Поэтому он молча лег на свое место к стене, натягивая одеяло на плечи и буравя взглядом стену. Точнее, плакат, который в темноте он идентифицировать не смог. Он пытался уснуть, но злость не давала ему покоя – он устал от Дина, устал за все то время, что они провели вместе со времени смерти отца, устал быть ему нянькой и после оказываться за бортом. Второй раз он этого вынести не мог. Он лежал и накручивал себя, проворачивая в голове все те фразы, что желал немедленно сказать Габриэлю. Он повернулся на другой бок, готовясь сказать все, что думает – то, за что Дин всегда называл его истеричной леди, но что-то остановило его в последний момент. Он считал себя правым, но что он в действительности знал о Габриэле? О том Габриэле, которого ненавидела одна часть колледжа и обожала другая? За все то время, что Сэм провел с ним рядом, он не увидел ничего из того, что могло подарить ему такую славу. Держался ли Габриэль оттого, что не хотел пугать этим Сэма? Или попросту сделал перерыв, развлекая себя чем-то новым? Любая мысль казалась Сэму громоздкой и совершенно глупой. Он совершенно ничего не знал. Сколько вечеров Габриэль проводил в чужих номерах, ставя рекорды на выпивке и бог знает чем? Важно ли это сейчас, тем более что ответчиком Сэму сейчас только его собственный разум?
Он должен повзрослеть. В какой-то степени он должен представить, чем слова обернутся для него, хотя стать эгоистом для Сэма было невозможно. Неважно, что он скажет, но что если Габриэль, как, впрочем, сделал бы Дин, попросту посмеется над ним и признает, что такое усложнение отношений ему совсем ни к чему, и что Сэм будет после этого делать? Он не сможет уйти из этой комнаты, не сможет перестать смотреть на Габриэля, не сможет перестать думать о нем во всех отношениях, как об обычном разговоре, так и об его прикосновениях. Он просто не может взять и разрушить все это только потому, что по-детски отказывается анализировать и спрашивать, считая себя не вправе знать. Он не может представить себя в колледже без него. Будучи занятым большую часть времени мыслями о другом человеке, с которым постигал отношения близкие, о которых только и могли говорить подростки, он наконец-то перестал чувствовать себя в этих стенах лишним. Хотя стоило ему вспомнить, что человек этот его же собственного пола, как всякая положительная сторона исчезала. И все же, когда он несколько дней назад посмотрел на самого себя в зеркало, пока Габриэль пытался придумать, что сделать с его волосами, он неожиданно перестал видеть в себе совсем ребенка. Он отбивался от рук Габриэля, требующего немедленно что-то сделать с этими прядями, закрывавшими все лицо, и стоило ему исхитриться отстричь их под углом, как Сэм обнаружил себя повзрослевшим. Выступили скулы, раньше скрытые волосами, выделился угол челюсти, а сам он смотрел прямо в зеркало, не пряча взгляда – он взрослел так стремительно за эти несколько дней, что боялся подумать, каким станет к концу колледжа… Если Габриэль останется с ним.
Впервые кому-то удалось, не особенно заморачиваясь, вернуть Сэму уверенность в том, что он все делает правильно, чего никогда не хватало внимательности сделать Дину. Дин был недостижим для Сэма многие годы, старшим братом, которому ему хотелось подражать во всем. И хотя он вырос и замечал, где брат ошибался, он так и не смог стать таким же уверенным в себе и таким же пофигистичным.
Поэтому Сэм не мог быть тем, чья ошибка все это разрушит.
- За что? – Габриэль ответил так, словно и не спал. Он не повернулся к Сэму, продолжая лежать на противоположном краю кровати, подложив локоть под голову.
- За то, что не поверил тебе, - сказать оказалось проще, чем признать самому. Он перебрался к нему ближе, осторожно целуя его плечо. – Ты вряд ли успел бы. Невероятное совпадение, только и всего.
- Ты не прав, - тут же возразил Габриэль, ложась на спину. По нему было трудно сказать, что он провел вечер на пьянке старшекурсников, во всяком случае, усталость выдавали только покрасневшие глаза, но он не спал все это время, занятый теми же мыслями, что и Сэм. – Слишком невероятное, я бы сам не поверил, если бы не был в это время с тобой, - он схватил со столика свой ноутбук и поставил на живот, включая.
