***
Когда они подъезжают, школа уже закрыта и опечатана до утра, лишь на въезде в будке охранника горит свет. Шерлок подает знак водителю остановиться и ждать. На подходе к зданию по глазам режет луч света. Толстый лысоватый охранник выходит им навстречу, грозно размахивая фонариком и раздраженно глядя из-под насупленных бровей.
– Кто вы?
– Добрый вечер…
– Ночь на дворе!
Холмс резко выдыхает – вежливость и так не его конек, а это походило на откровенную провокацию. Уотсон взглянул на него и решил вмешаться сразу.
– Простите. Мы только хотели уточнить, что вы сделали с теми двумя, что ворвались сегодня в кабинет химии?
– Ничего не делал! Позвонил в отделение, один из этих тоже куда-то позвонил… и мне приказали отпустить за недостаточностью обвинений – ничего не взяли, школа еще работала, да и сами они были побитые. Это же вы там драку устроили?!
– Нет, конечно, – Шерлоку очень не хочется, чтобы разговор закончился так бесперспективно. – А вы, случайно, не в курсе, куда они поехали?
– Что вы тут вообще делаете? Комендантского часа на вас нет!..
– Мы хотели бы узнать, все ли в порядке, и не стоит ли ждать повестки в суд за причинение телесных повреждений. Так что, если вы можете хоть чем-то помочь…
– Повестка им!.. А школе потом расследование! Идите сами разбирайтесь – кафе они какое-то упоминали, «Speedy’s» или что-то вроде.
– Спасибо.
Шерлок тянет собирающегося еще что-то спросить Уотсона обратно к машине. Едва они отходят от поста, как Джон не сдержал возмущение:
– Мы же ничего толком не узнали! Сколько таких кафешек по Лондону!
– Такая точно одна. Хозяйка уж больно забавная леди – миссис Хадсон. Она готовит восхитительный чай и поразительно безразлична к тому, насколько подозрительны те, кому она его готовит. Это на Бейкер-стрит.
– Подозрительные? И часто ты там бываешь?
– Иногда, – Шерлок пожимает плечами.
Таксист выслушивает новый пункт назначения и выезжает со школьной парковки. Холмс садится максимально далеко от своего спутника и косится на него исподлобья.
– Ты понимаешь, что едешь неизвестно куда и неизвестно с кем, даже не представляя, что тебя там ждет?
– Если это попытка высадить меня на ближайшей автобусной остановке, – Уотсон безмятежно улыбается, – чтобы потом я всю ночь думал о том, что где-то там неизвестно кто занимается неизвестно чем… да ни за что!
Шерлок отворачивается к окну и усмехается: он знал, что ответ будет такой, но произнесенные вслух слова отрезали Уотсону путь к отступлению. Всю дорогу Шерлок молчит. У него слишком мало фактов, и если не подстраивать факты под теорию, то теория выстраивается… слишком простая. Так неинтересно. Но Холмс едет сейчас не за разгадкой, ему нужно кое-что иное. То, чего Конвенция о защите прав человека наверняка не одобрила бы, посчитав за преступление против личности.
Он дает знак водителю остановиться, не доезжая до «Speedy’s». Машина тормозит на обочине классической лондонской улицы с невысокими старыми домами. Вдалеке подсвеченная бордовая вывеска предлагает завтраки и ланчи, темное помещение кафе под ней отгорожено от мира стеклянными витринами.
Шерлок расплачивается с таксистом, и они выходят на освещенную фонарями, уже почти безлюдную улицу.
– Позвони домой. Вдруг задержимся. Волноваться будут.
Джон подозрительно смотрит и уже открывает рот, собираясь уточнить, но передумывает и молча тянется за трубкой. Разговор длится меньше минуты – родители все еще слишком озабочены поведением его сестры, чтобы беспокоиться о сыне, который всегда был разумен и сдержан в поступках. Уотсон обещает, что все будет в порядке и нажимает отбой.
– И что дальше? Думаю, войти туда сразу будет не самой умной идеей.
Холмс достает пачку сигарет, крутит ее в пальцах и, натыкаясь на неодобрительный взгляд Уотсона, убирает обратно.
– По крайней мере, это будет весело. Построен в пятидесятые, – Шерлок указывает рукой на дом точно напротив закусочной миссис Хадсон, – а надстройка сделана лет на десять позже. Там должен быть какой-то промежуток, изначально предполагавшийся чердаком. Дашь телефон?
