- Потом, - сам себе прошептал он, убирая нож и пистолеты обратно, и взял в руки бутылку дорогого красного вина.
Словно завороженный, он наблюдал, как алая жидкость разливалась по прозрачным стенкам бокала, чувствуя себя злой ведьмой, вздумавшей отравить прекрасную Белоснежку. Джон мельком оглядел Мэри с ног до головы. Не такую прекрасную, как Шерлок, а если вспомнить тот внушительный список, то она ничем не отличалась от злой ведьмы, а может, была намного темнее и ужаснее.
Чувствуя облегчение и наблюдая, как Мэри делает глоток вина, Джон снова почувствовал на себе внимательный взгляд дымчатых глаз. Теплая ладонь несильно сжала его ладонь, переплетая пальцы, и Джон был благодарен матери, которая накрыла на стол любимую белоснежную скатерть с золотистыми узорами. Сейчас ему это было необходимо – прикосновение, тепло и чувство внутреннего спокойствия, которого он лишился, как только в его жизнь ворвалась Морстен…
…Морстен. Конечно, это не ее имя, но мысли о том, что об этом никто, кроме нее, не знает, позволяли Мэри ни о чем не волноваться. Джон казался ей тихим паинькой, побитым войной и который отчаянно нуждался в любви и заботе, и Мэри, несмотря на всю внутреннюю тьму, окутавшую ее сердце, пыталась подарить Джону хотя бы часть того, чего он действительно заслуживал. Но Шерлок, неустанно наблюдающий за своим другом, становился проблемой и мог даже разоблачить ее, но он был слишком увлечен собственными мыслями, которые даже для проницательной женщины оставались загадкой. Друг… На мгновение, когда эти двое танцевали и разговаривали между собой, ей показалось, что между ними что-то большее, чем просто дружба, но она отмела эту мысль, как только мягкие ладони слегка сжали ее плечи, а горячее дыхание опалило нежную кожу шеи. Полусладкое вино, кажется, совсем расслабило ее, приятная усталость накатывала волнами, и Мэри, попросив Джона проводить ее до спальни, провалилась в забытье, как только уставшее тело легло в мягкую постель. И на границе между сном и ускользающей реальностью ей показалось, что она слышала свое имя. Настоящее имя…
Джон отсчитывал минуты, перелистывая страницы книги и зная, что незваный гость все же заявится в его комнату. Прошло уже двадцать три минуты с того момента как, пожелав всем спокойной ночи, он покинул гостиную и вернулся в свою старую комнату. Здесь каждая вещь имела собственную историю, которую Джон знал наизусть, и каждая могла рассказать о нем больше, чем он сам. Фотографии, медали, дипломы, постеры музыкальных групп, вроде Nirvana, No Doubt и Queen, и небольшой ящик, в котором Джон хранил свои старые дневники. Иногда он перечитывал их, поражаясь, сколько глупостей успел натворить, во скольких историях засветиться и сколько всего он успел сделать перед тем, как отправиться на войну. И он не жалел ни об одной истории, почти ни об одной…
- Можно? – Шерлок постучал в приоткрытую дверь и заглянул в спальню.
- Конечно, заходи, - ответил Джон, отложив книгу на прикроватную тумбочку.
Шерлок зашел в небольшую комнату, прикрыв за собой дверь, и внимательно посмотрел на лежащего в просторной постели Джона. Расслабленный, спокойный, родной и одновременно ставший чужим. Незнакомый, другой, но не менее притягательный и желанный, до сладкой дрожи по всему телу, до глухих всхлипов и громких стонов, до пожара во всему телу и желания, опасно граничащего с агонией. Может, он слишком долго ждал или терпел, может, что-то изменилось в самом Джоне, делая его таким. Любая тайна, скрывающая истинное лицо плотной вуалью, делается намного загадочней и сложней, вероятно в этом и заключается ответ. Желание разгадать Джона, того, что живет за пределами Бейкер-стрит, распаляет и другое, более животное желание обладать, всецело и без остатка, растворяться в ощущениях и стонах, но все же, что-то изменилось.
Обладать, верно. Обладать во всех общеизвестных смыслах, не подпуская к Джону никого, словно лев, отпугивая жалких шакалов от своей добычи. Но у медали всегда две стороны. Обладать и отдаваться. Глядя в голубые глаза Джона, Шерлок с удивлением для себя понял, что желает отдаться, желает почувствовать налитый кровью член внутри себя, понять, каково это – отдать тело и душу?
