- Это называется предусмотрительностью, Сэм. Не скажу, что мне было приятно с тобой общаться, - и Захария исчез, оставив после себя отзвук шороха крыльев. Оставалось только бессильно ждать, когда же появится тот, от кого они бегали, пожалуй, на протяжении целого года. Было ли ему предсказано то, что он начнет борьбу? Как знать, какого шага от него ждут?
Он не был шестнадцатилетним подростком. Он даже не был тем ботаником, чью роль играл во сне. У него не было комплексов роста, не было проблем с братом, не было проблем в отношениях. У него их вообще не было. И все же то, что случилось в его голове, казалось ему по-своему интерпретированной нынешней жизнью. Какой шанс, что узнанное там – не голос его подсознания? Стоит ли доверять ему? В каждом мире мы должны сохранять то, что делает нас нами, отличает от других.
Что же это, Сэм? Думай.
- Пойманная жертва и вполовину не так интересна, как процесс охоты за ней, - Сэм отказывался открывать глаза. Голос из его кошмаров, голос, который преследовал его на протяжении года и почти всей жизни неосознанно. Та связь, что была между ними, напоминала хроническую болезнь, от которой не было лекарства. И обострения были особенно болезненны. – Здравствуй, Сэм. Не находишь, что было невежливо с твоей стороны избегать разговора?
- Не находишь, что невежливо держать собеседника в таком положении? – ядовито заметил он, и Люцифер склонил голову к плечу. Секундой спустя Сэм упал на траву, сжимая зубы и не допуская ни одного стона от дикой боли в недвижимых долгое время мышцах и отвратительного онемения, которое прокатилось по его конечностям. – Не брезгуешь подачками от ангелов, а?
«Тяни время, Сэм».
Он оглянулся в панике, когда незнакомый ему голос столь же призрачным тоном позвал его по имени, но оказалось, что только он услышал это. В поле зрения оставалась лишь примятая трава и потрепанные кроссовки изношенного сосуда Дьявола. Он тяжело дышал и разминал руки, лихорадочно думая, как он может потянуть время, а главное – зачем кто-то просит его об этом?
- Сэм, это такие мелочи, - отмахнулся Люцифер, опускаясь перед ним на корточки. – Мне нужен сосуд в своем лучшем физическом состоянии, - его прикосновение к плечу Сэма принесло облегчение. Но он не мог встать. Мысль об отсрочке билась в его разуме, будучи единственной, на чем он сосредоточил свое внимание. Он содрогнулся, заставляя себя поверить в то, что его силы сделали только хуже. Несколько секунд показались вечностью, когда Люцифер не шевелился. Спустя еще несколько мгновений он почувствовал его сомнения. Кажется, получается.
«Скажи мне, зачем?»
«Клинку нужно время. Сил осталось не так много, не так много веры. Попробуй позвать его».
«Как?».
«Поверь. Нет ничего сильнее веры».
«Кто он? Он связан с тобой?»
«Всему свое время, Сэм. Сейчас у нас его нет».
«Ты просишь меня сыграть?».
«А сможешь ли ты без правил, без помощи?»
«Однажды у меня это получилось».
- Знаешь, я рад, что получил такую отсрочку. В конце концов, у меня был шанс узнать, чье тело я займу. Поразительный ум, Сэм. Ты мог бы прославиться, мог бы стать президентом, мог бы изменить мир в самом нормальном смысле. Как мало нужно – капля демонской крови – чтобы изменить жизнь человека навсегда. Вы так жалки. Вы ничто перед Судьбой. Я обожаю вашу иронию, - Люцифер заставил его поднять голову, предусмотрительно не касаясь его. Его взгляд не был полон мести или зла, это был взгляд рассудительного существа в здравом уме, уверенного в своей принадлежности к окружающему миру. Неожиданно он не почувствовал к нему вообще ничего, ни желания уничтожить, ни желания прекратить. Просто смирение. Они оказались вместе по стечению обстоятельств, и было что-то сильнее, чем одно лишь их желание или нежелание. Может быть, это не они правили миром, но мир был гораздо более древней субстанцией, обладающей какой-то силой? У этого мира не было пределов. У их силы нет пределов. Обмануть того, кто придумал обман? Это было смешно. И глупо. Разве глупость не сработает?
Каждое воспоминание из несуществующей жизни мелькнуло перед ним. Тепло, что он чувствовал, оставаясь рядом с Габриэлем в четырех стенах, поддерживая уютное молчание, ту жизнь, что рождалась в нем, когда он спорил с ним, ту жажду знаний, которую Габриэль в нем поддерживал. То доверие и уязвимость, которые, казалось, должны были стать отрицательными чертами характера, но на удивление заставляли Сэма думать, будто бы он не тратит каждое мгновение зря. Его постоянно меняющееся настроение, его внутренняя сила и независимость, его темперамент, неспособность держать свои мысли при себе, всегда имеющееся мнение – Господи, он был невыносим, но это только питало чувство Сэма к нему. Это как фантазия, которую каждый из нас придумывает себе и прокручивает каждый вечер перед глазами. Те, кто никогда не знал близости с человеком, не одной лишь физической, но удивительной, вопреки всяким логическим заключениям, ментальной, перед тем, как заснуть, обычно представляли счастье других персонажей, или несчастье, в зависимости от степени повреждения психики. Но Сэму достаточно было вспомнить иррациональный момент неловкости между ними в его первый как будто бы раз, и что самое невероятное – то, как они легко справились с ней. Разве с этим могло сравниться якобы предназначение Люцифера? Он подавил в себе желание рассмеяться. Но Люцифер все равно заметил.
