на ноги, и крадучись, пошел быстрее.
Когда тени вновь вытянулись, темные и густые, впереди показалась дорога. Сквозь разбитый асфальт сочилась бледная чахлая трава, тянулась к свету. Ускользнувший от начальства человек вышел на дорогу, потер вспотевшее лицо, невольно смазав бровь, отчего та стала невероятно густой и совсем ненатуральной.
Через несколько сотен шагов впереди показалась кирпичная автобусная остановка. Откуда-то справа потянуло приятным запахом костра и, кажется, жареного мяса, желудок отозвался голодным урчанием, но вечерний воздух был чересчур обманчиво спокоен. Остановка казалась неплохим местом для отдыха, но невдалеке от нее были видны строения, слишком похожие на военную заставу. И, как будто в подтверждение этим мыслям, заухала сирена, нагоняя инстинктивный подспудный страх.
Человек замер посреди дороги, заколебался, дергаясь то в одну, то в другую сторону, ощущая себя отличной мишенью. Кто-то невидимый и не особо далекий принялся отдавать приказы в мегафон, неразборчиво, невнятно, будто с полным ртом манной каши, и от этой неясности стало еще страшнее. Наконец он метнулся в сторону деревни, близ которой высились тополя, высокие, раскидистые и рыжие.
Застава оживилась, все так же, давясь неведомой кашей, бубнил мегафон, человек прижался спиной к дереву и замер, переводя дыхание. Рядом, ограждая старый заброшенный дом и двор, тянулся деревянный забор. Серо-бурая листва тихо шуршала под ногами. Он сунул руку глубоко за пазуху, осторожно выглянул из-за дерева, и тут же отшатнулся: военные, группой в шесть человек, пробежали по дороге, громко и слаженно топоча.
Он в очередной раз подумал о том, что это было не лучшим решением. Не самым лучшим выходом из ситуации. Откровенно говоря, это было самым настоящим идиотизмом – сунуться в Зону Отчуждения. Он отчаянно надеялся, что товарищ Макаров тоже так подумает.
Выбора не было. Пробежав сквозь высушенные заросли пыльной амброзии, он попытался забраться и перелезть через забор, но тот предательски заскрипел, прогнулся под его весом, земля вдруг встала дыбом и ударила его, подняв столб пыли. Человек закашлялся, растерянно потряс головой, пытаясь придти в себя. Небольшой черный рюкзак слегка расплющился под его весом, кожаная куртка порвалась в нескольких местах, и синтепон полез из дыр, как вата из распотрошенной игрушки, но он не обратил на это ни малейшего внимания, рванул к дому. Вновь взвыла сирена, заставив его шлепнуться на живот, и ящерицей заползти на крыльцо. Там, за забором раздался визг, и топот нечеловеческий, и солдатский мат, безостановочно выла сирена, хотелось скрючиться на полу и перестань сопротивляться, признав свое поражение.
Он стиснул зубы, попытавшись перебороть себя, добрался до террасы ползком, уперся лбом в ножку стола и вздрогнул от неожиданности, на какое-то мгновение решив, что это кирзач. К кирзачу обязательно прилагался второй, а к ним – солдат. А уж к нему, соответственно, табельное оружие.
Он только раскрыл рот, чтоб сказать хоть что-нибудь, робко поднял глаза, но осознал, что перед ним всего лишь стол, на четырех босых ножках. Самый обычный рассохшийся стол, с выцветшей клеёнкой в клеточку и гора серого грязного тряпья. И старая софа, пыльная, как газон весной.
Он заполз под софу. Геройствовать, принимать ответственные решения сил не осталось. А раз не было сил действовать, оставалось лишь отдаться на волю судьбе, а там как кривая вывезет. Под софой было пыльно, грязно, и в лицо, куда ни повернись, лезла липкая паутина. Сейчас придут, найдут, и… Не жди меня мама, хорошего сына.
Постепенно издерганные нервы успокоились, и он невольно прислушался к наступившей тишине: визги и стрельба затихли. Зато с другой стороны послышался смех. Он навострил уши.
– Вояки опять свинью с человеком спутали. Прорыв, прорыв. Гыгыгы.
