«Просто признай, Гермиона, – нашептывал внутренний голос, – тебе вроде как нравится проводить с ним время».
– Вот блин, – пробормотала она.
В конце концов, она остановилась на паре темных джинсов, яблочно-зеленой блузке и кремовом кардигане. Для конца сентября было довольно тепло, но ведь когда солнце сядет, может похолодать… Не то чтобы она собиралась гулять с ним до самой ночи! Но все же… лучше быть готовой. Она собрала волосы в свободный узел и сунула свежевыстиранные шорты и футболку в холщовую сумку. Из головы совсем вылетело взять их в четверг. Она была рада избавиться от них… Оставить их в своей квартире значило постоянно возвращаться к приводящему в полное замешательство прозрению, случившемуся всего пару минут назад: ей вроде как нравилось проводить время с ним. Она наслаждалась их словесными дуэлями. Она наслаждалась печенюшками, которые он пек. Она наслаждалась тем, что именно она тот самый человек, который слушал о его попытках разобраться в своей жизни.
Но все же она была обеспокоена. Он определенно страдал, скажем так ввиду отсутствия лучшего слова, «заражениями» прошлыми воспоминаниями о жизни волшебника. Например, она была уверена, что символы, которые он видел на экране, были не чем иным, как рунами. А в своем хорошем сне он определенно летал на метле. Что же до его кошмара… ну, о нем она вообще предпочитала не думать.
Если бы сны были единственным тревожным знаком, она бы и бровью не повела. Ведь это всего лишь сны, да и он, кажется, не придавал им большого значения. Но вот все остальное… фотографии в журналах, копировальная машина, то, что он сказал «кипер» на той неделе… Этим вещам она придавала значение. Он-то, может, и списывал все на травму головы, но ей было лучше знать.
Вернувшись в четверг из его квартиры, Гермиона прочесывала досье Нарциссы, Пэнси и Блейза, внимательно ища хоть какой-нибудь знак того, что у них наблюдается что-то подобное. Но если и наблюдалось, то никто не записал. Согласно отчетам, все трое вписались в свою новую жизнь с минимальными трудностями. Сначала Блейз выказывал некоторые признаки депрессии, но, кажется, теперь справлялся намного лучше. Вообще, как значилось в записях Дина: «Мистер Замбони встретил представительного молодого человека по имени Пьетро и подумывает съехаться с ним. Более того, мистер Замбони описал свою потерю памяти как «дар», говоря, что это помогло ему осознать ценность каждого проживаемого дня». Еще Дин добавил: «Несмотря на это прозрение, ведет он себя, по большому счету, как высокомерный урод».
Касательно Пэнси Дин писал, что поначалу она находила «одиночество довольно утомительным», но после нескольких недель сильно сблизилась с Бриджпортами, одной из состоятельных семей, на которые она работала. Дин также отмечал, что Тюльпан наслаждается «обществом» своего нового хобби – выведением породистых мопсиков.
У Гермионы чуть тыквенный сок носом не пошел, когда она прочитала это.
У Нарциссы дела шли более чем великолепно. Когда Дин поинтересовался ее личной жизнью, Нарцисса фыркнула: «Деточка, у меня на это времени нет». Далее шло следующее предложение: «Мисс Маффлой, очевидно, не знала, что я заметил на ее кухне джентльмена, «одетого» в одно лишь банное полотенце и попивающего молоко из коробки».
Итак, никто из них не страдал от воспоминаний о своей прошлой жизни, и, кажется, все достигли определенного уровня нормальности и счастья. Почему же с Драко все было по-другому? Было ли это связано с тем, что он проснулся от заклинания так рано? Может, это они облажались? Да быть не может! Они приняли все меры предосторожности и проверили-перепроверили каждый элемент заклинания.
Может, у него просто была много более сильная воля, чем они предполагали?
Гермиона подумывала о том, чтобы подать петицию в Совет на переналожение заклинания. Но что будет с ним? А если он проснется с воспоминаниями о своей жизни волшебника и жизни Дрейка Малфорда, перемешавшимися в голове? Нет, оно не стоило этого риска. Пока нет. Ей просто нужно помочь ему лучше освоиться с собой и новой жизнью. Кажется, это помогло Блейзу, Пэнси и Нарциссе. Что же до его воспоминаний… ну, ей просто стоит приглядывать за этим.