- Я сказал что-то смешное? – он поднял брови, отчего его ужасное лицо, покрытое язвами и расслаивающейся кожей, растянулось в опасном ожидании. – Это неважно. Мне не нужен твой разум, впрочем, - и все же он был озадачен той усмешкой, что скривила губы Сэма. Он поднимался с земли. Не было боли, не было неудобства. Тело было инструментом, которым можно было управлять. Любую боль можно было обмануть, позволив ей захватить власть.
- Нет. Ты смешной, - признался он. Рукоятка длинного, изящного кинжала в его руках. Это ощущение он продолжал удерживать в своем сознании, снова и снова прогоняя ту недолгую историю знакомства с человеком, которого, возможно, никогда не существовало. Но это было неважно, понял Сэм. Важен не ответ, важно то, что чувство делает с тобой, как снижает потребности в другом человеке и как довольствуется малым. В его памяти всплывали слова Кастиэля из его… сна? Теперь он понимал. Кончики пальцев заискрили золотым, но Сэм не поверил в это. Его вера все еще была слишком слаба. – Да без чертового предназначения ты просто никто.
- Ты не понимаешь, о чем говоришь, - тон его напоминал снисходительный разговор с глупым ребенком. Одно его желание, и Сэм встретит своего брата в белом костюме с розой в петлице, с глазами настоящего Зверя и взглядом, полным сумасшествия. Одно его желание, и руками Сэма Люцифер уничтожит мир. Мир, что его питает. Как слеп он под воздействием своего предназначения.
- Только проступки обычных людей питают тебя. Правда в том, что ты и твой брат вместе сильнее, чем все, что устраивает правила нашей жизни, но чувство собственного достоинства, вскормленное предназначением, не дает тебе понять это. Уничтожая мир, ты уничтожаешь себя. Ненависть к Майклу – единственное, что у тебя есть. Ты жалок, Люцифер, - и он улыбнулся, понимая, что в нем говорит кто-то другой. Тот, что будил его во снах, тот, что заставлял его верить. Кажется, в этом бою он все же остался не один.
«Есть ли шанс, что мне осталось, за что противостоять? Ведь это все или ничего».
«Шанс есть всегда. Я не знаю».
«Поэтому ты на моей стороне. Ты не знаешь».
«Можешь считать и так».
- Я ценю твое беспокойство, Сэм, - и все же Люцифер был сбит с толку. Он чувствовал, что что-то идет не так. Он осторожно изучал выражение лица Сэма, как будто раздумывал, поддаться ли на этот обман. – Осознаешь ли ты, над кем смеешься?
- Осознаешь ли ты, что безнадежно опоздал? – Сэм покрутил рукой в воздухе. Все то сияние, что он скрывал в себе, что обжигало внутренности, что сжимало его сердце и мешало думать, все, что поддерживало его, немедленно сконцентрировалось в туманные очертания. Силуэт в его руке. Его взгляд был прикован к нему. Как и взгляд Люцифера. – Захария оказал мне огромную услугу. Странно, что ты не заметил этого, братишка.
«Я не замечал в тебе актерского таланта».
«Ответь мне, кто он. Я рискую своей жизнью, но я не знаю, есть ли мне к чему возвращаться. Не знаю, в курсе ли ты, но людям свойственно во что-то верить. Вера решает судьбы войн. Вера дает силы. У меня нет сил, Габриэль».
«Мне больше нечего тебе дать».
«Архангелы так легко сдаются? Тем, что ты помогаешь советами, ты не очистишь свою совесть».
«Меня больше нет, Сэм. Вера в меня давным-давно иссякла, жалкие остатки ты сжимаешь сейчас в своей руке. Это взаимная выгода. Я помогаю тебе, а ты освобождаешь меня».
«Как мне доказать, что я предназначен стать твоим весселем, а не его?»
«Ты уже знаешь меня. В каком-то смысле. Только ты можешь различать нас. Более никто. В этом твоя сила в данный момент, это твой козырь. Никто больше не знает, что я – не тот Габриэль, а он не я. У нас одна сущность. Ты связан с ней. А значит, для остальных связан и со мной».
«Он не твой вессель?»
«Нет».
«Но кто же он? Почему он так похож на тебя?»
«Потому что он мой сын».
