— Хорошо, но это последний. Ты уже отключаешься.
Выпив водку, как только стакан поставили, горло Лексы прожглось, и приятный гул в её голове зазвучал вновь. Она немного разворачивается на стуле и осматривает остальную часть большой комнаты, поднимается на ноги и движется к большой оформленной фотографии на стене.
Её собственное лицо улыбается ей в ответ, её волосы необузданно развиваются, пока она смотрит в камеру позади коттеджа Гриффинов, а Кларк обнимает её рядом. Нос Кларк прижат к щеке Лексы, голубые глаза закрыты, словно девушка пытается запомнить момент, вдыхая аромат брюнетки. Руки загорелые, видимая испарина прослеживается на лбу Лексы из-за летнего палящего солнца. Это прекрасно. Лекса знает, что она никогда не видела такую радость в единой вспышке в захваченную секунду; она никогда прежде не видела такой радости в себе. Именно на это и похожа жизнь, как ей думается. Это — то, на что похожа любовь.
Лекса стоит спиной к Эбби, она закрыла глаза и испустила прерывистый вздох. Горло сжато и оно покалывает, глаза горят, будто единственное, что может их потушить — это водяной поток, с которым Лекса так часто борется. Здесь она столкнулась с прекрасным проблеском прошлого, в котором она провела слишком много времени, и Лекса позволяет себе его. Она позволяет слезам проступить, позволяет им скатиться.
— Всё так размыто, — шепчет она, не зная, что Эбби уже ушла с кухни.
Женщина мягко вздохнула, когда её рука дотронулась плеча Лексы и потянула девушку к дивану.
— Это алкоголь.
— Нет. Нет, это я, — сказала Лекса, садясь на край дивана. — Всё это. Мы, — она машет руками по воздуху, чуть не сбивая стеклянную вазу на столе.
— Мы? — морщась спросила Эбби и снова садится на своё место.
Лекса трёт глаза, её макияж размазывается.
— Я и Кларк, — голос дрогнул, начинает разрушаться, Лекса беспомощна и не может остановить этого. Она разрушается годами.
— Лекса, ты не ви…
— Всё размыто, — повторила Лекса, качая головой. Ей наплевать на сломанный голос или о мокрых щеках, о дрожащей нижней губе. Ей нужно сказать это кому-то, чтобы кто-то услышал её и понял. Возможно, она просто должна сказать это вслух о тех частях, которые так крепко вросли внутри её. — Всё было размыто годами, словно только я видела искажённую версию этого мира, все края нечётки, и ничего не могло изменить это. Так всё время, каждый день, но в конечном итоге я возвращаюсь сюда. Возвращаюсь сюда, Эбби, и я вижу её, и, Боже, это словно весь мир… словно всё становится чётким. Всё такое ясное. Всё красиво, даже когда это не так, даже если это болезненно, и я не чувствую, что я нахожусь в двух секундах от падения с земли.
Примерить свои чувства или, хотя бы, какую-то их часть на слова и высказать их вслух — словно подъём огромной ноши с плеч, Лекса не может не чувствовать себя освобождённой. Печаль осталась, но боль — уже позади. Объяснить кому-то и знать, что её не просто выслушают, но и поймут — это именно то, что нужно Лексе.
Когда Лекса посмотрела на Эбби, на глазах женщины были слёзы.
— Это первый раз за долгое время, когда ты говоришь о ней, — сказала Эбби. — Это первый раз, когда ты говоришь о ней вот так, по крайней мере.
Грустная улыбка коснулась губ Лексы:
— Должно быть, это алкоголь.
Эбби награждает её понимающим взглядом, из-за чего внутренности Лексы буквально тормошатся.
— Думаю, ты должна сказать ей.
— Я не могу сделать этого.
— Мы ходили на цыпочках вокруг вас с Кларк в течение многих лет, Лекса, — сказала Эбби, — и сейчас ты здесь, и ты говоришь о ней также, как и раньше. Ты говоришь о ней то, что хочешь говорить, и это что-то, да значит.
— Это значит, что я проебалась.
Эбби испускает громкий смешок, вытирает слезу с края глаза и поглаживает ногу Лексы.
— Это значит, что это время, дорогая.
— Время?
— Так мало ясности есть в этом мире, Лекса, — сказала Эбби, — но Кларк — она твоя ясность, а ты — её. Ты не должна позволить этому пройти мимо тебя.
Вздохнув, Лекса запустила пальцы в свои волосы и поморщилась, когда пальцы запутались в косах.
— Я уже позволила.
