Дверь распахивается – и Майкрофт с каменным лицом останавливается в паре шагов от младшего брата. Естественно, бинты и Джон – первое, что попадается ему на глаза, и Шерлоку действительно интересно, в какой именно последовательности.
– Шерлок? – это самое большое словесное облачение беспокойства, которое Майкрофт может позволить себе проявить, и самое большое из тех, что Шерлок готов принять. Младший из Холмсов едва заметно кивает, показывая, что с ним все в порядке. На этом семейная идиллия иссякает, и начинается традиционно враждебный диалог.
– Нет меня.
– Нужно поговорить. О твоем сегодняшнем небольшом приключении. Не познакомишь со своим… другом?
– Джон Уотсон. Майкрофт Холмс. – В вопросе брата Шерлок слышит какое-то непривычное беспокойство вкупе с любопытством и намеренно не дает никаких пояснений. Если Джону будет интересно, он спросит сам, а Майкрофт и так получит слишком много сведений, когда полезет в личное дело Уотсона. А он непременно полезет теперь, когда Шерлок привел того в дом. – Приключении? О чем ты? В последнее время ты значительно урезал рацион и нехватка витаминов…
– Оставь это хотя бы ненадолго, будь так добр. Сейчас не время. Я жду в библиотеке.
– Никуда я не пойду, – Шерлок гримасой отвечает на полный укоризны взгляд. – Но ты можешь сказать мне здесь и сейчас. Я даже обещаю тебя слушать… первые две минуты.
Майкрофт вздыхает и улыбается. Шерлок улыбке, конечно, не верит. Она заготовлена для официальных мероприятий и высоких чинов. Не льстивая, как у подобных Майкрофту амбициозных молодых людей, стремительно шагающих по карьерной лестнице, а самодовольная и с крошечной искоркой веселья, которую старший брат, в отличие от младшего, старательно прячет.
– Две минуты? О, Шерлок, ты сегодня необычайно щедр, – Майкрофт словами заполняет паузу, оценивая Джона, и Шерлок дает ему на это время. Одним взглядом оценить человека, которого никогда прежде не видел. Майк умный – он сможет понять обстановку верно. Шерлок хочет, чтобы Уотсон остался и все слышал. Черт его знает, почему, но Шерлок считает это необходимым. Просто Джон должен остаться. А что младший из Холмсов хочет – то он получает.
Майкрофт вздыхает еще раз и устраивается в кресле у стола, эффектным и отработанным движением закидывая ногу на ногу, расправив плечи и широко расставив локти на подлокотниках. В позе максимум самоуверенности, и не хватает только какой-то выразительной детали. Холмс все чаще задумывается о необходимости обзавестись тростью или чем-то подобным.
– Что ж, пусть останется, – Майкрофт натыкается на изумленный взгляд Уотсона и думает о том, что, судя по всему, этот Джон пока плохо знает Шерлока, а как только узнает – постарается убежать подальше и спрятаться понадежнее. Жаль, конечно, но может оно и к лучшему.
***
Джон молча сидит, не вмешиваясь, и думает о том, как несправедлива жизнь. Только что они с Шерлоком смеялись и вели более чем занимательную беседу, а теперь его совершенно игнорируют в разговоре и рассматривают, как какую-то диковинную зверюшку.
Уотсон понимает, что вот конкретно сейчас, в этом диалоге, в котором решающую роль играют не слова или даже взгляды, а личностное противостояние на каких-то сверхпространствах, недоступных простым людям, определяется его статус. Непонятно, зачем и исходя из каких параметров его оценивают, но, по каким-то ему самому неведомым причинам, Джон очень хочет, чтобы его признали «годным». Потому что здесь и сейчас он чувствует себя живым. Чувствует, как бьется сердце, как воздух заполняет легкие. И мир становится реальным и настоящим, стоящим того, чтобы существовать в нем. Вокруг Шерлока роятся тайны и вьются вопросы. Джон пока недостаточно знает о нем, но уже ощущает это – невидимый шлейф азарта, что стелется за Холмсом, необузданную искрящуюся энергию, тщательно замаскированную под инфантилизм. В брате Шерлока – если Джон понял правильно и это действительно брат – тоже чувствовалось нечто подобное, но укрытое гораздо старательнее и надежнее: цинизмом, принципами, правилами, высокомерием, осведомленностью, властью. Тем, чего у Шерлока не было в силу возраста и присущего ему бунтарского духа.
