В тот момент Габриэль был другим – непривычно взрослее и снова опытнее, с проступившими чертами лица, гораздо резче, чем у Сэма благодаря возрасту, с едва ли нежными движениями и совершенно незнакомым огнем в глазах. Он сидел на бедрах Сэма, оглядывая комнату в поисках пульта от проигрывателя, и все это время Сэм потратил на то, чтобы изучить его в который раз – он был чаще всего таким же неуверенным, как Сэм, подстраивался под него, но в тот момент что-то послужило для него сигналом, но сейчас он снова был другим. Как будто в нем постоянно было сразу несколько Габриэлей, от властного и уверенного до погруженного в себя флегматика, и Сэм не мог сказать, уставал ли он от этого или только предвкушал каждого нового. Этот Габриэль казался ему совершенным – тем, кому не нужно думать о несовершенстве своего тела, недостатке опыта, о сомнениях в ответе и общей концепции надобности, он просто брал то, что хотел. И, черт возьми, если Сэм не был готов ему это отдать. Что угодно. Светлые волосы падали на лицо, изменяя привычные черты и делая его еще старше, а некоторая отстраненность только добавляла уверенности в том, что он на своем месте. В отличие от Сэма.
Он привык к мысли, что однажды ему все же придется решиться на новую близость, иначе он просто умрет от постоянного возбуждения – формирующееся тело требовало ответа сильнее, чем разум своих ответов. Тело горело и не хотело слушать разум, оно хотело отдаться его рукам, не желая даже разрешать анализировать. Оно требовало прикосновений, и Сэм нетерпеливо ерзал под Габриэлем. Он не слышал мыслей, зарываясь пальцами в его волосы и требуя поцелуя, не замечал растущей паники, незаметной на фоне того, как екнуло сердце, стоило Габриэлю понимающе усмехнуться. В нем словно бы сражалась потребность с невозможностью, и он слепо доверял только Габриэлю, одной рукой приподнимающему его за талию к себе, к собственной обнаженной груди. Полупоцелуи-полуукусы, которыми Габриэль покрывал его шею, отвлекли его от того, что заставило панику пробиться вперед несколькими секундами спустя – ладонь Габриэля накрыла его ширинку. Помедлив, он отпустил собачку молнии и провел по члену сквозь грубую ткань джинс, ловя каждый выдох Сэма губами. Не в состоянии отвести взгляд, Сэм покраснел, осознав, что неосознанно вцепился руками в его плечи. Ему казалось, что больше он не смог бы выдержать – ему достаточно было того, что желание, связанное с ним, сделало с Габриэлем. Его удерживал призрак страха, не отпускающий его с первого прикосновения. С каждым новым объятием Сэм упорно заходил все дальше и дальше, сражаясь с ним, но сейчас он остался со страхом наедине.
Он боялся, что этот раз будет единственным и последним.
Как только осознание этого страха захватило его мысли, он похолодел, уже не понимая, куда уходит весь его жар. Не так. Он хотел бы не так. Он даже не был уверен, как именно он хочет, но при мысли о том, что эта грань обычно решающая, он понял, насколько не хочет переходить ее, несмотря на отчаянное физическое влечение. Он отстранился, и Габриэль поднял руки, не понимая, что происходит. Сэма хватило только на короткое «Извини», когда он рывком поднялся на ноги и выбежал из комнаты, все еще не в состоянии привести в порядок дыхание. Одернув футболку и откладывая споры с самим собой, он решительно направился к лестнице – он больше так не мог.
***
Дойдя до предполагаемо нужного кабинета, Сэм заметно успокоился. Он уже думал о том, как будет объяснять это Габриэлю, но каждое новое предложение заставляло его чувствовать себя глупо – «Извини, я точно не знаю, почему все зависят от секса?». «Прости, но что будет, если я не такой?». Ну и, наконец, самое идиотское: «Просто отношения моего брата не заходили дальше первого раза, и я слишком похож на него?». Последнее было особенно невыносимо, и Сэм, разозлившись на самого себя, громко постучал.