Нужно отвлечься, обдумать, решить и выбрать правильную тактику боя. Взгляд скользнул по книге, которую Джон положил на тумбочку – она подойдет. Холмс сдвинулся с места, глядя на омегу и задумчиво улыбаясь, сел на мягкую постель и потянулся к книге.
- Хоббит? Майкрофт читал мне эту книгу, в детстве.
- Ты ведь знаешь, что я люблю читать в свободное время, особенно фэнтези, - ответил Ватсон, улыбнувшись и освобождая половину кровати.
- Не знал. Видимо, удалил эту информацию из Чертогов, - извиняющееся отозвался Шерлок, устроившись на кровати и чувствуя приятное тепло, исходящее от Джона, которое смешивалось с легким ароматом яблок, корицы и красного вина.
- Ты засранец.
- Зато с приятным голосом, - Шерлок вздохнул и, перелистнув страницы, остановился на заинтересовавшем его фрагменте:
«Старина Смауг устал, спит, — подумал Бильбо. — Видеть он меня не может, слышать тоже. Не унывай, Бильбо!» Он не знал или же забыл об остром нюхе драконов. Кроме того, у них имеется весьма неудобное свойство — спать с приоткрытыми глазами, если что-то возбуждает их подозрение.
Бильбо заглянул в пещеру. Смауг, казалось, крепко спал и лежал, как мертвый, в темноте, потушив свое пламя, даже дымок не вырывался из ноздрей. Бильбо только хотел спустить ногу на пол, как вдруг из-под опущенного века драконова левого глаза блеснул тоненький красноватый луч. Смауг только притворялся, что спит. Он наблюдал за входом. Бильбо отпрянул и еще раз благословил судьбу за кольцо. И тут Смауг заговорил:
— Ага, пожаловал вор! Я тебя чую, я слышу твое дыхание. Милости прошу, бери еще, тут всего вдоволь, не стесняйся!
Однако Бильбо был не таким уж невеждой по части драконов. Если Смауг думал заманить его внутрь, то он просчитался.
— Спасибо, о Смауг Ужасный! — ответил он. — Я пришел не за подарками. Я просто хотел взглянуть, так ли ты огромен и страшен, как рассказывают. Я не очень верил сказкам.
— И как ты меня находишь? — спросил дракон, невольно польщенный, хотя и не поверил ни одному слову Бильбо.
— Поистине песни и сказки далеки от действительности, о Смауг, Приносящий погибель, — ответил Бильбо.
— Для вора и лжеца ты очень воспитан, — заметил дракон. — Ты, оказывается, знаешь мое имя, но мне твой запах что-то незнаком. Кто ты такой и откуда?
— Я из-под Холма; мой путь лежал через горы, под горами и по воздуху. Я тот, кого никто не видит.
— Это-то я и сам вижу, — ответил Смауг. — Но вряд ли это твое настоящее имя.
— Я — Разгадывающий загадки и Разрубающий паутину, я — Жалящая Муха. Меня избрали для счастливого числа.
— Прелестные прозвища! — фыркнул дракон. — Но счастливое число не всегда выигрывает.
— Я тот, кто живыми хоронит друзей, топит их и достает живыми из воды. Я тот, кто невредимым выходит из костра, из воды, из-под земли.
— Что-то с трудом верится, — усмехнулся дракон.
— Я — друг медведей и гость орлов. Находящий кольца, Приносящий счастье, Ездок на бочках, — продолжал Бильбо, очень довольный своими загадками.
— Это уже лучше! — одобрил Смауг. — Но не очень-то увлекайся! Придержи свое воображение.
Разговаривать с драконами нужно именно так, когда не хочешь раскрыть свое настоящее имя (что весьма благоразумно) и не хочешь разозлить их прямым отказом (что тоже весьма благоразумно). Никакой дракон не устоит перед соблазном поговорить загадками и потратить время на их разгадывание. Смауг не все понял, но кое-что сообразил и, довольный, посмеялся в своей гнусной душе.
«Так я и подозревал, — подумал он. — Ясно, люди с озера задумали какую-то гадость. Презренные торговцы бочками, чтоб мне быть ящерицей! Я не заглядывал туда целую вечность, но теперь я ими займусь!»
- Ты напоминаешь мне Смауга, - сказал Джон, улыбнувшись и перевернувшись набок. – Говоришь загадками, любишь тайны и, - он провел рукой по груди, задержавшись над сердцем, ускоренно бьющимся в грудной клетке, - здесь твое слабое место.
- Тогда ты – Бильбо.
- Почему?
- Ты не украл чашу или Аркенстон, но похитил сердце дракона, - задумчиво ответил Шерлок, отложив книгу и сев посреди постели. – Хорошо, это был перерыв перед разговором.