«Пусть останется». Слова, словно нож, режут тишину и звенят, четко отделяя «до» и «после». Джон с благодарностью смотрит на Шерлока, и тот подмигивает ему в ответ так, чтобы это не было заметно третьему из присутствующих в комнате.
– Если я потребую, чтоб ты не вмешивался?.. – Майкрофт вопросительно и безнадежно смотрит на брата.
– Я, естественно, тебя проигнорирую.
– Естественно. Ночью ты совершил маленькую вылазку в ничем не примечательную лабораторию. Не очень успешную вылазку, стоит отметить. Зачем?
Джона тоже очень интересует этот вопрос, и он поворачивается к Шерлоку. Но того мало волнуют два сверлящих вопросительных взгляда, он лишь пожимает плечами.
– Не твое дело, Майк.
– Нет, думаю, мое. Если это касается твоего разрушительного детского пристрастия, что вероятно, хранится где-то здесь, – Майкрофт проводит длинным наманикюренным пальцем по краю письменного стола, – или очередной авантюры… Ты знаешь, что это очень расстроит маму, если она узнает.
Разрушительное пристрастие… Когда такое говорят о подростках, фраза, как правило, не является двусмысленной. Джон вспоминает перепады настроения Шерлока, его длительное отсутствие на уроках и странные знакомства. Наркотики. Почему-то Джона это не удивляет.
– Она не узнает.
– Не узнает, – кивает Майкрофт. – Так вот насчет твоего маленького приключения. Все ведь закончилось не совсем по плану? Знаешь, почему? Ну же, я действительно хочу услышать, что ты об этом думаешь.
– Дело государственной важности, да, Майк? Иначе ведь тебя бы это не заинтересовало. Там что-то было. В той лаборатории. Слишком серьезная система охраны для такой посредственной с виду конторки. Им такое количество охраны даже не по карману должно было быть. Значит, какие-то разработки не для широкой публики. Сейфа не было, следовательно, что-то в компьютерах. Жаль, что мне не нужен был их сервер, там наверняка нашлось бы кое-что весьма интересное. – Шерлок говорит, приложив соединенные кончики пальцев к губам. – И ты знаешь, что я ничего не видел. Зачем тогда пришел?
– Ничего не видел, да, но ты был там не один. Можешь сказать, почему, когда приехала полиция, ты был без сознания, а твои напарники – в другом конце здания, удирали с жесткими дисками?
– Без сознания… когда приехала… подожди. Я думал, это наши доблестные стражи порядка меня… – Шерлок поморщился, дотронувшись до шишки на затылке.
– О, ну вот теперь ты начинаешь понимать.
Джон переводит взгляд с одного Холмса на другого, думая, что вот он совсем ничего не понимает, а задавать вопросы Майкрофту было… как обращаться к самому невыносимому и злобному преподавателю. Страшно. Вроде бы понимаешь, что физически тебя не тронут, а вот морально – раздавят и не заметят.
– Так вот, – продолжает Майкрофт, – их выпустили благодаря адвокату, оплатить которого они не смогли бы, даже продав все имущество вместе с собственными внутренними органами. И они пропали из поля зрения. Я хотел бы знать все, что ты можешь о них рассказать. Где и когда вы пересекались, привычки, даже размер обуви – я уверен, ты и это должен был запомнить. И твои предположения относительно их теперешнего местонахождения.
– Да ладно, Майк. Все приметы ты наверняка уже выяснил в участке. Я их увидел впервые вчера, когда делал покупку. У меня возникли сомнения в качестве, и они предложили проверить товар сразу же. В той самой лаборатории, у них были планы безопасности и…
– И у тебя не возникло сомнений, почему у них совершенно «случайно» оказались эти планы? – Майкрофт скептически ухмыляется.
– Меня это не интересовало.
– В смысле, не интересовало?! – такого абсурда привыкший к планированию и рационализму Джон уже не мог осознать. – Ты лез в засекреченную лабораторию и…
– Я знал, что им зачем-то надо было туда попасть! – Шерлок страдальчески вздыхает и, помассировав виски, продолжает: – Но мне было не интересно. И я понятия не имею, где они сейчас.