- Можно и нежнее, - английский акцент профессора Кроули звучал еще незнакомо. До сих пор Сэму не приходилось пересекаться с ним. Профессор сидел на крутящемся кресле возле доски, закинув длинные ноги на стол рядом с клавиатурой и со скучающим видом слушал, что ему говорят из динамика мобильника, лениво крутясь туда-сюда. Сэм неуверенно замер на пороге, не понимая, заметили ли вообще его присутствие. – И ты думаешь, что она согласится на первом свидании? – прижав трубку к плечу ухом, Кроули махнул ему на стул перед своим столом на возвышении в самом начале просторной аудитории. – Я думаю, нет, и если я выигрываю, ты ведешь меня в ресторан, - он показал Сэму жестом подождать, поправляя темные очки. – Почему обязательно завтра, в любой другой день… Ты ее и на пятницу пригласил? Слишком? Что ты, всего лишь складывается ощущение, что тебе нужна жена. Послушай… - он подождал, чуть опустив голову. – Не то, чтобы я настаивал, но ты мог бы сказать мне о своем решении. Я мог бы хотя бы вежливо познакомиться… Почему нет? Я не стану просить ее… Черт возьми! – и он швырнул трубку об стену, за какую-то секунду взрываясь гневом и тут же приходя в себя.
Сэм вздрогнул, порываясь уйти, но что-то в поникших плечах профессора подсказало ему, что сейчас не лучший момент. Он сложил руки на коленях, смотря на его черный пиджак.
- Что ты хотел, - он запнулся, сканируя Сэма через темные стекла очков, - Винчестер?
- Вы сказали, к вам… - он покраснел, уже понимая, насколько глупой была идея прийти сюда. Ему больше некуда было идти, а сказать об этом Габриэлю он не мог. Он знал, что неправ, но знания против страха ничто. Он проиграл свою битву только что, позорно сбежав, и теперь воспоминание об этом приятно и слегка возбуждающе волновало сознание, и казалось, что сейчас он мог бы продолжить. Только это лишь иллюзия. На самом деле это повторялось бы вновь и вновь. – Какой был ваш первый раз? – выпалил он, не представляя, могут ли щеки гореть еще сильнее.
Кроули удивленно поднял брови, помедлив, а затем придвинул стул и сел напротив Сэма, снимая очки и переплетая пальцы под подбородком. Его темные глаза не выражали абсолютно никакого осуждения или насмешки, и Сэм расслабился, хотя все еще не знал, правильно ли поступил, придя сюда.
- Меня за такое могли бы и выгнать, - вкрадчиво произнес он, но не успел Сэм поспешно извиниться и выйти, как он продолжил, - но будем считать это разновидностью обучения. Мне было двадцать один, ему сорок семь. Я только начал преподавать и отчаянно хотел стать частью коллектива сразу же, был пьян до последней стадии, - он рассказывал так, словно это случилось не с ним. – Но ты уже знаешь, о ком я, - и Сэм не то кивнул, не то мотнул головой поспешно, проклиная всезнайство Габриэля.
- Сколько же вам сейчас? – и Кроули нехорошо усмехнулся.
- А сколько бы ты мне дал?
- Сорок?
- Двадцать семь, - на этом Кроули еще сильнее развеселился, наблюдая смущение на лице Винчестера, неловкость, неоновой вывеской светившуюся в выражении его лица. - Стали бы меня уважать в двадцать семь такие, как вы, - и он покрутил в руках очки. Сэм, поборов смущение, пригляделся – профессор и в самом деле был еще молод, с несколькими морщинами вокруг темных глаз, с резкими скулами и высоким лбом, очерченным растрепанными короткими черными волосами. – Каким он был? Я не знаю. Каждый раз как первый.
- А до тех пор вы были…
- Нормальным? Я и сейчас нормален, - на этом усмешка Кроули угасла, сделав его снова убийственно-серьезным и пугающим.
- А Джуди, она?
- В жизни не все так прекрасно, Винчестер, и не каждый в состоянии принять себя и свою жизнь до конца. Высшим проявлением… - он замялся, - чувств будет способность подстроить себя несмотря ни на что. Нельзя узнать, кто стоит того, а кто нет, как нельзя предсказать, кто должен подстраиваться. Это способность жертвовать. Это всегда доверие. Его нельзя накопить и нельзя включить, предсказать или оценить. Это прыжок с парашютом – или ты умрешь, и останешься жить с незабываемыми ощущениями, оставшимися в памяти, или ты умрешь.
- Но как узнать, когда я буду к этому готов? – Сэм неосознанно сжал руками колени, не представляя, о чем профессор Кроули говорит. Разве он не доверяет Габриэлю? Больше, чем себе.