– Ага. У кого, блядь, прорыв вон монстров из центра, а у кого – шантрапы с периферии. И ходят все такие важные, главное. Типа военные, с автоматами и в бронекостюмах государственных. Вот и думай потом, кто серьёзней, они или парни из Свободы.
– А ты за Свободу впрягся, что ли? Или сочувствующий?
– Нет, сочувствующий.
– Ишь!
– Да ладно, Свобода те ещё придурки. От них самих нужно Зону защищать, вместе с теми монстрами, которых они якобы отстреливают.
– Ага. Вот Долг и сидит на следующем кордоне, охраняет Зону от Свободы.
Вновь раздался ржач. Пистолет приятно и удобно лежал в ладони, успокаивал. Человек прижал его к себе, и немного осмотрелся. Осматривался, пока не сообразил, что куча тряпья и хлама в углу – ссохшийся скелет.
– Народ, а я слышал, у нас с запада забор рухнул нахрен. Вдруг кабаны к нам прорвались? Надо бы пойти проверить.
– Да? Когда?
– Да вот как только военные всполошились.
– Пошли глянем.
Он зажал себе рот рукой, услышав приближающиеся голоса.
– Забор кто-то снёс. Не, это не кабаны… Следы бы остались.
– По-моему, кто-то в доме. Пойдем, проверим?
– А вдруг военные?
– Они по одному в домах не прячутся.
Послышался топот тяжелых ботинок со стороны крыльца, отчего из самого нутра поднялся липкий, как та паутина, противный, гадкий страх. Не было ни подпола спасительного, ни щели, в которую можно было бы просочиться. Может, не заметят…
Страшно заскрипела софа, в лицо вполне ожидаемо уставилось черное дуло автомата.
– Брось оружие! – раздался голос.
Второй, такой же высокий и крепкий, как первый, стоял чуть поодаль, наблюдал. Пришлось положить пистолет и подняться, не дожидаясь, пока за шкирку вверх вздернут. Язык превратился в присохший к батарее шерстяной носок, от страха челюсти свело.
– Кто ты такой?
– Слышь, он, наверное, по-русски ни бельмеса не понимает, – сказал второй мрачно, разглядывая стоявшего перед ними человека. Тот, покорно подняв пустые руки, смотрел на них настороженно, черные глаза поблескивали, пухлые губы окаймляла густая черная щетина, спускаясь вниз, на худую шею. Медленно прижался к решетчатой раме террасы.
– Нет, ну ты погляди, – не то с усмешкой, не то с отвращением сказал первый, – сталкера-ма к нам в Зону пришла.
– Потерялся, что ли?
– Насяльника, небось, своего ищет. Может, военные его привезли кафель в туалете класть?
– А черт его… – не успел договорить первый, когда человек, внезапно отшатнувшись назад, со звоном расшиб мутное стекло. Ему почти удалось вывалиться наружу, но сталкеры ухватили его за ноги, втянули обратно. Он попытался вывернуться, ударив первого кулаком в кадык, но тут же опрокинулся на пол от удара.
– Сидеть смирно, блядь! – рявкнул первый, съездил ему по щеке так, что голова человека дернулась, он ударился виском и невольно застонал. – И не рыпаться, блядь, когда с тобой разговаривают.
– Ладно тебе, не искри, – сказал второй, – щас отправим его обратно на заставу, пусть там и работает.
– Понаехали тут… а это что еще за херня? – первый уставился на свой кулак, выпачканный в чем-то черном. Потом перевел взгляд на сидящего на полу. Черная щетина того смазалась, обнажив светлую кожу.
– Да из него гастарбайтер, как из теба, Леха, гитарист! – изумленно выдохнул второй сталкер, и демонстративно поднял автомат, – а ну говори живо, кто ты такой, и откуда взялся?
– Оттуда, – ответил человек, кивнул куда-то в сторону периметра.
– И что ты здесь забыл? Какого хрена таджиком прикидываешься?
– Надо мне так, – человек поднял глаза. Смотрел на сталкеров по-прежнему настороженно, с таким выражением лица, что, мол, не обижусь, если вы меня здесь и пристрелите.