– Шерлок, это же… – Уотсон хочет сказать, что тех парней охранник наверняка уже сдал в местное отделение, но в этот момент Шерлок, все еще смотревший на Джона, резко хмурит брови и одними губами возмущено шепчет «Джон!» так, чтобы этого не заметил Майкрофт. Уотсон понимает и, даже не сбившись, заканчивает фразу совсем иначе. – Это же чистое безумие!
– Да неужели? – скептически интересуется Шерлок в ответ, но в его взгляде светится такое одобрение, как будто Уотсон мимоходом решил одну из семи математических загадок тысячелетия.
– Мистер Уотсон прав. Не ввязывайся. Сейчас этих двоих будут искать полиция и заказчик. Велика вероятность, что и тебя тоже. А ты для этого еще слишком юн и неопытен, так что посиди дома пару дней, думаю, пропущенные занятия тебя волнуют крайне мало.
Шерлок на это заявление делается такой нахохленный и раздраженный, что Уотсон прикусывает губу, стараясь не рассмеяться. Ему кажется, что, будь Шерлок котом, он бы зашипел в ответ. Но Холмс только сжимает пальцами покрывало и с вызовом смотрит в спину удаляющемуся брату.
***
Шерлок получил новую загадку, и его мысли сменяют друг друга с невероятной скоростью. Как будто по венам бежит чистый кокаин. Воспоминания обретают невиданную четкость, факты, догадки и логические выкладки выстраиваются в уравнение с неизвестными, дробями, условиями такой сложности, какие возможны, только когда в дело вступает человеческий фактор. Как только дверь захлопывается, он быстро вскакивает, смахивает следы скорой медицинской помощи на пол и ногой отправляет их под кровать.
– Есть телефон? – спрашивает Шерлок, одновременно почти летая по комнате и собирая по углам и из шкафчиков что-то, чего Уотсон просто не успевает рассмотреть.
– У тебя есть машина, но нет мобильного телефона?
– Машина Майка, меня никогда не интересовали автомобили, я предпочитаю такси. А телефон тоже у Майкрофта, – Шерлок натыкается на вопросительный взгляд одноклассника. – Нет, телефон мой, его ему в участке отдали.
Джон протягивает Холмсу трубку, решая не спрашивать пока, что делал Шерлок в участке: он и так получил сегодня гораздо больше информации, чем следует при первом знакомстве.
Шерлок поспешно натягивает пальто и оборачивает шею шарфом. Джон искренне наслаждается зрелищем, когда длинные пальцы в черных кожаных перчатках скользят по кнопкам его телефона. Холмс диктует диспетчеру адрес, просит остановиться в паре сотен метров и заказывает два такси, не указывая конечный пункт назначения.
Они идут не через парадный вход, а какими-то окольными лестницами. Холмс почти бежит, перепрыгивая через две-три ступеньки, чудом вписываясь в повороты, сбивает по пути горничную с подносом, полным посуды, перед которой извиняется почему-то Уотсон.
– Почему, – на бегу выдыхает Уотсон, – мы спускаемся другим путем?
– Потому, – почти кричит Шерлок, соскальзывая с очередной ступеньки и цепляясь за перила, не стараясь восстановить равновесие, а просто для того, чтобы по центрической оси вписаться в очередной поворот, – что никто не должен знать, что нас нет. Никто не вышел через главный вход – значит, никто дом не покинул. Это своего рода атавизм. Аристократы никогда не согласились бы воспользоваться лестницей для прислуги. Майкрофт иногда так ортодоксален.
– Он будет думать, что мы все еще наверху, пока дверь не откроет дворецкий? Хочешь сказать, что твой брат наивно поверит, что мы просидели в комнате до самого утра, или сколько он там велел тебе никуда не выходить?
– Он поверит. Особенно в «до утра», а потом уже отправит кого-нибудь проверить. Это даст достаточно времени.
– Почему «особенно»?
– Идиот, – пошло ухмыляется Шерлок и подмигивает. Он распахивает очередную ничем не примечательную дверь, выходящую на задний двор.
До Джона доходит, что братья Холмс не выглядят как люди, привыкшие устраивать домашние посиделки с друзьями, и относительно Джона у Майкрофта могли сложиться неверные представления. Точнее, верные, поправляет себя Джон, но преждевременные. Хм, преждевременные. Интересная мысль.
