– Ты ранен? – спросил он, когда Коршун вернулся. Он был пыльный и уже не такой холеный, как вчера вечером.
– Хуйня, – отрезал тот, – Пойдемте, нечего тут вертеться.
И повел его под навес вправо, по деревянным мосткам над путями. Рю шел следом, отогреваясь, напитываясь спокойствием. Депо пришлось ему по душе, и он сразу почувствовал, как усталость, накопленная за день, наваливается на плечи.
Коршун привел его в небольшую комнату с матрасами на деревянных лежаках. Прошел внутрь, занимая место, а Рю застрял на пороге. Димка, с рукой на перевязи, догнал их, запыхавшись.
– Вы меня не забыли? – спросил он, стараясь скрыть обиду в голосе.
– Нет, – сказал Рю, – я думал, ты рядом идешь.
Димка запыхтел, зафырчал, но потом сглотнул вертевшиеся на языке слова и только затянул:
– Отряд не заметил потери бойца и «Яблочко»-песню допел до конца.
– Достал петь, – рыкнул Коршун, но Димка только ухмыльнулся, прошел и занял соседний лежак:
– Лишь по небу тихо сползла погодя, – он едва не сорвался на фальцет, уставившись на Коршуна, – на бархат заката слезинка дождя…
– Заткнись, – рыкнул тот, усталый и злой, но в Димку словно черт вселился. Он замолчал, обхватил раненое плечо и болезненно вскрикнул.
– Дим! – тут же обернулся к нему Рю, – тебе плохо?
– Не очень, – фыркнул сконфуженный Димка, – не смертельно.
– Все так говорят, – хмыкнул Рю, – дай, посмотрю. Я аккуратно… сильно болит?
– Да ну не ори ты так, не отвалится же.
– Прости, – вздохнул Рю, молча ослабил слишком тугой узел повязки, быстро вколол лекарство, а Димка, стиснув зубы, мужественно терпел боль. И едва сдерживался от победного взгляда в сторону Коршуна.
Народу тем временем прибыло, шумных, с гитарой и изрядно навеселе. Приволокли котелок – собрались варить суп-дружбу. Затолканный в угол Рю сидел на лежаке и редко моргал. Не хотел высовываться, в углу спокойнее было. А Димка с Коршуном, не сговариваясь, незаметно уселись с двух сторон от него, чтобы никто больше не мог ближе подобраться.
В шуме и гвалте Рю чувствовал себя слегка потерянным, отказался от водки, пришедшей по кругу. Сидел, смотрел в огонь и лишний раз не шевелился, чтоб не привлекать к себе внимания чужих, а потом уставился в упор на Коршуна. Тот склонил голову чуть набок и вопросительно поднял брови.
– Ты, наверное, в одиночку там половину уложил, – спросил, наконец, Рю. В темных, чуть выпуклых глазах отражалось пламя костра.
– Куда там? Две трети! – фыркнул тот, потянулся за колбасой. – Ну чего ты глупости говоришь?
– Почему глупости, ты же у нас мистер Рэмбо, – и отвернулся от него сердито, – а ты, Дим?
– Не знаю, – пожал плечами. – Наверное, подстрелил кого. Но они убежали все.
– Ясно. В общем, вы сегодня не особо отличись, – рассудил он, все-таки отхлебнул из граненого стакана, когда тот вновь пришел к нему.
– Не особо отличились от кого? – Коршун навис над ним.
– От самих себя.
– Зато у меня теперь есть УЗИ, – похвалился Димка. Рю улыбнулся и потрепал его по плечу.
– Не трожь его, – велел вдруг Коршун, и Рю уставился на него, непонимающе склонив голову к плечу:
– Это почему еще?
– А то развалится, – кисло пошутил Коршун и сменил тему, – чего ты такого натворил, что решил скрываться в Зоне?
– Не убил, кого следовало, убил, кого не следовало, – проговорил он скороговоркой, откинулся, вновь становясь похожим на восточного божка.
– Как интересно. Так значит, ты уже убивал людей?
– А то ты не знаешь, – хмыкнул Рю.
– По тебе не скажешь. Пошли-ка, проветримся.
– Ну… – выдохнул Рю, посмотрел на него, потом на Димку и умолк.
Димка, с аппетитом уминавший кашу, поймал его взгляд. Замер с ложкой у рта, сглотнул беспокойно. Рю подождал, пока Димка скажет что-нибудь, предложит или возразит, но не дождался. Димка выдохнул, по горлу прокатился кадык. А потом он вновь зачерпнул кашу и принялся жевать так, будто его совершенно не интересовало, кто и куда пойдет гулять.