***
Легкий ветерок пробежал по кронам деревьев, когда Гермиона подошла к его квартире. Она прикрыла глаза рукой и посмотрела вверх, на небо. Совершенно безоблачная голубая высь будто падала на нее.
– Потрясающая погода, правда?
Она прямо подпрыгнула от неожиданности, услышав его голос.
– Ты откуда взялся? – спросила она и поймала себя на мысли, что рассматривает его. Простая белая футболка и синие джинсы, безусловно, шли ему.
– Из дома, – он махнул рукой на здание. – Такое большое кирпичное строение прямо за моей спиной. Ну, вот то, с дверями и окнами. Теперь видишь? Воооот, дай-ка я отойду немного влево…
Гермиона закатила глаза.
– Это будет самый длинный день в моей жизни, верно?
– Ну, знаешь, как говорят… время тянется безумно долго, когда гуляешь по парку с молодым привлекательным бухгалтером.
– Забавно, никогда такой пословицы не слышала, – она скрестила руки на груди. Все же его самолюбование казалось довольно забавным.
– Хмм… тогда ты, очевидно, мало читаешь.
Она возмущенно ахнула и изогнула бровь.
– Мистер Малфорд, – строго сказала она, – меня во многом можно обвинить совершенно обоснованно, но я вас могу уверить, что прискорбная неначитанность не входит в список этих вещей.
– И что же случилось с Дрейк-О?
Ну вот снова…
– Я не буду называть тебя Дрейк-О. Что ты к этому привязался?
– Не знаю, – он пожал плечами. – Разве это не звучит более… по-свойски, чем Дрейк?
Они шли по дороге. Ей раньше не доводилось видеть его в обычной одежде. Он всегда был в своем рабочем костюме, когда она приходила к нему. Гермиона уцепилась за это, чтобы обосновать свой внезапный интерес к его наряду. Он просто отличался от того, к чему она привыкла. И вовсе это не имело никакого отношения к тому, как футболка обтягивала его широкие плечи или какими мускулистыми выглядели его руки.
– По-свойски? Нет. Определенно, нет. Дрейк-О точно не звучит по-свойски.
– А Дрейк – как-то по-ханжески.
– Дрейк-О звучит просто… просто…
– Просто что?
– Ужасающе, – вдруг выпалила она.
– Ну… ты как-то преувеличиваешь, – замялся он, не ожидавший такого ответа.
– А парк далеко? – она попыталась сменить тему.
– Да тут, за углом.
– Часто туда ходишь?
– Каждый день.
– Серьезно? – удивилась она. Такого она не ожидала, а ведь разговор-то завела так, чтобы потянуть время.
– Да. Иногда даже два раза в день. В перерыв и после работы. Если погода позволяет, конечно. Не все способны наслаждаться прогулкой под дождем так, как ты.
– Я вовсе не насладилась той прогулкой под дождем, – фыркнула она, но все же улыбнулась, вспоминая все, что за прогулкой последовало. – Просто искала повод залить водой твою прихожую.
Он рассмеялся. И она не могла не улыбнуться шире в ответ.
– И кстати, – добавила она, похлопывая по своей сумке, – я принесла твою одежду.
– Как раз вовремя. А то я уже было решил, что ты вздумала ее прикарманить.
– И что бы я, скажи на милость, делала с бесформенной футболкой и шортами, которые мне чуть ли не до лодыжек достают?
– Слушай, Грейнджер, что ты делаешь с моей одеждой в свое свободное время – это твое личное дело. – Он ухмыльнулся и послал ей двусмысленный взгляд.
– Мне ведь не стоит знать, что ты там себе напредставлял?
Он мечтательно посмотрел в небо.
– Нууу… зависит от…
– Уверена, ты хочешь, чтобы я спросила: «Зависит от чего?», чтобы ты мог дать свой выверенный уклончивый и, без сомнения, слегка извращенный ответ, но я этот ящик Пандоры открывать не собираюсь. И, вместо того, отмечу окружающую нас зелень, из чего сделаю предположение, что мы прибыли-таки в парк.
– И твое предположение будет верно. Добро пожаловать в Нортгейтский парк.
– А что, довольно мило.