- Да никак, если бы для этого существовали тесты, люди были бы счастливее и несчастливее одновременно. Это только твой выбор и твоя свобода, - непонимание Сэма раздражало Кроули, и у Сэма мелькнула мысль, что в следующем семестре ему придется тяжело на его предмете. – Если ты уже доверил ему часть своей жизни, эту тайну, и он ее понял – то настоящее ты доверить сможешь. А будущее доверяют только оптимисты и романтики.
- Но если мы ошиблись, как начать заново? – Сэм упрямо смотрел ему в глаза, стараясь выдержать взгляд. Наконец, Кроули сдался, и в выражении его лица даже промелькнул намек на мягкость.
- Вы уже начали, - Сэм помотал отчаянно головой, и Кроули едва ли не зашипел от неспособности Винчестера его понять. – Начало не там, где ты своей пустой головой думаешь! У этого вообще нет начала, как нет конца. «Первый раз» - это условность, он может быть физически позже первого раза доверия, это не более чем очередной этап, не важнее и не слабее предыдущих. Начало не там, - и Сэм свел колени вместе, покраснев снова, и Кроули указал пальцем на его голову. – Там. В основе не физиология, иначе она бы обязательно вызвала привыкание, как вызывает всякое воздействие на организм, кроме боли. В основе только то, как далеко ты хочешь почувствовать человека, узнать дальше. «Первый раз» - он не разовый. Ни один раз не будет похож на другой. Никому никогда не удавалось узнать человека до конца – на то, черт возьми, он другой. Но открывая каждый раз, приближаясь к новой отметке, особенно учитывая встречное желание узнать – и это соревнование, которое известно только двоим. Оно не будет одинаковым никогда.
Сэм молча слушал его, не позволяя себе думать над словами – он запоминал их, понимая неосознанно, что это было его главной проблемой. И хотя он не смог ее сформулировать, он был уверен – в таком виде оно звучит гораздо правильнее и взрослее. Хотя Сэм мог бы возражать дальше – отношений между настолько молодыми парнями не может быть, только любопытство, но вовремя оборвал себя, вспоминая теорию о множестве Габриэлей. Стоило ему представить образ, от хозяина которого он не мог отойти последние недели не потому, что поцелуи были по-настоящему увлекательны, но и потому, что это было чем-то сильнее, чем техника взаимодействия. Он кивнул Кроули, не зная, как сказать за это спасибо, и поднялся на ноги, направляясь к двери.
- Он все равно приходит каждый раз после, - и Сэм улыбнулся, закрывая дверь. Может быть, он все еще может повзрослеть.
***
- Нет, - Сэм не смог открыть дверь, даже попытавшись. С другой стороны ее крепко держали. – Я не могу, Сэм. Сколько мне придется ждать? Я мог бы, но ты сам просишь об этом. И я не могу остановиться.
- Я не… Сейчас все нормально, - постарался как можно убедительнее сказать он, не особенно громко, впрочем. Стоять в коридоре, прижавшись к не своей двери, было крайне опасно. У него были секунды, прежде чем кто-нибудь выйдет или войдет на этаж.
- Погулял и полегчало? Что ж ты раньше гулять не ходил? – ворчливо и раздраженно. Сэм вздохнул – против этого ему нечего было противопоставить. Он не смог найти к этому подход. И он улыбнулся, ловя себя на любопытстве – как побороть задетую гордость Габриэля? Он помолчал, прислонившись к двери спиной. Сдерживать улыбку у него получилось плохо. – Ты там живой? Или отравился, как Джульетта? – ворчание стало громче, и дверь приоткрылась на одну десятую, являя любопытный нос. – Не пущу и даже не проси, - и ворчание стало совсем уж профилактическим, когда Сэм, изловчившись, чмокнул его в этот самый нос. Габриэль фыркнул, захлопнув дверь. На это Сэм как-то совсем не рассчитывал – он снова постучал, чувствуя себя безнадежным идиотом. Но она неожиданно распахнулась, и Сэм едва ли успел моргнуть, будучи втянутым в совершенно темную комнату с единственным светом фонаря, пробивавшимся сквозь занавески. Серое небо за окном тоже давало немного света, но только для того, чтобы различить силуэт.