- Кому-то нужно, чтобы это списали на тебя? – предположил Сэм, втайне испытывая огромное облечение от того, что непонимание превратилось во что-то правильное, позволившее им вместе понять, что не так. Он подтянулся к подушкам рядом с Габриэлем, просматривая базу данных. – Но никто, кроме меня, не мог знать, что ты думал об этом…
- Абсолютно никто, - легко согласился Габриэль, проматывая страницу за страницей всех студентов школы. – Но, что самое отвратительное, мне придется признать, что это было сделано мастерски, - он приложил палец к губам, а Сэм нахмурился – он не понимал. Открыв текстовый редактор, Габриэль быстро набрал несколько слов: «Никто физически и черт знает кто дистанционно». Сэм закатил глаза – он бы не удивился, узнав, что у Габриэля в самом деле завелся поклонник, да еще и способный проделывать трюки за него. Но лишь он додумал эту мысль, как мгновенно покраснел – а значит, что этот человек знал все не только о Габриэле, но еще и о нем. – Теперь о том, что произошло, - и, несмотря на дикую жестикуляцию Сэма, Габриэль все равно продолжил. – Я был у них не случайно. Я подумал, что все оттого, что мы слишком много времени проводим вместе, - и Сэм нахмурился пуще прежнего, начиная догадываться, к чему он ведет. – И потому я побывал, где обычно. Потом, - отмахнулся он от немого вопроса Сэма. – Вкратце было как обычно, но от очередной игры на «слабо» меня удержало только то, что ты, возможно, будешь волноваться, если я проведу ночь в участке. Или… В общем, я подумал о тебе. Да, в участке, - и он улыбнулся, когда Сэм наградил его возмущенным взглядом, покраснев до жара от щек. – Не очень много толку от воспоминаний о погонях с полицейскими машинами вместе с компанией безбашенных друзей, если тебе не к чему возвращаться, - он провел по щеке Сэма ладонью, убирая значительно укоротившуюся после той самодельной стрижки прядь. – Я не думаю, что причина в том, что мы забросили все, чем жили до того, - и Сэм кивнул, накрывая его руку своей. – И по поводу шкафа… Я погорячился, я просто разрывался между тем, кем меня привыкли видеть и тем, кем я стал, и я хотел показать это – нас – чтобы объяснить, что я не сдал, я просто… - Сэм поднял брови. – Сдал, - фыркнул Габриэль. – Потому что мне некогда этим заниматься. Потому что ты заставляешь меня учиться и рисовать, потому что в остальное время я заставляю тебя, и это вроде как работает. Может, я хотел бы рассказать об этом всем, чтобы отвалили. Может я устал думать о том, что будет, когда ты вырастешь и перестанешь смотреть на меня с таким восхищением, - Сэм улыбнулся и постарался тут же улыбку скрыть, опустив голову. Габриэль перехватил его под подбородком прикосновением пальцев и заставил снова поднять голову и взгляд. – Но не достоин никто такой чести, как знать о нас. И если иногда мне хочется…То ты вправе остановить меня в ту же секунду. Так что я тоже прошу прощения, - и Сэм слишком быстро кивнул, склоняясь к нему, чтобы поцеловать. – Поможешь мне найти этого идиота, который меня компрометирует? – и, дождавшись второго кивка Сэма, он наконец-то позволил вовлечь себя в поцелуй.
- Что, правда, полицейский участок? – фыркнул Сэм, не представляя, как это могло бы выглядеть. Однажды ему пришлось вытаскивать оттуда и Дина – когда он подрался в день своего совершеннолетия с каким-то приезжим, позарившись на его девушку, на свету оказавшуюся не такой красивой. – Без залога?
- Кали, - и Габриэль пожал плечами. – Не представляю, почему она приходила каждый раз и вытаскивала нас. Я должен ей как никому другому.
- А что еще? – с любопытством поинтересовался Сэм, понимая, насколько Габриэль подходит ему в этом: Сэму достаточно только слушать о приключениях, в которые его собственный рассудок никогда его не отпустит, а Габриэлю всегда найдется, что рассказать.
- Мы купались ночью в заливе, а бомжи поперли нашу одежду, и мы возвращались по домам через весь город по кустам, а когда залезали в квартиру одного из нас через крышу, попали на вечеринку к трансвеститам, - он закрыл лицо локтем, пытаясь не смеяться. – Из меня получилась не очень красивая женщина.
- Я хотел бы это видеть, - и Сэм тут же засмеялся сам. – Не в смысле что я такое люблю, просто это, наверное, запоминается.