Эбби сжимает губы, продолжая смотреть на Лексу, слишком хорошо зная это выражение. Брюнетка простонала:
— Всё сложно, — сказала она, прижимая ладони к лицу. — Я не могу, просто… мы не можем. Это сложно.
— Тогда упрости это, — призывает Эбби. — Жизнь слишком коротка, чтобы позволить «сложному» препятствовать тебе. Жизнь слишком коротка, чтобы дать чему-то стоять на твоём пути.
— Не думаю, что тысячи миль и годы разлуки, и то, что обе из нас сейчас с другими людьми — это «что-то», мам, — утверждает Лекса.
Улыбка медленно пробралась к лицу Эбби.
— Давно ты меня так не называла, — сказала она, и Лекса, прикусывая нижнюю губу, кивает.
— Я много чего давно не делала, — губа Лексы дрожит под зубами, голос опускается до шёпота, словно она боится продолжать разговор вслух, и она боится. Она боится. Боится сказать то, что заставляет в её груди пузыриться, боится спросить, насколько уже поздно, чтобы быть поздно, боится думать об этом. Она боится то, как что она чувствует, зная, что эти чувства принесут ей только боль, принесут боль всем. Она не переставала бояться с того момента, когда пришла в ту галерею и увидела ту картину. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал.
— Люди уже страдают, дорогая, — прошептала Эбби, перелазя через диван, чтобы обнять Лексу в плечах. — Ты страдаешь. Кларк страдает, — она прислоняется головой к щеке Лексы, когда брюнетка наклоняется к ней. — Людям больно, Лекса, и тогда мы вылечиваемся, и снова получаем боль. Вот, как это бывает. Ты не можешь игнорировать своё сердце бесконечно, потому что ты боишься причинить боль другим людям. Но в первую очередь, ты причиняешь боль себе.
— За счёт Костии? — спросила Лекса, горько смеясь, ведь она говорит уже почти сердито сквозь слёзы. — За счёт Финна? — Твёрдый вздох вырывается из её груди, и Лекса качает головой. — Я не могу. Мы не можем сделать этого.
Эбби молчала какое-то время, после чего снова обняла Лексу и сказала:
— Хорошо, — она встала с дивана и подала руку Лексе. — Думаю, время уложить тебя в постель. Пойдём.
Лекса, встав, лишь немного покачивается, проходя по коридору за Эбби, её рука по-прежнему покоится на руке женщины. Эбби доводит Лексу до старой комнаты Кларк, и брюнетка должна подавить новый поток слёз. Эту борьбу она едва может вынести, когда Эбби достаёт старую футболку, которую уже вполне можно использовать как ночнушку, и передаёт её Лексе.
— Продолжай и изменяй, тогда тебе будет более комфортно, — сказала она. — Я пойду, налью тебе немного воды и найду что-нибудь от головной боли, которая у тебя точно появится завтра. Вернусь через минуту.
Когда Эбби ушла из комнаты, Лекса притянула к лицу старую футболку и вдохнула слабый, но до сих пор оставшийся домашний запах Кларк. И это была последняя капля в борьбе. Слёзы наворачиваются от этой футболки. Лекса осматривает комнату в свете утреннего неба, который проходит через окно Кларк. Брюнетка старается не задерживать надолго взгляд на остатки того, кем они были раньше, того, что они когда-то были вместе. Комната была усыпана этим: полосы снимков из автомата, которые сейчас прицеплены к пробковой доске, снимки, которые были в их лофте и в родном доме Кларк; дыра в двери шкафа, проделанная от жуткой, но незабываемой игры Twister из-за слишком большого количества гоголь-могля [прим. переводчика: гоголь-моголь — рождественский напиток из взбитых яиц и алкоголя.] и чрезмерной поддержки от Ани и Рэйвен; их инициалы, вырезанные на деревянной спинке кровати и сердечко между ними. Она старается не задерживать взгляд на этих остатках, но задерживает. Конечно, она задерживает.
Вытирая свежие слёзы и проклиная пьяную себя за слабость, Лекса быстро снимает свою одежду и надевает футболку Кларк. Она висит свободно на ней, как раз до бёдер. После того, как девушка переоделась, она заползает на кровать Кларк и под одеяло, вдыхает тот же родной запах на родной подушке, с которой их разделили годы. Лекса надеется, что сон, наконец, легко придёт к ней.
— А вот и я, — сказала Эбби, вернувшись мгновение спустя. Она поставила стакан с водой на прикроватный столик и две маленькие таблетки. Женщина села на край кровати. — Тебе нужно что-нибудь ещё?
