– Пожалуйста, не бросай своего Уибби в сестру, Оливия.
– Уточки! – стояла на своем девочка. Она подобрала кролика и потянула мать ближе к пруду.
– Ладно, давай чуть поближе. Но мы не можем оставаться здесь слишком долго. Тесс хочет кушать.
Драко поднялся и подошел к девочке. Он достал целлофановый пакет из кармана и вытащил оттуда кусочек хлеба.
– Хочешь покормить уток? – спросил он.
Девочка уставилась на него огромными глазами, потом поглядела на мать. Женщина посмотрела на Драко, чуть обеспокоенно, потом перевела взгляд на Гермиону и уже расслабленно улыбнулась.
– Иди, Ливви. Возьми хлебушек. – Она отпустила руку малышки.
– Вот так, я покажу тебе. – Он отломил маленький кусочек хлеба и бросил его в пруд.
Три утки живо бросились к тонущему куску, радостно «окрякивая» находку. Самой быстрой достался хлеб, остальным же осталось презрительно чистить перышки.
– Уточки!!! – снова выдала девочка, словно это было единственное слово в ее лексиконе.
– Держи, – Драко вложил оставшийся хлеб в свободную руку малышки. Она серьезно посмотрела на кусок, все еще не уверенная, что с ним делать. – Кидай, вот так, – он изобразил метательное движение.
Девочка бросила весь кусок в пруд и завизжала от восторга, когда полдюжины уток бросились к нему.
– Уточки!! Еще! Еще! Еще! – требовала она пронзительным голосом.
– Прости, – виновато улыбнулся он, – у меня был только один кусок, – он показал ей свои пустые руки.
– Еще! Еще! Еще! – девочка затопала ногами, ее голос уже звучал рассерженно.
– Ну все, Оливия. Больше нет. Скажи дяде «спасибо» за хлеб, и пойдем.
– Не пойдем! ЕЩЕ! – В приступе бессильной злобы Оливия метнула кролика прямо в пруд. И до того, как кто-либо успел хоть слово сказать, очередной порыв ветра отнес игрушку к середине пруда.
– Уиббиииииииииии!! – взвыла девочка.
– О, Оливия… – вздохнула женщина.
– Ба-ба-ба-ба-ба-ба? – добавила Тесс, требовательно колотя мать по груди.
– Уиббиииииииииииииииииии! – еще громче закричала в ответ Оливия. Ее лицо постепенно приобретало цвет спелого томата.
Гермиона стала рыться в сумке, надеясь найти хоть какую-нибудь конфетку или маленькую игрушку, чтобы отвлечь девочку от ее прискорбной утраты. Все, что обнаружилось, – шариковая ручка, жвачка без сахара и несколько скрепок для бумаг. Ничего из этого, насколько ей было известно, не было большим утешением расстроенному ребенку.
Пока она продолжала обшаривать карманы, к ней подошел Драко.
– Присмотришь за этим? – спросил он, снимая ботинки и носки и кладя их на скамейку.
– Ты что делаешь? – удивленно поинтересовалась она.
– А на что это похоже, Грейнджер? Спасаю Уибби, – легко бросил он.
С этими словами он вошел в грязный, полный водорослей пруд. Порыв ветра отнес кролика дальше. Драко чуть поморщился, но сделал еще несколько шагов вперед – теперь вода доходила ему до пояса. Потянувшись, он наконец вытащил игрушку из пруда, который должен был стать ее последним пристанищем. Он повернулся и победно помахал кроликом в воздухе. Скорбные крики Оливии стихли до простого хлюпанья носом.
Выбравшись на берег, Драко скрутил кролика, выжимая из него грязную коричневую воду. Он вручил игрушку Оливии, которая немедленно прижала ее к груди и облегченно забормотала:
– Уибби! Уибби! Уибби!
– Спасибо вам, – чуть виновато улыбнулась мать. – Не стоило этого делать. Оливия, скажи «спасибо» доброму дяде.
Девочка робко посмотрела на Драко и прошептала:
– Пасибо, добрый дядя.
– Пожалуйста, – невольно улыбнулся он. – Ты приглядывай за ним. Не думаю, что кролики уж очень любят плавать.