Уотсон передает однокласснику трубку, с сомнением глядя в указанном направлении. Поразительно. Шерлок еще и в архитектуре разбирается? Возможности проверить ему не представилась.
У домофона Шерлок весьма правдоподобно изображает виноватого, испуганного подростка, забывшего ключи дома и очень беспокоящегося о наказании. Когда дверь открывается, он, обернувшись к Джону, победоносно усмехается.
Сразу за порогом начинается непроглядная тьма, и до того, как Уотсон успевает вслух выразить отчетливые тревожные сигналы интуиции, две пары рук втаскивают подростков внутрь. Джон чувствует, как его с силой впечатывают в стену, а потом болезненный укол. Еще с полминуты он пытается вырваться, но силы явно неравны, а сознание затапливает глухая чернота.
***
Шерлок приходит в себя, чувствуя немоту в заведенных за спину кистях и холод от наручников. Первые десять минут, не открывая глаз и стараясь не изменять ритм дыхания, он пытается сжимать и разжимать пальцы рук, но они не слушаются, а в сознании мелькает череда бессмысленных образов. Он слышит разговор совсем рядом, каждое слово в отдельности, но не может уловить смысл. Звуки не складываются в речь, разбегаются и водят хороводы. Еще через пару минут рядом кто-то шевелится – и Шерлок инстинктивно открывает глаза.
Комната явно мала для количества человек, в ней находящихся. Шерлок и только пришедший в себя Джон усажены у пустой стены рядом с неразожженым камином. Напротив, на краю застеленной кровати, занимающей почти все пространство комнаты, сидит человек средних лет с жидкими усиками. За доли секунды Шерлок оценивает серый пиджак, надетый поверх свитера, перстень на безымянном пальце, остроносые ботинки, оттопыренные карманы и едва слышные хрипы при вдохе. В паре метров справа и слева от него стоят еще двое внушительных габаритов, а у двери неуверенно переминается с ноги на ногу один из старых знакомых – тот, которого Джон приложил головой об пол. Но Джон точно не превращал его лицо в ту кровавую маску из синяков и кровоподтеков, которую оно сейчас собой представляет.
– Здравствуй, Шерлок. Значит, правду мне про тебя рассказывали: привык кидаться вперед, совершенно не думая о последствиях. Я даже разочарован, если честно. Такой талантливый мальчик… Взломал охранные системы лаборатории за столь короткий срок, и так глупо пришел сам.
– Где мы? – губы едва двигаются, а в сознании все еще кавардак, но Шерлок упорно продолжает оглядывать маленькую комнатушку – старые тусклые обои, окна, забранные толстой решеткой. По собственному опыту он знает, что быстрее привести мозг в рабочее состояние после наркотического воздействия можно, предоставляя ему постоянный поток информации для анализа. Это болезненно, но невозможность мыслить ясно для Шерлока гораздо более мучительна, и это главная причина того, что он не употребляет ничего, кроме кокаина и никотина.
– Думаю, ты знаком с миссис Хадсон? Она давно ищет, кому бы сдать эту комнату, – мужчина говорит, не переставая мило улыбаться. – Ты не беспокойся, домовладелица решила съездить к племяннице и не придет нас навестить.
– Кто ты? Что тебе надо?
– Какой невежливый, – мужчина укоризненно цокает языком. – У меня уже есть то, что нужно. Пока вы с приятелем мирно спали, мои ребята нашли все сами. Вы, маленькие гении, всегда такие недальновидные.
Он поднимает на уровень глаз зажатую между большим и указательным пальцами микро флеш-карту. Шерлок шумно выдыхает и на мгновение прикрывает глаза. Естественно, такое проявление отчаяния не остается незамеченным, и, как Шерлок и предполагает, похититель – настоящий злодей – решает поделиться подробностями своего коварного плана.
– Знаешь, ты тут, на самом деле, совершенно случайно. Вот он, – кивок в сторону испуганно и преданно глядящего парня у двери, – со своим приятелем должны были кое-что для меня достать. Но они решили, что не справятся сами, и тут очень удачно попался ты и написал эту чудную программу для взлома. Так молод, но уже широко известен в наших узких кругах… Даже интересно, что из тебя вырастет. Хотя… ты пришел. Я, правда, думал, что ты умнее.