Лекса качает головой на подушке, поджимая одеяло к подбородку.
— Хорошо, — сказала Эбби, убирая волосы с лица Лексы. — Тебе нужно немного поспать.
— Ты всегда знала о нас, да? — прошептала Лекса, поймав нежный взгляд Эбби в утреннем свете.
— Знала о чём?
— О нас, — сказала Лекса. — Обо мне и Кларк.
Эбби заделала выпавший локон за ухо Лексы:
— Ты о чём?
— Что мы, ну, знаешь, — Лекса пожимает плечами и вытирает хлюпающий нос. — Мы.
— Да, — сказала Эбби секунду спустя, мягко посмеявшись. — Да, Лекса, я знала что ты была тобой, а Кларк была Кларк, и вместе вы были…
— Нами.
Эбби нежно кивнула, после чего поцеловала Лексу в щёку и встала с постели.
— Попробуй немного поспать.
Не говоря ни слова больше, она проскользнула в коридор и закрыла за собой дверь. Лекса может лишь смотреть на деревянные стены и интересоваться, когда пройдёт боль в её груди. Частичка боли никогда не покинет её.
========== Глава 3: Что-то, чего не может быть, будет всегда. Часть 3. ==========
— Мам?
Кларк зашла в дом, открыв входную дверь запасным ключом, и бросила взгляд на большую комнату. Она отодвинулась в сторону, пропуская Рэйвен, и они начали быстро снимать верхнюю одежду, оставив пальто, шарфы и шапки в шкафчике у двери.
— Мам? — снова позвала Кларк, когда Рэйвен сразу направилась на кухню. Она достала газировку из холодильника и запрыгнула на стул.
— Странно, — сказала она, открывая свою газировку и делая большой глоток. — Думаешь, она до сих пор спит?
— Сейчас половина одиннадцатого, — сказала ей Кларк, проверяя время на телефоне. — Она всегда встаёт в восемь.
— Ну, может её вызвали, — сказала Рэйвен, пожимая плечами. — Мы не должны были приходить на обед до полудня, так что она нас и не ждала. Твоя мама не виновата, что ты разбудила нас ни свет ни заря, но она должна прийти, потому что у меня ничего не было в желудке ещё со вчерашнего дня.
Кивнув, Кларк прошла в коридор.
— Проверю её комнату, но да, она, наверное, уехала.
— Эй, а чьи вещи тут? — окликнула Рэйвен Кларк до того, как она успела пройти в коридор, и блондинка обернулась, чтобы посмотреть, как Рэйвен указывает на что-то на полу.
Рэйвен слезла со стула с противоположной стороны стола кухни и подняла тёмно-зелёное пальто.
— Тут груда одежды.
— Какого чёрта? — пробормотала Кларк, осматривая одежду. Ей достаточно лишь одного взгляда, чтобы понять, что одежда не её матери. Что-то знакомое кажется в этом пальто, но Кларк не может понять, что именно.
— Фу, пахнет как из бара, — сказала Рэйвен, и Кларк кивнула, её губы скрутились в трубочку.
Задыхаясь, Рэйвен кидает вниз пальто и присвистывает:
— А не думаешь, что у Эбби есть, ну, ты знаешь, подруга-женщина, а?
Кларк сморщила нос.
— Остановись.
— Я просто сказала, — Рэйвен вскидывает руки вверх в знак отступления. — Взъерошенные, брошенные женские вещи. Разит баром, — она берёт пустой стакан со стола рядом с тарелкой и подносит его к своему носу. Её глаза расширились, когда она вздыхает. — Водка, — она проносит стакан у носа Кларк. — Все признаки на подругу женского пола, Кларк.
— Не может быть, — сказала Кларк, качая головой. — К тому же, тут всего один стакан.
— О, так ты думаешь, что она пила, а потом стала дикой от этого? — спросила Рэйвен, её голос был напряжённым, она сдерживала смех.
Кларк заметно вздрогнула от этой мысли и оттолкнула Рэйвен.
— Ненавижу тебя, — она прошла обратно в зал. — Пойду, проверю её комнату.
Спальня Эбби находится справа от зала, в конце. Кларк быстро проходит туда, но дверь открыта, кровать заправлена, а Эбби нигде нет. Кларк ищет глазами что-нибудь необычное, но ничего не находит. Она собирается уже вернуться на кухню, когда слышит тихий стон с другой стороны зала.