Пока женщина уходила, держа девочку за руку, Гермиона пораженно смотрела на Драко. Низ его белой футболки был весь в зеленых водорослях. Его джинсы, конечно, насквозь промокли и обтягивали ноги, как вторая кожа. Гермиона не знала, что удивляло ее больше: то, что Драко Малфой только что влез в грязный пруд, чтобы вытащить игрушечного кролика, или то, что она находила Драко Малфоя, покрытого по пояс водорослями, невероятно сексуальным.
– Было почти героически, – заметила она, заставив себя оторвать взгляд от него и снова посмотреть на пруд.
– Почти героически? – усомнился он, пытаясь отряхнуть водоросли с джинсов. – Я игрушку выловил, а не ребенка.
– Дрейк, да за ребенком любой бы прыгнул. Немногие бы прыгнули за игрушкой.
Он пожал плечами: «Ну вот такой я идиот».
– У тебя ведь моя одежда с собой?
– Да, конечно! Как я могла об этом не подумать? – забормотала она, доставая футболку и шорты.
– Наверное, потому что это не ты стоишь тут, покрытая утиным дерьмом. – Он стянул футболку через голову.
Гермиона сделала мужественную попытку не пялиться. Но один только вид его оголенного торса и груди, того, как сильные мышцы перекатывались под бледной кожей, сделали эти попытки абсолютно бесполезными. Как только ее отвисшая челюсть закрылась, и к ней вернулась способность нормально говорить, она сказала:
– Ты ведь не… эмм… собираешься переодевать брюки прямо здесь?
– Я просто зайду за вот то большое дерево. Не хочу, чтобы меня арестовали за эксгибиционизм, – он подмигнул ей и исчез за деревом.
И что это было за подмигивание? Он заметил, как она на него пялилась? Ну, конечно, заметил, корила себя Гермиона. Она ведь делала это не то чтобы как-то безумно скрытно.
Он быстро вернулся назад, неся в руках комок мокрой одежды.
– Пойдем отсюда? А то знаешь, не очень большое удовольствие – стоять на ветру в промокших боксерах, но что-то мне подсказывает, если бы ты знала, что я разгуливаю без труселей, покраснела бы еще больше. Я не то чтобы против, но у тебя ж сосуды банально полопаются!
– И вовсе я не покраснела! – запротестовала она и отвернулась. Разговоры о его нижнем белье и вправду заставили ее щеки загореться.
С его губ сорвался резкий короткий смешок, пока он влезал обратно в свои ботинки.
– Как скажешь, Грейнджер.
Он засунул мокрую одежду в целлофановый пакет, который Гермиона вручила ему, и зашнуровал ботинки.
Пока они шли назад к его квартире, ей в голову пришла внезапная мысль.
– А ты всегда таскаешь с собой хлеб в карманах? Не думала, что ты такой обжора, – не могла удержаться от подколки Гермиона.
– Таскаю, только когда знаю, что нужно будет оставить за собой след из хлебных крошек, – ответил он сарказмом на сарказм. – Или когда иду на пруд с утками.
– Но ты не стал кормить их сразу, как мы пришли к скамейке.
– Знаю. Но ведь ты была со мной.
– Так… ты не хотел, чтобы я вторгалась в твой безумно Интимный Момент между Дрейком и Утками?
– Ну да.
– Чегооо? – Он просто не может быть серьезным!
– Да шучу, шучу. Обычно я сразу начинаю кормить их. Вначале, когда я стал приходить на пруд, я выжидал, потому что в семидесяти пяти процентах случаев у пруда появлялся маленький ребенок и хотел, чтобы у нее или него было что-нибудь для уток. Как бы то ни было, я вскоре понял, что родителям не очень-то нравится, когда их дитятко берет хлеб у каких-то незнакомых мужиков, слоняющихся у утиного пруда. Но так как ты была со мной, – сказал он, перебрасывая пакет из одной руки в другую, – я подумал, что мать примет меня за половинку очаровательной молодой пары, а не за извращенца, который охотится на ее ненаглядное чадо.
– Оу… – все, что могла сказать Гермиона. Она внезапно почувствовала укол печали, вообразив Драко, сидящего в одиночестве в парке каждый день, пугающего заботливых родителей маленьких детишек.
Остаток пути они проделали молча, но неловкости не было. Он периодически останавливался, ерзая и пытаясь поправить мокрые боксеры. А ей каждый раз приходилось делать нелегкий выбор между тем, чтобы дать волю чувствам и рассмеяться, и тем, чтобы вежливо притвориться, будто она ничего не видит.
Когда они дошли до его дома, он обернулся к ней.