- Да, поддувало здорово, - и он, не переставая смеяться, перевел взгляд с потолка на Сэма. – Иногда из этого нужно просто вырасти. Оно не всегда такое веселое и оставляет хорошие воспоминания. Разное бывало. И разные шрамы оставались, - он перевернул руку тыльной стороной наверх – у самого локтя побледневшая кожа образовывала след от давно зажившего шрама. – И с ножами бывали ребята бойкие, думавшие, что мы свою банду заколачиваем. И с мотоцикла падали. Я мог бы своим рентгеном зарабатывать нехилые деньги, бросаясь под машины с нечестивыми водителями.
- Почему вы с Дином так ненавидите друг друга? – Сэм слишком часто видел подобное, латая пьющего для анестезии Дина, отказывавшегося ехать в госпиталь. – Вы слишком…
- Так ненавидеть можно только отражение самого себя, - склонил голову к плечу Габриэль. Он давно убрал ноутбук обратно на столик, натянув одеяло до плеч. – Или того, кто отказывается подчиняться, хотя должен, исходя, опять же, из первого пункта. Тебе какой из этих вариантов придумать?
- У меня есть шанс услышать правду? – на удивление Сэм не желал так уж услышать ответ. Если это было то, что ни один из них вспоминать не хотел, оттого так ненавидя друг друга, вряд ли он сильно поможет делу, если потребует рассказать. – И есть ли хоть какая-нибудь возможность для того, чтобы вы с этим разобрались?
- Он не станет меня слушать, слишком эгоцентричен.
- Кого-то он мне напоминает, - Сэм потер переносицу – он слишком устал, чтобы вести умные разговоры ночью. Он был бы не против снять напряжение и заснуть мертвым сном, проспав первые пары, хоть раз в своей приличной и правильной жизни. Он думал о том, как, должно быть, потрясающе выглядел Габриэль на улице, убегая вместе с остальными от очередного правонарушения, будь это великолепное граффити на жилом доме или вечеринка на крыше заброшенного дома в два часа ночи. Он думал о том, насколько его привлекает эта свобода от всяких правил, в том числе своих собственных. И о том, как мог он своей правильностью привязать к себе такого, как Габриэль.
- Мы были знакомы до колледжа, - неожиданно начал Габриэль. Сэм хотел его подколоть, но что-то в выражении лица Габриэля его остановило. – Мы приехали на один из фестов, черт знает, чему он был посвящен, но вечеринки на фестах всегда ярче всех остальных, к тому же там почти всегда только выпивка и больше ничего, никакой наркоты, за которую можно просто за компанию получить срок. И там собираются люди с фантазией, хотя и не без своих приводов. Я понятия не имею, что делал там твой брат. Я пришел со своей компанией «Ангелов» - мы подражали компании Люцифера, «Архангелам» - и в каком-то роде мы пришли на соревнование. Но это как-то быстро превратилось в игру на «слабо». В этой игре ты прыгаешь с наспех привязанной к мосту страховкой прямо над рекой, в этой игре ты ломаешь аттракцион на полную мощность и выдерживаешь определенное время, там ты рисуешь за рекордные сроки на стенах муниципальных зданий, ты забираешься в больничку и целуешь первую попавшуюся медсестру – это игра на фантазию. Но еще хуже, когда остается два победителя, и их вызов прост в исполнении, но сложен в проявлении фантазии.
- Ими стали ты и мой брат? – Сэм помнил, как однажды Дин, подхватив ключи от Импалы, махнул Сэму рукой сразу после отъезда отца и пообещал вернуться через два дня, но появился только спустя неделю и долгое время вообще отказывался объяснять, где он был. – Что вам нужно было сделать?
- О, ничего сложного. Лишь сделать то, что никто не ожидает. И мы решили забраться ночью на самый верх «Золотых ворот». Со всем снаряжением, конечно, но это вряд ли было тем, чего от нас не ожидали.
- Это самоубийство, - отказывался верить в это Сэм. Он готов был убить их обоих за то, что им вообще пришла в голову эта мысль.