Рю решительно отложил банку и потопал к выходу. А Коршун тут же вскочил и пошёл следом. Димка проводил их тревожным взглядом, но потом плюнул и продолжил наворачивать кашу.
Каша в рот не лезла.
***
Снаружи прошел дождь, оставив после себя сырость и свежесть. В бочках по-прежнему горел огонь, надежный и успокаивающий. Ночной ветер был прохладным, и Рю, зябко поежившись, обхватил себя за плечи руками. Подошел к торчащей боком арматурине, оперся на нее, как на перила. Коршун подошел ближе, надвинулся на него черной скалой.
В наступившей тишине было слышно, как мирно потрескивает костер, как матерятся вдалеке охранники, и где-то совсем далеко воют не спящие псы.
– Рю, а расскажи о себе? – вдруг попросил Коршун.
– У тебя закурить есть? – спросил тот в ответ. Старался не глядеть в сторону долговца – боялся его присутствия.
– Нет. Я бросил. Зажигалка только есть.
– А у меня сигарет и нет. Но…как-то надо бы закурить, не находишь?
Коршун не ответил, и тишина натянулась струной.
И Рю преодолел страх и обернулся к нему. Долговец не нападал.
– Ну так что? Сколько, например, тебе лет? – спросил Коршун, когда тишина стала совсем уж невыносимой.
– Я взрослый мальчик уже. Двадцать один исполнился.
– А кем ты работал? На Кордоне говорили, ты от строителей отбился?
– Ну, это был временный приработок. А так я мент, – улыбнулся криво, – я думал, ты в курсе.
– Значит, и правда мусор? А какой конкретно? – ухватил его вдруг за ремень некрепко.
– Шестерка товарища полковника, – признался Рю и посмотрел на его руки. Сглотнул, постаравшись скрыть дрожь, и закрыл глаза.
– Секретарь? – чуть потянул его на себя.
– И не только, – засмеялся тихо, безуспешно пытаясь подавить волнение и страх.
Коршун осклабился так, будто все понимал, губы расплылись в широкой ухмылке, обнажив крепкие зубы. Притянул Рю вдруг резко к себе, придавил к груди ладонью, припечатав между лопаток. Зашарил по его груди, пытаясь стиснуть. Рю смолчал. Его взволновал неожиданный порыв, кровь застучала бешено. Сильный, крепкий, как гранит, долговец, лапал его, не позволяя вырваться, проводит от груди вниз, стискивая яйца.
– Эй, – вздрогнул Рю, попытался избавиться от жаркого морока, уперся ему в плечи, – боюсь тебя разочаровать, но я мужик.
Коршун посмотрел ему в глаза внимательно, светлый взгляд был холодным и испытующим.
– Правда, мужик, – мягко сказал Рю, стараясь не разбесить долговца, чтоб шею не свернул, – убери руки от яиц.
Коршун, странное дело, послушался. Убрал руку медленно, передвинул выше и крепко стиснул его чуть повыше поясницы.
– А кроме секретаря ты кто? Мокрых дел мастер?
– Ну да, всякое по мелочи. Мокруха, бляди… – вежливо улыбнулся он, размышляя, как так отделаться, чтоб уйти целым и живым.
– Ммм. А сам как? Никак? Не спишь со своим начальником? – Коршун, кажется, и не собирался его выпускать.
– Я ведь сказал, – фыркнул чуть раздраженно, – что я мужик.
– Ну вдруг у тебя начальник – баба? Откуда мне знать? Ты так загадочно выражаешься.
– Товарищ полковник не может быть бабой.
– А физически? – ухмыльнулся.
– И физически тоже, – выдохнул, потом положил ладонь ему на бок, провел осторожно, ощупывая края раны, – тебе лечиться не надо?
– Мне – нет. А бронежилету не помешало бы. Завтра сдам его в ремонт.
– Тебя не задело? – выдохнул, все еще держа руку на его груди
– Не до крови. Там синяки, должно быть, остались, – Коршун не договорил, потянул его на себя рывком, впился в губы, целуя властно и всерьез, царапая колючей щетиной. И, не позволив опомниться, стиснул его пальцы своими, быстро поволок его к одному из товарных вагонов. Затолкал в один из них, но обернулся, почуяв взгляд в спину.
Раздраженно зашипев, он вышел наружу, наткнулся на Димку, который стоял, крепко стискивая кулаки.