– Ну, сам ты тоже мозгами особо не блещешь, судя по подбору окружения…
Один из громил мгновенно оказывается рядом и обрывает слова Холмса резким ударом. Уотсон тут же инстинктивно бросается вперед, но его тело все еще дезориентировано, а руки скованы. Даже говорить получается с огромным трудом.
– Шерлок?
– А ты вообще кто? – мужчина переводит взгляд на впервые подавшего голос Уотсона, легким движением поглаживая усики.
– А ты? – Джон не уверен, стоит ли отвечать, он вообще с трудом понимал, что происходит, еще когда они ехали в такси, а сейчас, под действием препарата, голова и вовсе отказывалась соображать.
– Можешь звать меня Саймоном, – Саймон требовательно оглянулся на парня у двери. – Кто он?
– Какой-то случайный школьник…
– Слишком много случайностей, – мужчина вновь цокает языком и внимательно смотрит на школьников напротив. – Ладно, вы с приятелем посидите здесь, пока мы, наконец, навестим лабораторию, а потом я решу, что с вами делать.
Саймон подает знак телохранителям выходить, один из них на ходу подхватывает за шиворот избитого напарника и вытаскивает за порог. Второй достаёт из кармана мобильник Джона, вытаскивает сим-карту, сгибает ее пополам и демонстративно разламывает телефонную трубку посередине, сжав в ладонях. Джон тяжело вздыхает: за это ему точно дома голову оторвут.
***
Шерлок прислушивается, по характерному щелчку определяя защелкнувшийся снаружи навесной замок, и тяжело вздыхает, ведь это означает, что изнутри дверь не открыть, даже если бы у него был набор отмычек. В древних средствах защиты – амбарных замках и железных засовах, доведенных до совершенства в своей простоте, – есть свое безусловное преимущество относительно современных цифровых технологий.
С трудом сохраняя равновесие, Шерлок приподнимается, перетягивает скованные наручниками за спиной руки под колени, и, переступив через соединяющую их цепочку, вытягивает перед собой. Уотсон старается повторить этот нехитрый маневр, но тело не слушается, и он лишь заваливается на плечо сидящего рядом Холмса. Джон прикрывает глаза, стыдясь своего бессилия, и пытается отодвинуться обратно к стене. Очень холодной стене, надо отметить, а на нем не было даже, так не вовремя пострадавшей сегодня, куртки. Плечи инстинктивно передергиваются, а по рукам бегут мурашки. Он не замечал раньше, но в полуподвальном помещении с холодным камином и явным переизбытком влажности, изо рта при выдохе вырывается едва заметное облачко пара. Шерлок чувствует его дрожь и, верно оценив причины, обхватывает Джона кольцом скованных рук, притягивая к себе.
– Куртку все-таки не стоило выбрасывать сразу, – почти шепчет он на ухо однокласснику.
Становится теплее. Уотсон жмурится и улыбается, радуясь, что Шерлок не может этого видеть. Идея выкинуть несчастную куртку сейчас кажется ему самой лучшей и правильной за всю жизнь. Холмс, конечно, не может видеть лица Джона, но чувствует, как расслабляются мышцы прислоненного к нему тела, и чуть наклоняет голову, почти касаясь открытой шеи.
– Полагаю, нам вкололи смесь на основе кетамина. Полный контроль над телом восстановится минут через двадцать. А голова будет в порядке еще часа через пол.
– И все-то ты знаешь, – Уотсон откидывает голову на плечо единственного гения, знакомого ему лично.
– Только то, что может оказаться полезным, – Шерлок наклоняется еще ниже и почти беззвучно выдыхает, касаясь губами мочки уха Джона. – Говорят, что кетамин помогает избавиться от многих негативных моральных шаблонов и даже иногда пережить катарсис.
Мысли Джона все еще водят веселый безумный хоровод. И он, про себя решив, что у него будет оправдание, случись что, и поворачивает голову. Губы Шерлока оказываются так близко, как нужно, чтобы ему даже не пришлось тянуться за поцелуем. Губы мягкие и теплые, а поцелуй – медленный и осторожный, но долгий, как на первом свидании, когда перед самой дверью наконец получаешь то, чего ждал так давно. Управлять руками и ногами все еще сложно, а вот губы движутся словно сами собой, в голове гудит, сердце стучит угрожающе быстро. Когда сбившееся дыхание заставляет разорвать поцелуй, ни один из них не попытается отодвинуться. Есть что-то очень правильное в том, чтобы сидеть вот так – запертыми и в наручниках, но вместе – прижимаясь к партнеру лбом и чувствуя чужое дыхание на своих губах. Закрыв глаза, понимая, что все правильно. Безумная мысль, но все так, как и должно быть.