Пройдя в противоположную сторону, Кларк подходит к двери, которая ведёт к её собственно детской комнате. Кларк обвивает ладонь вокруг дверной ручки и посылает к небесам безмолвную молитву, надеясь, что не найдёт собственную мать в обнимку с пьяной женщиной. Есть некоторые моменты, оправиться от которых просто невозможно.
Медленно открывая дверь, Кларк заглядывает внутрь и мгновенно застывает. Сердце взмывает к горлу с такой силой и скоростью, что Кларк почти задыхается. У неё есть немного времени, чтобы взять себя в руки, выйти из комнаты и закрыть за собой дверь.
— Какого чёрта? — бормочет она, задыхаясь. — Какого чёрта? Какого чёрта?
Чтобы убедиться, что она действительно всё это видит, и это вовсе не проделки алкоголя, она протирает глаза и несколько раз протирает щёки. Она качает головой достаточно сильно, чтобы голова начала кружиться, Кларк снова решается заглянуть в комнату.
Челюсть буквально падает, когда она видит ту же самую картину, и вдруг она снова чувствует, что не может дышать. У неё есть совсем чуть-чуть времени, чтобы переварить это, когда слышит, как дверь внизу открывается, этот звук сопровождается шелестом пакетов и громким приветствием Рэйвен. Кларк быстро закрывает дверь и бросается вниз, в большую комнату.
Эбби повернулась к Кларк, когда та вошла в комнату с широко раскрытыми глазами и с серым лицом.
— Кларк, — сказала Эбби, облизывая губы и осторожно ставя пакеты на пол. — Ты рано.
— Какого чёрта, мам? — шипит Кларк. Сердце бешено работало. — Что происходит?
— Чувак, она просто уходила за продуктами, — смеялась Рэйвен. — Успокойся. Я была определённо не права насчёт, ну, ты знаешь, кое-каких моментов.
Кларк смотрела на Эбби через всю комнату, и её глаза встретились с глазами матери снова.
— Кларк, послушай. Я всё объясню.
— Ага, — сказала Кларк. — Тебе нужно объяснить мне, почему Лекса спит в моей постели.
Задыхающийся звук раздался сразу после высказанных слов, и Кларк повернулась к Рэйвен, которая подавилась и что-то бормочет, выплёскивая соду через нос. Она кашляет до тех пор, пока горло не прочищается, и протирает нос от жидкости, которая уже начала капать. Глаза Рэйвен налиты кровью, и она пищит:
— Лекса где?
— Она пришла посреди ночи вчера, — объясняет Эбби. — Она была пьяна.
— И она, будучи пьяной, решила, что дом моей мамы — лучшее место, где ей нужно быть? — спросила Кларк, поднимая одну бровь и скрещивая руки на груди.
— Ну, она была расстроена.
— Окей, но это до сих пор ничего не проясняет, — сказала ей сбитая с толку Кларк. — Она просто пришла? Она не говорила с тобой годами, так по…
— Это не совсем правда, — прервала Эбби, скрестив пальцы рук и вытягивая суставы.
— Мы не разговаривали не годами, — она тяжело вдохнула. — Мы говорили в последний раз даже меньше недели назад.
Брови Кларк подпрыгнули к самому основанию волос, её горло пересохло.
— Что?
— Это нереально, — прошептала Рэйвен, прокрадываясь вокруг стола кухни.
— Я не знала, как сказать тебе, — сказала Эбби, фокусируясь на Кларк. — Я не…
— Это просто, мам, — перебила её Кларк. — Это кажется чем-то таким: Кларк, я разговаривала с Лексой за твоей спиной.
— Дорогая, пожалуйста.
— Как давно? — выпалила Кларк. — Как давно это продолжается?
— Я думала, что будет лучше, если ты не будешь знать, — сказала Эбби. — По крайней мере, не какое-то время, но я всё откладывала. Так много времени понадобилось, чтобы ты снова начала жить, Кларк. Я не хотела расстраивать тебя.
— Выкладывай, мам! Как давно?
Эбби молчала долгое время, прежде чем сказать:
— Мы не прекращали.
Глаза Кларк чуть ли не вылазят из орбит из-за информации, и Рэйвен, причмокнув, направилась к двери.
— Хорошо, — сказала Рэйвен, аккуратно хлопнув в ладоши. — Я поеду, куплю пиццу для нас и выберу самый длинный маршрут, чтобы дать вам, ребят, время, ну, знаете, убить друг друга или ещё что-нибудь, — она надела своё пальто и шапку и затолкала ключи Кларк в карман пальто. — Вернусь лет через десять.