- Не выходит, - развел руками Бильбо. Какой-то гном прошел мимо него, оттер плечом и покатил вагонетку к выходу. Бильбо отошел к самой стене, чтоб никому не мешать, печально оглядывая все вокруг.
- Грузи тогда уголь в вагонетки, - махнул рукой начальник, - только смотри, не попади под удар.
Деваться было некуда, пришлось грузить, натянув высокие, до локтя, рукавицы. Бильбо вместе с несколькими другими гномами подхватывал лопатой куски угля, наполняя вагонетки доверху, старался не тормозить и не отставать. Угольная пыль стояла в воздухе, дышать ею было сложно, и Бильбо старался делать это через раз, отчего кружилась голова – кислорода в штреке было маловато. Неуклюжие, тяжелые сапоги натирали ноги повыше лодыжки, и чем дальше, тем сильнее натирали, от работы лопатой болела поясница, Бильбо толкали со всех сторон, не нарочно – просто привыкли так работать, четко, без лишних эмоций и расшаркиваний за случайный пинок. Через час Бильбо всей душой, всем своим существом осознал, что он не может так больше. Осторожно смывшись, он прокрался назад по штреку, и, устроившись за одной из балок, укреплявших свод, он вытянул усталые ноги, отвернулся лицом к стене и крепко уснул.
Проснулся он в полной тишине. Не было слышно ни слаженного звона металла, ни гудения горы, ни ворчания гномов – ничего. Только безумная толща камня над головой, которая в любой момент могла осесть и превратить хоббита в кровавый блин. Бильбо прижал ладони к ушам и тихо застонал.
Поднявшись на ноги, он поплелся к выходу из забоя, озираясь и громко шаркая сапогами. Испугался – а вдруг что-то случилось, вдруг обвал или прорыв воды, и всех подняли на подъемнике, а его не нашли и забыли? Сердце зашлось от страха, но через полсотни шагов Бильбо услышал гномьи голоса – спокойные да размеренные, и страх отступил. Бильбо никогда еще не думал, что обрадуется гномам, поспешил к ним, забыв про стертые ноги.
Отработав смену, гномы ужинали – еду им спустили сверху, уже остывшую в пути, но все еще аппетитно пахнущую. Бильбо, учуяв запах вареной картошки, мгновенно подобрался ближе, потыкался туда-сюда, пока его не заметил начальник смены.
- Ага! – обрадовался тот, засиял весь, - вон ты где!
- Да, - сглотнул Бильбо, ожидая расправы, но гном ничего не сделал, только хлопнул по плечу и усадил на свободную лавку. Впихнул ему в руки миску с горячей, рассыпчатой картошкой и куриной ногой.
- А я уж забеспокоился здорово, - сказал начальник смены, - хотел розыск объявить.
- Я уснул, - Бильбо не стал врать и изворачиваться, раз уж его не стали лупить плетью и заковывать в цепи, - простите. Еды я, похоже, не заслужил.
- Не заслужил, - согласился тот, потер бороду задумчиво, - останешься на вторую смену.
- А сколько часов смена? – поинтересовался Бильбо, осторожно вгрызаясь в куриную ногу, еще теплую, соленую и сочную.
- Двенадцать. Отработаешь вторую смену, потом сразу нашу, первую, чтоб нагнать - и на отдых.
- Двенадцать да плюс двенадцать, а потом отдых…? – переспросил Бильбо. Зубы завязли в курице, и хоббит едва не свалился с лавки.
***
Конечно, Бильбо не мог отработать ни сутки, ни день, ни полдня – спал в укромном уголке после каждых трех часов работы, но начальник смены не будил зазря, не требовал встать и работать обратно. Только старательно записывал рапорт, почему да как смена страдает из-за одного невысоклика.
Государь Торин ничего не ответил на первый рапорт, не ответил ни на второй, ни на третий, но через несколько дней явился в спуск самолично.
По штреку, как по фитилю, полетел огонек слуха, ну, не каждый же день узбад приходит проследить за добычей, и все принялись работать усерднее и старательнее, чтоб Торин мог гордиться двадцать шестым спуском.
А начальник смены, вытянув хоббита за рукав, кивнул в направлении выхода из штрека:
- Иди. С тобой поговорить желают.