Джон коротко кивнул, сев напротив Холмса и пристально смотря ему в глаза:
- Что ты хочешь знать?
- Если тебя не интересует Мэри, то почему ты с ней?
- Я должен следить за ней, чтобы не выпустить из вида. Снова.
- «Снова»?
- Сначала пообещай мне, что не бросишься в спальню и не будешь ничего предпринимать.
- Обещаю, - нехотя согласился детектив, вздохнув.
- Твой Потрошитель все время был в Лондоне, просто примерил на себя новую личину. Мы не знали, какое имя было выбрано, но недавно удалось выйти на верный след, - Джон закусил губу, проведя руками по волосам. – Это была идея Джима.
- Мориарти?
- Да… Мы все в одной лодке, гонимся за неуловимым Селденом, устроив настоящие Голодные игры.
- Ты работаешь на Мориарти?
- Нет, на него работает Моран. У меня другой наниматель, Шерлок.
- Хорошо… Больше ничего не говори, не хочу знать, - Холмс шумно вздохнул, улыбаясь уголками губ. – Хотя мне нравятся плохие парни.
- Особенно беременные и с арсеналом оружия под кроватью, да? – Джон покачал головой, наклонившись к Шерлоку и проведя большим пальцем по губам. – Ты самый странный человек из всех, которых я когда-либо встречал.
- Джон…
- М-м-м?
- Ты играешь с огнем, - ответил Шерлок, прикрыв веки. – Я могу не выдержать. К твоему сведению, ты слишком вкусно пахнешь.
Джон лишь улыбнулся, прильнув к губам детектива и чувствуя привкус дорогого вина, ладони с силой сжали плечи, а по всему телу проносилась мелкая, едва заметная дрожь. Язык скользнул по губам, и Шерлок, тихо застонав, позволил углубить поцелуй. Его руки заскользили по спине омеги, прижимая его разгоряченное тело ближе, языки переплетались в сумасшедшем и страстном танце, а с губ срывались тихие стоны удовольствия. Тишина стала важной частью этого безумного продолжения вечера – в доме три женщины, одна из которых спит под дозой снотворного, но с каждой секундой становилось все труднее сдерживаться от нахлынувших чувств и ощущений. Казалось, что они ждали этой возможности целую вечность, а теперь не могли насытиться друг другом, кусая губы и кожу, зализывая раны и лаская руками все доступные участки обнаженной кожи.
Длинные пальцы ловкими движениями расстегивали пуговицы на темной рубашке, а затем переключились на ширинку джинсов, пока Джон высвобождал руки из рукавов рубашки. Расстегнув пряжку ремня и ширинку, те же длинные пальцы торопливо пытались стянуть плотную материю с ног Джона, вызвав лишь теплую улыбку. Джон, бросив джинсы вслед за рубашкой, прижал Шерлока к мягкой постели, чувствуя его заметное возбуждение, бездумно покрывал поцелуями шею и позволил себе оставить на нежной коже красноватые укусы, получая в ответ приглушенные стоны.
Раз все так неправильно, иррационально и вопреки естественной природе, то можно позволить себе воплотить несколько фантазий, что раньше казались несбыточной мечтой, но в эту странную ночь могли воплотиться в жизнь.
Шерлок прижимался к омеге всем телом, чувствуя приятный жар и аромат, исходящий от него. Он заполнял собой легкие, сводя с ума, вызывая дрожь по всему телу и накрывая с головой, словно теплыми океанскими волнами. Поцелуи становились горячее, раскованнее и требовательнее, а желание растекалось по жилам, словно раскаленная лава, заставляя тела содрогаться от сладостной истомы и предвкушения. Джон улыбнулся уголками губ, уткнувшись лицом в шею детектива и просовывая руку через нижнее белье, накрыв рукой возбужденный и налитый кровью член, и провел пальцем по головке, растирая проступающую смазку по всей длине. Шерлок лишь прикрыл глаза, прикусив губу и заглушая очередной протяжный стон, разнесшийся слабым эхом по комнате, пока мягкая теплая ладонь не спеша двигалась от головки до основания. Влажные губы целовали шею и ключицы, засасывая кожу и оставляя на ней засосы, затем вновь вернулись к губам, исследуя языком мокрый горячий рот и переплетаясь с другим языком в бездумном и сумасшедшем танце.