– Куда это ты его?! – выдохнул Димка, пылающий пламенным гневом. Попытался обойти Коршуна, но бесполезно было – долговец встал на пути.
– Тебя не ебет, куда.
– Ебет! – возразил Димка, – а ну выпусти его!
– Не твое дело, – зашипел Коршун, стараясь не привлекать внимания, толкнул его в здоровое плечо, – иди спать.
Димка стоял, не в силах вот так взять, развернуться и уйти. Смотрел на долговца, сверлил его взглядом, а потом попытался съездить по роже.
– А ну стоять, – рявкнул тот, перехватив его руку, – я с тобой драться не буду, самый больной в мире Карлсон. Иди спать.
Димка задышал часто-часто, стиснул зубы. Не уходил, стоял и стоял, словно приклеенный.
– Или ты пидор у нас?
– Сам ты пидор! – фыркнул Димка машинально в ответ на оскорбление.
– Я, может, и да, – ухмыльнулся Коршун и развернул его за плечи на сто восемьдесят градусов, – а ты нет, вот и иди спать.
Димка выругался, плюнул, а потом пошел прочь. Спустился вниз, к нагретому месту – а потом подхватил гитару, вдарил по струнам:
– Наша страна – полна жопа огурцов! – заорал он, не задумываясь о смысле. Песня пришлась по вкусу, нашлись те, кто подхватил, а Димка орал громче всех.
Болело почему-то не в раненом плече, а в районе груди.
***
В товарном вагоне было пусто, как в скорлупе, но сухо. Рю не знал, как ему быть, посмотрел на Коршуна взволнованно и тревожно. Долговец, посчитав, что прелюдий было предостаточно, подхватил, развернул его к себе спиной и запустил одну ладонь в штаны, ловко расстёгивая ремень.
– Коршун… – проговорил Рю тихо, упираясь руками в стену, – что происходит?
Тот ничего не ответил, проходясь прохладными кончиками пальцев к низу его живота. Почуял, как напряглись мышцы под его руками от прикосновения и довольно усмехнулся. Согрев пальцы, добрался до его члена, провёл властно ладонью от основания вниз. Вздрочнул ему несколько раз, не отвечая на глупые вопросы, сунулся под свитер и майку, нащупывая сосок. Молча и сосредоточенно задышал над ухом.
– Ты что вздумал? – пробормотал Рю, закрыв глаза, почувствовав, что по телу бегут мурашки как от холода. Холод и жар накатывал одновременно.
– Трахнуть тебя, – выдохнул Коршун тихо, сам прикрыв глаза. Плотно прижался к нему, потираясь защитной пластиной о задницу.
– Нельзя… – прошептал Рю пересохшими губами, весь разгоряченный и перепуганный.
– Можно, – сжал его член крепче. Уверенными движениями подрочил, вытягивая головку из шкурки.
– Нннн…! Я тебе не девочка, – выдохнул, закрыв глаза. От долговца веяло силой и безопасностью, а член, соскучившийся по ласке, бодро встал и уперся в шершавую ладонь.
– И хорошо, – рыкнул тот, потерся бедрами о его ягодицы, доставая член из расстёгнутой ширинки.
– Но ты меня как девочку хочешь…
– Как я могу хотеть тебя как девочку, если ты мальчик? И как, по-твоему, тогда я должен хотеть тебя как мальчика? Хватит мне зубы заговаривать. Не верю, что ты целка, – Коршун резко сдернул с него штаны, приспустив до пояса, и пропихнул пальцы между ягодиц. Рю тихо взвыл, пальцы, скользкие, настойчиво ищущие вход, мешали думать, но нельзя было давать – сейчас позволишь себе потерять разум, а потом что будет! А здесь все это вдвойне опасно, вдруг дашь – и вновь выгонят, или по кругу пустят, или чего получше придумают? Но, почувствовав настойчивое прикосновение, он невольно выгнулся, подался назад, позволяя себя приласкать. И одновременно сжался, не желая проникновения.
– Что, есть что скрывать? – ухмыльнулся Коршун у него над ухом, вжал грудью в шершавую стену вагона.
– Ты поиграешь и выпустишь…? – Рю развернулся вдруг лицом, посмотрел в глаза, положив ладони на его плечи.
– Нет, – помотал головой медленно. Щелкнув языком хищно, уставившись ему в глаза.
– Нет! – оттолкнул его, испугавшись, – нет, пусти!
– Куда собрался? И не ори, – Коршун крепко держал за ремень, не отпускал от себя. Рю едва не взвыл от отчаяния – нельзя позволять себя трахнуть, иначе все плохо будет. Надо обойтись малой кровью.