Бильбо, с дурным, черным предчувствием на сердце пошел на выход, один пошел, поскольку начальнику не следовало оставлять смену. Хоть и любопытно было, а пришлось остаться на месте.
Торин, аккуратно причесанный, в лазурно-синем кафтане, ждал, сложив руки за спиной. С интересом оглядел хоббита с головы до ног. Бильбо, серо-буро-черный от пыли, глянул на него в ответ, подтянул болтающийся шнурок, шмыгнул носом и вытер лицо рукавом.
Изначально Торин не планировал забирать хоббита из забоя. Судя по рапортам, Бильбо тут не работал, а прохлаждался. Кроме того, Торин просто проверить пришел, успокоить себя и совесть. И в глубине души он ожидал, что хоббит кинется ему навстречу, обнимет, умоляя забрать его и, возможно, даже поцелует авансом. А Торин еще очень подумает, прежде чем соглашаться. Но хоббит стоял молча, дергал себя за шнурок. Нос и щеки его поблескивал от жирной, как сажа, пыли, уголки губ едва заметно подрагивали.
========== Часть 5 ==========
- Здравствуй, - сказал Торин, так и не подав ему руки.
- Вечер добрый, - пожал плечами Бильбо.
- Утро.
- Значит, доброе утро. - Бильбо оставил шнурок в покое и замолчал, глядя куда-то сквозь Торина.
- Как тебе работа?
- Не могу сказать, что по плечу. Но могло быть и хуже, спасибо.
- Слышал я, ты план не выполняешь, - усмехнулся Торин. - Работник из тебя никакой.
- Что в таких случаях положено делать? - вздернул брови Бильбо. - Молиться Махалу? Дрожать от ужаса перед карой, умолять тебя снизить план и целовать сапоги?
Торин разозлился вдруг. Стало неприятно, потому что Бильбо вновь не вел себя так, как он хотел. Почему он был таким агрессивным и несговорчивым, почему не просился наверх на любых условиях? Видимо, недостаточно подумал о своем поведении.
- Ты пришел забрать меня? - спросил Бильбо, требовательно и внимательно следя за Торином. Шагнул к нему, но тот охотно и мстительно усмехнулся:
- Нет.
- Зачем же?
От необходимости отвечать Торина избавил старый Ухрид, который приволок вагонетку и принялся ссыпать добычу в угольный подъемник. Торин ждал, нетерпеливо притоптывая ногой, но Ухрид не успокоился и не ушел, пока не высыпал и не разровнял все гладким слоем.
- Никогда не думал, что бывают такие глубокие норы, - задумчиво сказал Бильбо, оглядывая прочный свод и уходящую в глубину штольню.
- Какие еще норы? Это шахта.
- Знаю, что шахта. А у себя дома я жил в маленькой норке, - вздохнул Бильбо, - под холмом.
- Теперь ты будешь жить здесь, - Торин не знал, на кого злиться, на хоббита или на себя, но разговор не клеился, шел не туда. К тому же вновь явился очередной гном с вагонеткой, и пока он не ушел, Торин молчал.
- Понял уж, не дурак, - вздохнул Бильбо, походил туда-сюда, а потом извернулся и глянул на Торина. - Я вот, пока жил в своей норке, никогда не мечтал о рабах.
- Почему?
- Потому что я не такое куйло, как ты, - хмыкнул Бильбо, не обратив внимания, что еще одна вагонетка прибыла, груженая лишь до половины.
Торин покосился на гнома, заботливо высыпающего и равняющего уголь.
- Тебя когда-нибудь выставляли на продажу? - спросил хоббит, размазывая пыль по лицу. - Лучше б ты подумал о том, как это приятно – быть чьим-то…
Торин не дослушал. Обошел его и устремился в штрек, к забою, разыскивая начальника смены. У Торина было что сказать - и по поводу прохлаждающегося хоббита, и по поводу полупустых вагонеток.
***
Оставшись внизу, Бильбо проклял себя и собственную несговорчивость. Почти не слушая начальника смены, распекавшего бригаду, он молча подхватывал россыпь угольной крошки, скидывал ее в вагонетку, и от каждого этого движения в воздух поднималась пыль и царапала горло.
- …и потом, что за неумное любопытство! - рявкнул начальник на бригаду, поперхнулся пылью и закашлялся, обернулся к хоббиту:
- Бэггинс, немедля прекрати пылить!