– Хм, катарсис. Кто же писал про телесную экспрессию… На полчаса? И сколько у нас там осталось времени?
Шерлок смеется и увлекает Джона в новый, куда более глубокий поцелуй. Уотсону неудобно целоваться, поворачивая голову. Он отрывается от Холмса, с тяжелым вздохом делая новую, на этот раз удачную, попытку переместить руки из-за спины и понимает, что может двигаться уже почти свободно.
– Почему ты смог сделать это гораздо раньше? – Джон растирает покрасневшую под металлом наручников кожу.
– Есть несколько способов ускорить процесс. Я тебя научу. К тому же, мой организм чуть более натренирован в том, что касается психотропных веществ.
Джон едва заметно хмурится: ему не нравится, что Холмс говорит об этом, как о достоинстве. Если у него появится хоть малейшая возможность объяснить Шерлоку, насколько тот не прав, подвергая свое здоровье такому риску, он обязательно попробует его отговорить. Но сейчас Джона гораздо больше волнуют текущая ситуация и тот факт, что Шерлок бодро встает и начинает с преувеличенным вниманием рассматривать внутренности бутафорского камина. Джон с недоумением хлопает ресницами, все еще не привыкнув к постоянной смене деятельности, естественной для Шерлока, и поднимается на ноги. Холмс поворачивается к нему, растягивает губы в улыбке, обозначившей ямочки на щеках, и с торжеством демонстрирует сожженную на четверть спичку. И Джону отчаянно хочется усадить его обратно к стене, прижав собственным телом. Он зажмуривается и пытается сосредоточиться на более своевременных вещах. Как они будут выбираться, например.
– И чем нам поможет спичка? – Джон с интересом наблюдает, как Холмс быстро трет обгоревшим концом о шершавую стену.
– Если я не ошибаюсь, а я, конечно, не ошибаюсь, – Шерлок тянет Джона за запястья к себе и просовывает заостренный конец спички под зубчатую дужку наручников, – эти наручники – самые простые, даже без фиксаторов. Тебе отец разве не должен был дать начальную военную подготовку?
– Откуда ты знаешь, что мой отец… А, ну да, ты, конечно, знаешь, – Джон морщится, когда Холмс до предела сдавливает браслет. – Но он, вообще-то, хотел вырастить честного гражданина, а честным гражданам вроде как незачем наручники открывать.
– Ну что ж, теперь у тебя будет навык, который честному человеку иметь не положено, – Шерлок тянет дужку наружу, еще раз повторяет все действия, освобождая второе запястье, и протягивает к Джону руки, перекатывая между пальцев другую спичку. – Как насчет потренироваться?
Уотсон всегда был хорошим учеником, получающим отлично за все возможные дисциплины, и нет ничего удивительного в том, что на открытие наручников он тратит даже меньше времени, чем рассчитывал Холмс. Заработав этим полную одобрения ухмылку, Уотсон идет по периметру комнаты, дергая за решетки и ручку двери. Отметив отсутствие замочной скважины, и осознав безуспешность попыток выбраться самостоятельно, он решает обратить все свое внимание на топчущегося у кровати Шерлока. Джон поворачивается и округляет глаза.
– Зачем? – Уотсон переводит полный ужаса взгляд со светящегося авантюризмом лица Шерлока на изголовье кровати, где по сторонам на столбиках теперь висят наручники.
– Думаю, это весьма позабавит миссис Хадсон!
Джон еще пару секунд ошалело смотрит на спинку кровати, а потом начинает хохотать, медленно сползая по стене. Это была бы истерика, если бы все, что произошло, вызвало в нем страх. Но страха нет, только азарт, ощущение картины, которая стремительно разворачивается перед глазами, и ему вдруг приходит в голову мысль, что если изложить все на бумаге, то получится детективчик на уровне бульварного чтива, пока без особой интриги, а вот если пообщаться с Холмсом подольше…