– Хочешь кончить? – подобрался весь, часто взмаргивая, узкие глаза заблестели, – хочешь, чтоб я отсосал тебе, да?
– Не особо, – фыркнул Коршун, – может, потом.
– Хочешь… – утвердительно сказал Рю, посмотрев ему в глаза, – хочешь, да.
Положил ладонь на небритую щеку, провел по ней, прикрыв глаза, стараясь успокоить и его, и себя. Отделаться минетом – еще куда ни шло. В голове стучала одна из любимых фраз товарища полковника, что отсос – это еще не повод для знакомства.
Коршун поймал его руку и прижал к доске.
– Хочешь… – повторил Рю медленно, глядя в глаза. Облизал губы, и, как в дурной порнухе – причмокнул. Коршун замер, уставившись заворожено, и Рю облизнулся еще раз, поцеловал его вдруг коротко в губы, прошептав:
– Хоть попробовать… – вновь прижался губами к его губам и задышал хрипло, закрыл глаза. И долговец дрогнул, разомлел, поцеловал в ответ. Настойчиво и грубовато, царапаясь щетиной. Пахло пахнет пылью и кровью.
Рю наконец решился, скользнул вниз, оказавшись под ним. С сомнением лизнул его чуть выше паха, щекотно и осторожно, повел вниз дорожку, касаясь черных волос. Зажмурившись, высунул кончик языка, никак не решаясь коснуться чужого члена языком, а потом выдохнул, посмотрел на Коршуна – тот ничего не сказал. Лишь уставился на него неопределённо, дыша сквозь зубы с лёгким свистом.
Деваться было некуда, бежать – тоже. Рю закрыл глаза, застонал тихо и уверенно обхватил головку губами, внутренне содрогаясь. И возбуждение не помогало – ощущение чужого члена во рту было ужасным. А потом из ужасного стало просто неприятным. Лаская твердый, упругий, солоноватый член, Рю никак не мог сосредоточиться, понять, как заставить долговца кончить поскорее.
Коршун вдруг оскалился, схватил его за шкирку и резко дёрнул вверх. Рывком перевернул под себя и навалился сверху:
– Я же сказал, что не хочу. Чего непонятного?! – прорычал яростно, с силой вдвинув колено меж его ног.
– Нет… ну пожалуйста! – выдохнул Рю, задыхаясь под ним. Идея потерпела неудачу, и теперь оставалось только терпеть – сил, чтоб сбросить с себя тяжелого долговца, не было никаких. Он вяло дернулся, но тут же получил по шее.
– Твою мать, ты вообще меня слушаешь?! – Коршун вновь ударил его, потеряв терпение. Не настолько сильно ударил, насколько мог бы, но настолько, насколько хотел.
И тут же, наплевав на заебавшее откровенно сопротивление, сделал все, что хотел. Взял наглого, потерявший всякий стыд салагу, натянул – и отодрал, как следует. Рю извивался, выл в ладонь, наглухо заткнувшую рот. От приятного возбуждения не осталось и следа, но кончил долговец и, правда, быстро. Видно, давно хотел это сделать.
А кончив, притянул к себе и поцеловал, пробормотав на ухо, что все равно доволен им. Рю, взволнованный, потрясенный до глубины души, не возражал ничего – даже когда Коршун привел его в порядок и поволок спать. Он поволокся за ним, но сон не шел.
А когда Коршун крепко уснул, сытый и удовлетворенный, Рю быстро собрал вещи, стащил старый Димкин автомат, захватил немного еды и отправился в самостоятельное путешествие.
***
После проклятого Коршуна все тело ныло и болело, а запах крови и спермы преследовал неотступно. Больше всего хотелось сейчас лечь и больше не двигаться, отдохнуть в покое и осознать дальше свою жизнь – но какой тут покой, если даже уютное, безопасное депо обернулось такой подставой?
Жизнь была наполнена болью.
Далеко Рю не ушел. Полз осторожно, обходя каждый подозрительный камень, и все равно наткнулся на засаду бандитов. Может быть, те и не заметили бы, но Рю сам себя выдал: – испугался и метнулся в сторону: аккурат в другую засаду! Мутанты, которых он никогда еще не видел, уставились на него непонимающе, забормотали потревожено. А потом сообразив, что еда сама пришла, всей гурьбой метнулись за ним. Рю заорал, потеряв всякую безопасность, рванул назад и вывел мутантов на бандитов.