Хоббит будто не слышал, ссыпая уголь с высоты, отреагировал только, когда его за плечо тряхнули. Посмотрел на начальника смены и вздохнул, стискивая древко лопаты в руках. Гномы с интересом поглядывали на него, и, несмотря на четкий запрет, переговаривались негромко.
- Сколько раз тебе говорить, Бэггинс? Не швыряй, как попало, надо аккуратно, с душой.
И принялся сам укладывать уголь. Бильбо стоял, смотрел на него тупо и почти не видел.
Он не мог с душой укладывать уголь. И не мог поверить в то, что Торин его не забрал. Оставил его здесь, в шахте, на целую лигу вниз от света и солнечного ветра. Бильбо отчаянно надеялся, что тот передумает, откажется от своих похотливых мыслей, но напрасно - Торин, как и раньше, видел в нем только игрушку, причем бесполезную, если ее нельзя было сломать. Торин не желал считаться, и вообще ничего не желал, кроме того, как засунуть член поглубже в его зад. А теперь он ушел, оставив его под землей, и больше не вернется, вычеркнет из своей жизни. Упрямцы редко ценят упорство в ком-либо, кроме себя.
Бильбо отчаялся и понял, что застрял здесь надолго.
***
Торин глядел, как отдаляется приемная площадка для подъемника, как растет бездна под ним и как приближается верхний Эребор, светлый и просторный. Стальные, крепко сплетенные тросы поскрипывали привычно, как будто пели песню, бездна отзывалась гулким эхом. Торин хмуро смотрел в сторону, скрестив руки на груди, и охрана не беспокоила, не говорила лишнего. А он злился, не вполне понимая, кто виноват в том, что все пошло не так.
Его уже ждали - по четвергам Торин всегда устраивал прием населения в тронном зале, и сегодня никто не желал исключений. Король часто являлся последней инстанцией в спорах, мог повлиять на ход судебного разбирательства, что, конечно, отнимало прорву времени, зато Торин был в курсе большинства серьезных событий - следовало лишь отделять зерна от плевел.
Однако, понял Торин, сегодняшний день не задался с самого пробуждения и до конца обещал быть гадким. Открытые слушания по делам проводились при свидетелях, суть обычно излагал судья, и присутствовали желающие поглазеть, свободные от работы в эти часы.
Первое же дело выдернуло Торина из печальных раздумий. Перед троном стояли два крепких молодчика из патруля, у одного была разбита губа, а у другого - бровь. Они поглядывали друг на друга искоса и хмуро, тот, что помладше - гордо приосанился, сунув пальцы за пояс.
- Арти и Хровар, дело о мужеложстве, - объявил судья.
- Опять, да? - укоризненно спросил Торин, оглядывая всех присутствующих. Арти спрятал глаза, Хровар приосанился еще горделивее, судья покраснел, и это было заметно сквозь светлую бороду.
- Я продолжу? - пробурчал судья, шурша протоколом, - третьего дня означенные патрульные заступили к исполнению обязанностей, выйдя в ночной обход границ Одинокой горы по маршруту от смотровых вышек. Аккурат в полуночный час, проходя западных отрогов горы, Арти обманным путем склонил Хровара.
- Куда склонил? - не понял Торин.
- В кусты, - пояснил Хровар, - и обещал пригоршню камушков отсыпать. И вот таким преступным образом снасильничал надо мной. Прошу самого сурового наказания.
Торин вздохнул. Тут стоило прочитать лекцию о моральном облике, тем более, что слушатели следили с интересом, но прежде, чем осуждать, стоило утереть пух с собственного… лица. Торин постучал пальцем по подлокотнику и кивнул на второго участника трагедии:
- Так дело было?
- Никак нет, государь! - воскликнул тот, пунцовый от смущения, - я его не склонял, не насильничал и пальцем не трогал!
- Ври больше! - перебил второй, - ты меня на землю повалил…
- Тихо! - рявкнул Торин, перебив его на самом интересном месте, уставился на Арти, - склонял или нет? Говори честно, иначе хуже будет.
- Я ему просто сказал, - расстроено выдохнул тот, - что ежели есть желание, то было бы неплохо… про камушки тоже говорил, было дело, но как бы я доспехи с него сорвал ночью в кустах-то?! Врет он.