Джон нависал над Шерлоком, продолжая целовать длинную шею, обтянутую гладкой молочной кожей, постепенно спускаясь все ниже и ниже. Холмс запустил пальцы в светлые волосы и обвил ногами талию омеги, закрыв глаза и часто дыша, и полностью переключился на новые ощущения, которые приносили поцелуи чуть влажных губ и уверенные движения рук, и просто напросто наслаждался происходящим. Стянув с Шерлока боксеры и проведя языком по головке возбужденного члена, Джон вызывающе облизнул губы, не сводя взгляда темно-сапфировых глаз с пепельных. Избавившись от своих боксеров, Джон раздвинул ноги Шерлока, неуверенно глядя на этого в корне неправильного альфу, согласившегося на подобный сексуальный опыт, и облизнул пальцы, вопросительно подняв бровь. Шерлок лишь слабо кивнул головой, сжимая пальцами темную простынь и поймав на себе взгляд потемневших от желания сапфировых глаз. Омега вздохнул, любуясь этим потрясающим и сексуальным мужчиной – каштановые кудри были слегка растрепаны, губы приоткрыты и между ними соблазнительно мелькал кончик языка, глаза горели возбуждением, как и все тело детектива. Желанный, удивительный и абсолютно невозможный.
- Если скажешь «Стоп», я остановлюсь, - прошептал Джон, целуя покрасневшие влажные губы.
Влажные пальцы прижались к сжатому кольцу мышц, и Шерлок часто задышал, зажмурившись и впившись длинными пальцами в мягкий матрас постели, а затем шумно выдохнул, распахнув глаза и чувствуя один палец внутри себя. Странно, непонятно, но отнюдь не неприятно. Интересно, любопытно и появляется желание зайти дальше, узнать продолжение и познать новые, незнакомые ощущения. Не почувствовав сопротивления, Джон медленно добавил второй палец, начиная плавно двигать ими и чувствуя жар на подушечках пальцев.
- Быстрее… - Шерлок вновь прикрыл веки, кусая губы и двигая бедрами в такт с пальцами.
Джон упивался новыми гранями ощущений, которые казались ему познанными до мельчайших подробностей и, глядя на Шерлока, который уже жаждал большего, добавил третий палец, увеличивая темп и получая в ответ протяжные стоны, приглушенные ладонью, которую остервенело кусал детектив, зная, что шум может привлечь внимание Гарри или миссис Ватсон. Затем он подался вперед, отводя в сторону ладонь, на которой были заметны кровавые раны, и накрывая губы своими, словно пытаясь заглушить стоны, плавно перерастающие в крики, поцелуями. Шерлок податливо толкался навстречу, кусая губы омеги до крови и хватаясь пальцами за спину, царапая ногтями слегка загорелую кожу. Джон продолжал двигать пальцами, ловя губами полукрики-полустоны и отчаянно желая быть внутри, чувствовать вокруг себя жаркую тесноту. Чувствовать вокруг себя Шерлока, этого безумного социопата и самого невозможного человека на всем земном шаре, двигаться внутри него, ощущая его каждой клеточкой своего тела и желая без остатка раствориться в этих ни на что не похожих ощущениях.
Джон осторожно вытащил пальцы и внимательно посмотрел на Холмса, запоминая этот образ альфы и пытаясь детально сохранить его в своей памяти. Красивый, желанный, его губы слегка приоткрыты, серые глаза внимательно наблюдали за ним, а темные кудри были немного растрепаны. Невероятное и слишком сексуальное зрелище, превратившееся из призрачной мечты в реальность.
Эта мысль словно стала толчком, и Джон, нервно вздохнув и приставив свой член к разработанному входу, плавным толчком вошел в него до конца, застонав от сладостного ощущения горячей тесноты. Шерлок нетерпеливо толкнулся навстречу, и Ватсон, двинув бедрами, начал медленно двигаться. Стройные ноги обвили его бедра, направляя движения, а стоны Холмса заставляли Джона начать двигаться быстрее, едва ли не вколачиваться в него, а особенно протяжные стоны, едва не превращающиеся в крики, давали понять, что он задевал точку, от которой внутри взрывались тысячи ярких фейерверков. Шерлок скользил руками по ровной спине, впиваясь пальцами в кожу и царапая ее, и двигался в такт с омегой, не переставая стонать и кусать истерзанные губы, и смутно осознавая, что они творят настоящее безумие, неправильное, но чертовски необходимое обоим. Познать новые грани, стереть старые, начать историю заново, отбросив в сторону все шаблоны и сценарии – пожалуй, это именно то, чего они оба желали и к чему пришли, не говоря друг другу ни слова. Джон двигался все быстрее, задевая простату и чувствуя, как плотно сжимаются стенки мышц вокруг его члена, и не желал прекращать это удивительное действо, отчетливо запоминая каждую деталь, каждый стон и каждое движение.