Такси, конечно, приехать еще не успело, и они уже медленней бредут к обочине. Шерлок молчит, оценивая имеющиеся крупицы информации, а Джон все еще думает, как реагировать на заявление младшего Холмса. Это значит, что Шерлок никогда не водит к себе просто друзей или что он часто водит тех, кто чуть-больше-чем-друзья?
Ожидание длится еще несколько минут, в течение которых Холмс принимает странное для себя решение, а Уотсон вконец изводится догадками. Естественно, друг с другом они измышлениями не делятся.
Когда подъезжает первая машина, Холмс быстро садится и диктует водителю адрес школы.
– Ну, удачно доехать домой, – и, отворачиваясь к водителю. – Быстрее, пожалуйста.
Уотсон оторопело смотрит вслед сорвавшейся с места машины. Его такси появляется из-за поворота, освещая фарами дорогу и одинокую фигуру растерявшегося отличника. Он слышал, как Шерлок заказывал два такси, и общались они всего ничего, но…
Когда Джон уже открывает дверь, становится чуть светлее от фар автомобиля, на котором возвращается Шерлок.
Такси останавливается рядом, и оттуда появляется пассажир. Уотсон сохраняет каменное выражение лица, хотя его сердце, кажется, забилось в два раза быстрее.
– Я тут подумал…– Шерлок улыбается и прищуривает глаза, – будет гораздо проще получить информацию у охранника, если расспрашивать его будет признанный отличник, а не тот, кого он не раз ловил за нарушение школьных правил. Есть планы на вечер?
– У тебя самого хоть раз были планы, или одни только обстоятельства? А про отличника – это было оскорбление?
Уотсон медлит секунду, сохраняя абсолютно безразличный вид, и, уведомив водителя о том, что в его услугах больше не нуждаются, пересаживается в машину к Шерлоку.
– Планы – это скучно. По плану мы должны были делать сегодняшнюю работу – причем, только теоретическую ее часть – дома, потом сдать, получить отлично и выкинуть, как все предыдущие. Да ладно, согласись, это было бы далеко не так интересно…
– Действительно. Ее, кстати, нам еще предстоит доделать, – на это заявление Шерлок демонстративно страдальчески закатывает глаза. – И у меня нет попугая.
– Что? – Шерлок отрывается от лондонских огней, проносящихся за стеклом, смотрит на собеседника так пристально, что любому стало бы очень неуютно. Почти любому – Уотсону почему-то не стало.
– Когда мы решали, где будем делать лабораторную. Ты сказал, что у меня будут мешать брат и попугай.
– А. Нет, попугай у тебя точно есть. А вот брата нет.
– И ты знаешь это потому, что?..
Шерлок глубоко вдохнул. Вот в такие моменты и наступал миг триумфа. В нем, как в каждом поистине одаренном человеке, жила неистребимая жажда признания. Скромность серого цвета, и ею окрашивают себя только те, кто не имеет в распоряжении других красок. Это знание Холмс никогда не приводил как аргумент в свою защиту, когда его обвиняли в тщеславии, но всегда хранил записанным на жесткий диск в черепной коробке.
– Потому что видел в твоем учебнике несколько зерен и древесную стружку. Зернами кормят многих домашних животных, но только попугаям необходимо добавлять несъедобные ингредиенты. Смесь для фуражирования. Любой ответственный хозяин знает, что попугаям необходима нагрузка на мозг. Клетка стоит на письменном столе?
– Класс, но все равно слишком много уверенности для предположения.
– Не слишком, – будь у Шерлока другое воспитание, он бы повертел пальцем у виска. – На твоем телефоне заставки с фотографией.
Уотсон закатывает глаза и красноречиво бьется головой о стекло:
– А брат?
– Которого у тебя нет, – дождавшись утвердительного кивка. – Ты удивился, когда я назвал фамилию Майкрофта, если бы у тебя был старший брат, ты бы понял, кто он, как только открылась дверь. А будь у тебя младшие братья или сестры, ты бы не был таким… правильным.
– Правильным?
– Правильным!
Шерлок усмехается – ему лень давать пояснения, и он знает, что на самом деле они не нужны. Взаимопонимание – оно разное бывает.