– Сколько времени?
– Где-то два.
– А у тебя все еще листья в волосах.
Она злобно сощурила на него глаза.
– А ты до сих пор весь в водорослях.
Он рассмеялся.
– Справедливо. Ты голодна?
Честно сказать, она умирала от голода. Она ничего не ела с самого утра, да и на завтрак смогла проглотить только тост и чашку кофе, потому что дико нервничала. Но сказать «да» значило признать, что она хочет пообедать с ним. Чего она определенно НЕ хотела.
– Да, немного, – сорвалось с языка, черт его дери! Как она только позволила себе сказать это?
– Здесь недалеко есть одно местечко с потрясающим карри. Хочешь попробовать?
– Дрейк…. Я просто… Это не…
– Знаю, знаю… Это непрофессионально. Но ведь сегодня суббота, а не четверг. И это всего лишь обед, а не ужин. И я даже не буду предлагать заплатить за твою еду, если от этого станет легче.
– Я…. я не знаю.
– Слушай, мне нужно подняться наверх, принять душ и надеть чистую одежду. Почему бы тебе не подняться со мной? Пока я буду переодеваться, ты подумаешь. Полагаю, у тебя будет достаточно времени, чтобы придумать достойную отговорку. Придумаешь, и я обещаю больше не приставать с этим, хорошо?
Она вздохнула.
– Хорошо…
***
Но, конечно, она и подумать не могла ни о какой нормальной отговорке.
И все же она могла гордиться собой за отчаянные попытки не пялиться на него, выходящего из ванной, обернутого в одно лишь полотенце. Она украдкой бросила самый непринужденный взгляд, но его точно нельзя было определить словом «пялиться».
***
Он был прав, карри было потрясающим. Достаточно острое, чтобы из глаз брызнули слезы, но не настолько острое, чтобы она чувствовала только огонь на языке. Вообще, местечко напоминало ту еще дыру, но, несмотря на середину дня, было почти заполнено.
– Часто сюда приходишь? – спросила она.
– Это самый неоригинальный способ подката, который я только слышал, – заметил он, отпивая воду.
Она закатила глаза и сунула в рот еще вилку риса.
– Но да, я частенько захожу сюда, когда не хочется готовить.
– А что тебе нравится готовить?
– Да все. Скажи, не возражаешь, если мы поговорим о деле немного?
– В смысле? – насторожилась она.
– У меня вопрос к моему социальному работнику.
– Оу… – Она вытерла губы салфеткой и села на стуле прямо, готовясь слушать. – Итак…
– Помнишь, как ты спросила меня, не замечал ли чего-нибудь странного, тревожного, несоответствующего нормальному?
Ее сердце забилось быстрее.
– Да.
– Почему ты меня об этом спросила?
– Потому что у тебя была травма головы, – выдала она быстрый заготовленный ответ.
– А что именно случилось с моей головой? Что они сделали?
– Ну… я точно не знаю… – Она аккуратно подбирала слова. – Мне не дали посмотреть полицейские отчеты.
– А почему у меня тогда нет шрамов?
– Наверное, у тебя были хорошие врачи.
– Хммм… – Кажется, он не был удовлетворен ответом. – Немного странно, что у меня нет никаких личных воспоминаний, но я помню другие вещи. Например, все песни Битлов. Почему я помню каждое слово чертовой «Элианор Ригби», но понятия не имею, как выглядит моя мать?
– Я не знаю, Дрейк, – вздохнула она. – С такими вещами я тебе не могу помочь.
– А, блин, с чем ты можешь мне помочь, мисс Грейнджер?
– Может быть, ни с чем, – тихо сказала она.
– Ну до офигения круто, – он со стуком поставил стакан на стол.
Несколько минут они просто пялились на свою еду. Вилкой Гермиона размазала оставшийся рис по тарелке.
– Прости, – вдруг сказал он. – Я не хотел портить день.
Неужели Драко Малфой только что извинился перед ней?
– Я… эмм… Не парься. Мне ни за что не представить, как для тебя это сложно.
– Да это просто не имеет смысла, Грейнджер! – не вытерпев, воскликнул он. – Я уйму всего прочитал о нарушениях памяти и головных травмах, и то, что происходит со мной, просто ненормально!
– Когда дело доходит до этого, нет такого понятия, как нормально, Дрейк. Мозг каждого человека уникален.
Он вздохнул.