- Значит, так, - притомился Торин от этой гнусной истории и откинулся на спинку трона, - обоих разжаловать из дозорных и лишить месячного жалования за халатное выполнение обязанностей. Повторное прошение о назначении в дозорные подавать не раньше, чем через полгода, рассматривать буду лично. Далее?
- Далее, государь, Нали из цеха краснодеревщиков. Ему видение было о ростках пшеницы, желаете выслушать? Он очень просит.
- Видение, - вздохнул Торин и потер ладонью лицо.
***
На такой глубине никто не водился и не жил, одни только гномы прокопались. Бильбо чувствовал себя тоскливым земляным червяком, который никогда не видел света. Он постоянно торчал под землей, был грязный, как червяк, устал и замучался окончательно. Смены менялись - Бильбо насчитал шесть после прихода Торина, потом сбился, а его никто не поднимал из забоя, никто не приходил и ничего не говорил. Гномы после того случая не шли на контакт, предпочитая держаться в стороне и разговаривать на своем языке, поглядывая на хоббита с хитрым интересом. Бильбо не раз улавливал словцо “узбад”, значит, обсуждали его и Торина. Но прямо никто ничего не говорил, только ухмылялись в бороды.
Надежда, мерцающая, как огонек в неисправном светильнике, грозила вот-вот потухнуть. В такие минуты Бильбо чувствовал подступающий к горлу подземный мрак все четче и яснее.
Через пару дней его первая смена вернулась вниз в непривычном виде. Гномы выглядели неожиданно посвежевшими и помолодевшими, и Бильбо, гадая, чего это с ними, понял вдруг, что они просто-напросто вымылись.
- Я тоже хочу вымыться! - пристал он в тот же день к начальнику смены. Тот привычно закатил глаза, мол, за что же мне такое, и сказал:
- Не положено тебя из шахты поднимать, а ванну с водой я сюда не поволоку.
- Я скоро совсем стану как кусок угля, - сощурился Бильбо, - меня можно будет ссыпать в вагонетку и не заметить.
Тот стоял, покачивая головой, но Бильбо не унимался, атакуя его вескими доводами, и наконец, тот сдался.
- Хорошо, хорошо, - вздохнул он, - свожу тебя сегодня в купальню со сменой из двадцать пятого, только ты, пожалуйста, будь умницей и не делай глупостей.
- Не буду! - воскликнул Бильбо, и, стиснув древко лопаты, заулыбался, сверкнув зубами, ярко-белыми на фоне кожи.
***
Когда подъемник в конце дня пополз наверх, унося смену от угрюмой угольной норы, Бильбо чувствовал себя пузырьком воздуха, поднимающимся на поверхность из глубины, едва не лопался от удовольствия. Даже сознавая в душе, что передышка - ненадолго, он не мог не радоваться ей. Сверток со своей прежней одеждой он держал в руках, стараясь не перепачкать - хотелось хоть немного походить в чистом и уютном.
Наверху все попрощались и разошлись, и Бильбо остался один с начальником смены.
- Помни, что я это делаю под свою ответственность, - сказал он, напустив строгости, но Бильбо улыбнулся в ответ:
- Помню, помню.
В груди пело и звенело от того, что избавился от низкого потолка над головой, что вновь можно вздохнуть без пыли.
Начальник смены проводил его в общие купальни, где желающих помыться было немало. Бильбо вначале запутался, куда и как идти, замер у входа, пытаясь вслушаться в объяснения начальника:
- …вон там берешь кусок мыла, а там - шайку. Вымоешься, вытрешься и возвращайся, я буду тебя ждать. Сегодня у нас переночуешь, а завтра вместе в шахту.
- Хорошо, - согласился Бильбо, едва не подпрыгивая от нетерпения.
И, оставив начальнику сверток с чистой одеждой, потопал вместе с очередным потоком гномов, стараясь вести себя так же и не выделяться. Разулся там, где все остальные, с трудом оторвав присохшие кровавые мозоли, разделся, подивившись тому, что и под одеждой тело стало чумазым и темным от пыли. Подхватив мыло на веревочке и шайку, Бильбо устремился вслед в дверной проем, из которого выплывали белые облака.