Так оно и было. Ее взгляд притягивали выглядящие древними дубы и их листья, горящие оранжевым и красным. Осеннее солнце косыми лучами пронзало кроны деревьев, бросая блестящие золотистые лучи на аккуратно подстриженные лужайки. Вдалеке Гермиона увидела поблескивание воды.
– Он не очень большой, но здесь есть беговая дорожка, которая выходит за пределы парка, довольно длинная.
– Ты бегаешь? – удивилась она еще больше.
– Привычка. Приобретенная, на самом деле. Одна из них, я бы сказал.
– А другие… привычки?
– О, нет! – отрезал он. – Сегодня я задаю тебе вопросы.
– Да у тебя даже записной книжки нет, – подняла она его на смех, картинно складывая руки на груди.
– Буду хранить все здесь, – сказал он, указывая на голову. – Там много места. – Внезапный порыв ветра сбил прядь платиновых волос на лицо. Изящным движением он вернул ее на место. – Вот. Первый вопрос. Тебе нравится твоя работа?
– Более чем. Если бы еще не один придурок, к которому приходится ходить каждую неделю.
– Бог ты мой, звучит ужасно. Как ты его только терпишь?
– Сама не знаю, – ответила она, отодвигая низко свесившуюся ветку со своего пути. – Ему хватает ума умасливать меня домашней выпечкой, чтобы я не просила отдать его дело кому-нибудь другому.
– Ай! – коротко вскрикнул он. Она обернулась и увидела, что ветка, которую она только что отодвинула, хлестнула его по лицу. – Ну спасибо тебе, блин, большое, Грейнджер!
Не удержавшись, она рассмеялась.
– Прости.
– Сам виноват. Расплачиваюсь за то, что позволил тебе идти впереди. А ты ведь даже не знаешь, куда мы идем!
– А куда мы идем? Просто гуляем по парку. Тебе что, обязательно нужна точка назначения?
– К твоему сведению, – начал он, идеально копируя ее интонацию, – мы направляемся во вполне себе определенное место. А теперь вернемся к моим вопросам. Расскажи про свою семью. Братья, сестры есть?
– Нет, – коротко ответила она. – Только я. Всегда хотела маленькую сестренку, когда была ребенком, но никогда не могла убедить родителей. Вместо этого они подарили мне рыбку.
– Ну, с рыбкой хотя бы игрушками делиться не нужно, – резонно заметил он.
– Меня это, впрочем, не остановило. Когда мне было шесть, рыбка показалась мне такой одинокой, поэтому я положила книжку к ней в аквариум.
– И как закончилось?
– Печально. И для рыбки, и для книжки.
– Увы.
– Еще как увы. Бедная Беатрис Поттер.
– Так звали рыбку?
– Да нет же. Автора книжки. Иллюстрированное собрание ее историй.
– А рыбка? Как было ее имя?
– Мисс Рыбка.
– Как оригинально! – усмехнулся он.
– Родители назвали. Они люди практичные. Оба дантисты.
– Понятно. Они тебя не уговаривали продолжить семейное дело и оставить свое призвание?
– Что? А, ты про социальную работу? Оу… Нет. Они всегда меня поддерживали.
– Как мило. А что насчет твоих друзей? Какие они?
– Мои друзья? Да как все друзья… милые, заботливые, веселые, – пожала она плечами.
– Знаешь их по школе?
– Да, – быстро ответила она, а сердце ухнуло в желудок. Было чувство, что она идет по минному полю.
– Какой у тебя любимый вкус мороженого?
– Клубничное, – не задумываясь ответила она, благодаря Бога, что личные вопросы, кажется, прекратились. – И чего ты усмехаешься?
– Не могу объяснить, – он не смог удержать еще один смешок.
– Ладно. Чудак.
– А любимая сладость?
– Шоколадные ля…д. Шоколадный лед.
– В смысле, такая глазурь замороженная что ли? – чуть поморщился он.
– Да.
Фух, пронесло.
– Отвратительно.
– Сам спросил, – пожала плечами она и нервно усмехнулась.
– Любимое время года?
– Зима.
– Встречаешься с кем-нибудь?
– Нет.
Черт! Как ловко он впихнул это в ряд глупых вопросов ни о чем! И почему правда сорвалась с губ раньше, чем она сказала ложь? Если бы он думал, что у нее кто-то есть, все было бы намного проще. Она пристально посмотрела на него. Он даже не пытался скрыть довольную лыбу.