- Отчасти да, отчасти нет. За это была обещана в городе большая награда, первому, кто заберется ночью, и его никто не пропалит. Вот это – уже невозможно. Мы нашли тех, кто отвлечет всю полицию города в отдаленные районы, по одному парню с каждого, и дождались тумана на заливе, благо он пришел на следующую ночь. Мы забирались по параллельным опорам на самый верх. Это было опасно, холодно и страшно, страшнее всего, что было до сих пор, несмотря на то, что мы были пристегнуты, но никто не обещал, что при падении на страховке мы не разобьемся об опору. Но ты шел туда не один, от этого зависит твоя гордость, которую здорово поколебало твое собственное отражение. Я ненавидел Дина за то, что он посмел бросить мне вызов в моем городе, приехав из своего Техаса, никому не известный, но к тому моменту, как я забрался на самый верх, я почти любил его за то, что ненависть к нему заставляла меня идти дальше. Там было почти невозможно стоять, попросту опасно, поэтому до середины мы доползали на коленях, вцепившись намертво. Но это было не все задание.
- Разве этого мало? – глухо отозвался Сэм, мыслями там, на самом верху моста, на ледяном ветру, сильнее, чем способно выдержать тело, вцепившись в опору и смотря на них, одинаково упорных и одинаково в восторге от того, что им удалось сделать за счет друг друга.
- В какой-то степени. К нам привязали камеры, так что в любом случае за нами наблюдали. Подняться сюда было сумасшествием, которое требовало продуманности, и никто в действительности не собирался этого делать, несмотря на вознаграждение. На верху моста не очень многое можно сделать, чтобы удивить кого-то.
Габриэлю не нужно было договаривать, потому что Сэм понял. Он понял еще тогда, когда услышал про то, что они были знакомы задолго до. Им было столько же, сколько Сэму сейчас. Одинаково лишенные всяких границ, лишенные заботы о том, кто что скажет, желающие доказать себе и всему миру – они не хуже.
- И мы поцеловались прямо там, - все же произнес Габриэль это вслух, не смотря на реакцию Сэма. Сэму же казалось, что он совершенно лишний и всегда им был. Все, что было до сих пор – он попросту напоминал Габриэлю брата. Куда Сэму до Дина – он не имеет того внутреннего стержня, который держит на плаву его брата, не уверен в себе так же, как он, да и вовсе, не знает о том, красив ли он и имеет ли это в действительности какое-то значение, и, тем более, у него нет никакого опыта ни в чем вообще. И все же он не мог попросить Габриэля перестать – он сам попросил рассказать об этом. - Но если бы дело было только в этом, мы не стали бы врагами, - он усмехнулся, закладывая руки за голову, - мы целовались еще раз. Когда возвращались в дом, где ночевали со всеми гостями феста, сразу же после того, как обычная пьянка начала выводить из строя окружающих. Она вывела и нас, и эйфория, которую было не понять никому, кроме нас – ей нужен был выход. В шестнадцать, пожалуй, есть только один выход любой сильнейшей эмоции, и я не удивлен сейчас, что тогда мы оказались…в таком положении. Ничего не было, кроме доли взаимопомощи и некоторого поспешного продолжения, но нас едва не застали, и следующим же вечером он потребовал от меня молчания с ножом у горла.
- Он ненавидит тебя только за это? – хрипло спросил Сэм, не понимая, почему все еще сидит здесь вместо того, чтобы уехать куда-нибудь. Чтобы выпустить всю ту злость, которая копится в нем. Чтобы впервые в жизни сделать что-то неправильно. Ему нужно было сделать хоть что-нибудь, прежде чем он лопнет от переизбытка гнева.
- Нет, - покачал Габриэль. – Он ненавидит меня за то, что я отказался забывать. И более того – я снова пришел к нему за этим. И он сломал мне нос, - он коснулся горбинки у самой переносицы. – Может быть, я был в него влюблен. Для тех, кому не нужен никто и кто вполне самостоятелен, не требующий внимания, а соревнования, заставляющий делать вместе невозможное – единственный вариант, как мне тогда казалось, - Сэм не был уверен, что сможет дослушать. Быть заменой – лучше и не придумаешь. Он ненавидел в тот момент и Дина, и самого себя. Брата за то, что он отказал Габриэлю, что для Сэма даже звучало невозможно, и себя за то, что он так себя унижает в собственных мыслях. – Теперь я только лишь указываю ему на его панический страх, на его слабость, на его трусость. Само мое существование заставляет его помнить об этом. Когда он увидел меня в первый же день, он первым начал войну, а я нашел забавным прикалываться над ним. Но я не ненавижу его. Я лишь сожалею о том, что когда-то считал себя не равным ему.