– Есть причина, по которой ты поднял эту тему? – мягко спросила она, и рука невольно дернулась, чтобы погладить его ладонь, но она сдержалась. – Ты заметил что-то… странное… в последнее время?
Он ничего не ответил. Его челюсть была сжата, пальцы отбивали нервный ритм по столешнице.
– Дрейк, что?
Он закрыл глаза.
– Просто скажи мне.
– Пообещай мне кое-что, – сказал он, открывая глаза и глядя прямо на нее.
– Что?
– Что не будешь смеяться.
– Обещаю, – быстро сказала она.
– Если ты будешь смеяться, клянусь, я…
– Я не буду смеяться, – ее голос был до смерти серьезным.
– Хорошо. – Он глубоко вздохнул и опустил глаза на стол. – Вчера я минут двадцать стоял у двери своей квартиры и пытался открыть замок.
– Твои… твои ключи не подходили? – голос чуть задрожал.
– Нет. Я их не использовал.
– Я… не понимаю, – сказала она. Но она понимала. О, как же она хотела бы не понимать…
– По какой-то… причине я был уверен, абсолютно уверен, что дверь открывается паролем. Я говорил какие-то дебильные слова и все больше расстраивался, когда они не срабатывали. А потом раз, – он щелкнул пальцами, – я вспомнил, что нужно использовать ключи, чтобы открыть дверь. Я достал их из кармана, открыл замок, вошел и попытался забыть все, что произошло.
– Но не забыл.
– Нет. – Он снова посмотрел на нее. Его светлые глаза выглядели совершенно потерянными. – Спасибо, что не смеялась.
– Дрейк…
– Думал, что будет так странно рассказать тебе это. Поклялся, что ни за что не расскажу. Но вообще, чувствую облегчение.
– Я всегда тебя выслушаю. – Она наконец накрыла его ладонь своей. Кожа была холодная, а костяшки пальцев побелели. – Я всегда буду воспринимать тебя серьезно.
– Я верю тебе, Гермиона. – Его глаза скользнули по ее руке. Она хотела отдернуть ее, но не стала, когда он задал следующий вопрос: – Думаешь, я схожу с ума?
– Нет, Дрейк, – уверенно сказала она.
– А я думаю, да.
– Ты не сходишь с ума. – Она крепко сжала его руку. – Ты справишься. Просто нужно немного времени.
Он ничего не сказал, но тоже сжал ее руку.
***
Разум Гермионы отчаянно работал, пока они шли обратно к его квартире. Она перепрыгивала с обеспокоенности за психическое состояние Драко на бессмысленные попытки определить, что пошло не так с Рескрипсо.
Когда они дошли до его дома, она повернулась к нему, но нужные слова никак не приходили на ум. Вместо этого заговорил он.
– Я отлично провел время с тобой, Гермиона.
Она улыбнулась.
– Я тоже отлично провела с тобой время.
Они замолчали. Взгляд Гермионы скользнул по его губам, и вдруг она поняла, что думает о том, какие они на вкус. Рука невольно дернулась вверх, она заставила себя посмотреть ему в глаза и увидела, что он тоже смотрит на ее губы.
«О, Господи, – пролетело в ее голове. – Мы что, собираемся поцеловаться?»
Она просто не может этого допустить.
– Я… я должна идти, – почти твердо сказала она, сглатывая ком.
Он тяжело вздохнул.
– Ну… если должна.
– Увидимся… в четверг.
– Верно. Не забудь записную книжку. – Он мог сказать это жестко, едко, но в словах не было яда.
– Не забуду. – Она развернулась и даже сделала несколько шагов в сторону от его дома.
– Грейнджер?
– Да? – она сразу повернулась.
– А мы можем… это повторить?
– Не думаю, что это хорошая идея, Дрейк.
– Пожалуйста, – попросил он.
– Дрейк, ты мой клиент. Это не… Я не могу.
– А я могу тебя уволить? – выпалил он.
– Что??
– Я могу тебя уволить? – повторил он. – Попросить другого социального работника? Чтобы мы могли это повторить?
– Они спросят, почему ты меня увольняешь. Я не могу потерять работу, Дрейк.
Это была не то что бы правда. Но ей все равно не хотелось объяснять, почему им придется подыскать кого-нибудь другого для случая Дрейка. И, более того, ей не хотелось, чтобы кто-то еще работал с ним. Это создаст слишком много проблем.