– Сколько тебе было, когда ты впервые поцеловалась?
– Бог ты мой! Это уже переходит на личное. Я-то тебе таких вопросов не задаю.
– Ну, да, потому что я-то на такие вопросы не могу ответить, Грейнджер.
– А… ну да… Мне было пятнадцать, – ответила она, потому что стало немного стыдно.
– Каким он был?
– Кто?
– Парень, с которым ты впервые поцеловалась.
– Виктор? Он был… милым. Спортсмен. Немного твердолобый, но все равно милый. Бог ты мой, такой ветер поднялся! – она отчаянно пыталась заправить выбившиеся пряди волос за уши. Листья кружились вокруг них.
– А мне нравится, – он улыбнулся, глядя на нее.
– Мне тоже. Как будто мы в шарике с искусственным снегом, только вместо снега – листья.
Когда она представила это со стороны, прозвучало до сумасшествия глупо. Она повернулась к нему, готовая к неизбежным насмешкам, но он, очевидно, готов был спустить ей это. Или просто думал о том же самом…
– Ну, вот мы и пришли.
– Пришли куда? – она огляделась. – Ты про скамейку?
– Да. Это моя любимая скамейка. – Жестом он пригласил ее присесть.
– Оу… – Она села. Скамейка, безусловно, была неплохая, но она определенно не понимала преимущество именно этой скамейки перед любой другой в парке. Хотя не могла не признать, что вид на пруд с уточками был потрясающий. Синевато-коричневая вода волнами накатывала на илистые берега. – Милое местечко.
– Да, – твердо сказал он, садясь рядом с ней. – Хотя водорослей в пруде до чертиков.
Она внимательно изучила воду. В самом деле, зеленые вязкие комки водорослей окаймляли берег.
– Думаю, водоросли добавляют пруду очарования. Не согласен?
– Как скажешь, Грейнджер.
В дальнем конце пруда плавали два или три лебедя. Водоросли прилипли к их великолепным белым перышкам.
– Жаль только лебеди от этого выглядят чуть менее изысканно.
Он рассмеялся.
– А вот уткам – по барабану, – заметил он.
– Верно. – Она откинулась на спинку скамейки и отвела взгляд от воды. – Очень мило… – сказала она мягко.
– Согласен.
– Как ты думаешь… – начала было она.
– Шшш… – прервал он, хмуря брови. – Никаких вопросов. Давай просто посидим. Так я могу притвориться, что просто сижу с красивой девушкой на скамейке в парке. И вот моя жизнь уже кажется более или менее нормальной.
В животе у нее все сжалось. Он считал ее красивой? Нет! Она быстро нашла объяснение: он сказал это только для того, чтобы она перестала задавать вопросы. Каково бы ни было его намерение, она подчинилась. Она наблюдала за утками, медленно кружащими по пруду, иногда окунавшими головки в воду в поисках еды, отчего их хвостики поднимались, и утки смешно дергали лапками в воздухе. Но уголком глаза (только уголком!) она наблюдала за ним. Он выглядел радостным, даже безмятежным, сидя здесь, глядя на водоплавающих, скользящих по поверхности пруда. И поэтому (черт, она поверить не могла, что даже думает об этом, но тем не менее) она была тоже рада быть здесь, сидеть рядом с ним, делить этот момент спокойствия с Драко Малфоем.
Внезапный порыв ветра заставил ее плотнее закутаться в кардиган. Листья закружились у ног. Она потянулась к голове, чтобы пригладить волосы.
– Грейнджер, ты пытаешься выиграть заведомо проигрышную битву, – заметил он, не отрывая взгляда от пруда.
Она глупо засмеялась, чего никогда за собой не замечала, и вытащила из пучка волос несколько листьев. Уже собиралась выдать остроумный едкий ответ, когда высокий радостный голос позади них закричал:
– Уточки! Уточки! Уточки!
Она обернулась и увидела маленькую девочку, лет двух-трех, наверное. Та тянула свою мать прямо к пруду. Кое-где порванный, довольно грязный игрушечный кролик свисал из другой ее руки.
– Да, Оливия. Это уточки. А как уточки говорят?
– Уточки!
Девочка радостно подбросила кролика в воздух. Тот ударил другого, младшего ребенка, привязанного к груди матери. Ребенок гукнул и махнул пухлой ручонкой.