- Что…? – собирался спросить Сэм, но Габриэль прижал его к стене, безошибочно находя его губы. Руки Сэма он перехватил вместе, не позволяя им даже шевельнуть. Едва скользнув языком по его губам, он вновь поднял футболку, повторяя то же самое, давая ему второй шанс. Но вместо того Габриэля, который был уверен в своем опыте и в результате, этот изучал его с настоящим научным любопытством, направленным на любое сопротивление упрямству Сэма. Только он не думал сопротивляться – его руки путались в светлых волосах, проводили по плечам. И хотя страх все еще никуда не исчез, он думал только о том, что хотел бы узнать, в действительности ли так интересен Габриэлю. Он думал об этом даже тогда, когда Габриэль опустился перед ним на колени, проведя по бедрам, скрытым джинсами. Он думал… Он не думал. Не размениваясь на работу рук, Габриэль, едва стянув джинсы вместе с бельем, прикоснулся губами к головке возбужденного члена. Сэм хотел в тот же момент возразить, в момент, когда он еще был способен говорить – но возбуждение было слишком велико. Слишком долго он запрещал себе получать то, чего хотел. Он схватился за ручку двери, стоило Габриэлю провести по стволу языком, и на всякий случай второй рукой за стену, когда язык коснулся основания.
- Зачем? – только и хватило его, когда он был занят попытками пресечь ответные движения бедер.
Габриэль усмехнулся и поднялся, заставив Сэма пожалеть. Но поднялся он лишь на мгновение, достаточное, чтобы провести обратно по стволу к головке рукой и прошептать:
- Sic volo (Так я хочу), - и его шепот совпал с шумным выдохом Сэма, все еще не понимающим. Латинские слова незнакомым акцентом ярким проблеском остались в его сознании, и он закрыл глаза, не понимая, почему ему хочется услышать их снова. - Sic jubeo (Так я велю), - и Сэм выгнулся навстречу медленно ласкающей его руке, щекой прижимаясь к щеке Габриэля, чей горячий шепот заставлял стать слова реальными. - Sit pro ratione voluntas (И пусть доводом будет моя воля),- эти слова звучали гораздо тише, так что Сэму пришлось задержать дыхание. Частый стук сердца не позволил ему сосредоточиться. Он ждал, надеясь услышать еще слова, значения которых не понимал, но их интонацию, их смысл отдавался горячей волной вниз внутри живота. Он так и стоял с закрытыми глазами. Потому губы, сомкнувшиеся вокруг его члена, стали для него совершенной неожиданностью.
- Гейб, - пораженно выдохнул он, ругая себя за неспособность реагировать согласно ситуации, но черт, если бы он вообще знал, как на это реагировать. Ему хотелось еще больше, хотя мгновение назад этого было уже слишком много. Горячий язык скользил вместе с губами то по одной, то по другой стороне. И хотя до конца Габриэль доходить не стал, накрывая основание ладонью, это все равно было слишком. Слова заклинанием звучали в его мыслях снова и снова, голосом, который он любил, произнесенные тем, кем он восхищался. Если бы он мог видеть, он не продержался бы и этого времени. Он прижимался спиной к холодной стене, стараясь, как мог задержать дыхание и выровнять его, но каждое решение пресекалось волной угасающего и мимолетного наслаждения, которое хотелось продлить. Это заставляло его подаваться вперед, пусть сильные руки останавливали его на половине пути, не позволяя входить глубоко. На какой-то момент Сэму показалось, что он может продержаться дольше, будто он нашел тот момент, когда он мог оставаться на грани, и в этот момент неожиданная разрядка. Он не думал даже о том, что не успел предупредить Габриэля. Легкость сменяла каждую напряженную мышцу, столь стремительно, что он начинал дрожать, температура падала, и он смог открыть глаза лишь спустя несколько минут, ощущая на коже прохладный пот.
- Извини, - успел сказать он усмехнувшемуся Габриэлю, но глубокий поцелуй, к которому он не был готов, показал ему бессмысленность извинения – Габриэль хотел, чтобы это произошло так. Он провел языком по небу Сэма, притягивая к себе – будучи меньше ростом – все же властно. Сэм зачарованно повторял языком предложенный путь, ощущая неизвестный ему привкус. Габриэль отстранился, не замечая, что Сэм тянется за ним, и хотел отойти. Но страх давно сменился эйфорией. Теперь это было даже естественно.