Мысленный разговор продолжался не более секунды. Но он давал Сэму уверенность в том, что если все пойдет не так, как он задумал, он может умереть как человек, который сделал все, что мог. Прекрасный золотой клинок был продолжением руки, сверкая так отчаянно, как только может дорогая сердцу вещь, которую держит в руках ее хозяин. Как долго он может обманывать силы архангела? Как долго он может обманывать Люцифера? Однажды Габриэль признал в нем такого же Фокусника. Они были связаны, так почему бы ему не попробовать? Он так часто наблюдал за тем, как Габриэль играл одному ему известные роли. Он знал его до последнего жеста, взгляда, интонации. Величайший интерес отношений – в попытке узнать друг друга и в постоянных провалах, потому что вся жизнь – это борьба. Не та, что прошла сквозь всю жизнь Сэма, борьба с окружающим, с тем, что, казалось бы, нельзя изменить, а с самим собой. С попытками отчаяться. Он не знал в действительности, что значит любовь, но для него это была та связь, что делала недостатки достоинствами, что давала цену потому, что с каждым недостатком нужно было бороться и побеждать. Это была война, но ее затишье приносило, возможно, самые приятные воспоминания, то, что делало его человеком. Любовь выражала то, что делало его Сэмом Винчестером. В борьбе он мог найти себя. В ошибках и доверии.
- Этого не может быть. Он был подготовлен для меня, - Люцифер сузил глаза, и сердце Сэма остановилось. Не было шанса, что он сможет поверить. Черт возьми, он много раз видел Габриэля, бросающего вызов. Взгляд. Выражение лица. Поза, насколько он может повторить ее. И это сияние, что наверняка охватило окантовку его радужки, пробегая по каре-зеленому цвету и меняя его на нечеловеческий золотой. Великолепный вековой обман, совершаемый любителем. Трудно поверить в то, что глупо. Мы всегда ровняем других под себя.
- Любая подготовка бессильна перед тем, что правит этим мальчиком, Люци. Ты проиграл в тот момент, когда Захария решил помочь тебе. Пока у этого мальчика есть, за что бороться, он не уступит тебе, - Сэм повторил те легкомысленные жесты, которыми Габриэль всегда сопровождал свои объяснения как для тупых. Его улыбка отозвалась болью внутри грудной клетки, но это не было сердце. Он не был уверен, что это была только любовь. Это была благодарность и бесконечное сожаление.
- Его брат, вероятно, уже принадлежит моему брату. Мы постарались убрать всех, кто хоть что-нибудь для него значил. Я видел смерть Габриэля, Сэм. Это бесполезно, - выражение задумчивости на его лице сменилось раздражением. – Это все увлекательно, но у меня не осталось времени на болтовню с тобой. Из тебя отвратительный актер.
- Ну так попробуй. Давай, займи его тело, - протянул Сэм, издевательски раскидывая в стороны руки. Если бы он обернулся в тот момент, то его удивление сломало бы всю игру. Но он чертовски хотел посмотреть на призрачные крылья, что раскинулись за его спиной. Это неважно, верит ли кто-нибудь в то, кем ты считаешь. Пока оно дает силу для веры, прав лишь ты один. Изумительные очертания крыльев на светлой коже, покрытой редкими веснушками. Рисунки в тетради, от смущения спрятанные под кроватью. Его потребность менять себя каждый день, стремиться к чему-то, всегда иметь цель и искать единственно правильные средства. Черт возьми, это был чистый блеф, в нем самом не было ничего от Габриэля, и если бы Люцифер действительно попробовал, он бы понял это. – Выстави себя дураком. Ты думаешь, ты убил меня, но думаешь, Майкл не пытался сделать это до тебя? Да вам стыдно передо мной, вы знаете, что только я с самого начала видел вашу слабость, вашу связь, - он чувствовал Люцифера, его веру и сомнения, паутину лжи, столь тонкую, что приходилось следить за каждым словом. Это тоже была власть, власть Трикстера, власть на словах. – Младший брат выполняет роль старшего, как это прозаично. Миллионы людей, слабее вас, ничтожнее вас, веками справлялись с этим, а у вас Армагеддон! Великие архангелы не способны предотвратить семейную ссору! Меня тошнило от вас, - он усмехнулся, окидывая взглядом поляну. – Вы разочаровали отца. Как глупые дети, которые не понимают, что им говорят, которые всегда знают, как правильнее. Боролись за внимание отца? Вы боролись за звание самого сильного, но признать, что для силы вам нужен кто-то еще? Комедия, шоу, драма! Я поступил как трус, но мне хватает ума признать это сейчас, - эйфория от потрясающего понимания Габриэля захватывала его. Теперь светился не только клинок. По руке к груди бежал поток света, захватывая его тело с невероятной стремительностью. В тот момент он действительно верил, что был предназначен Посланцу, вынужденному всегда сравнивать себя с братьями и не находить ничего общего. – Потратить год на то, чтобы бегать за какими-то Винчестерами. Потрясающее занятие. Отец был бы доволен.
- Откуда тебе знать, как бы отреагировал отец! – Сэм был напряжен, как натянутая струна. Ложь он видел собственными глазами, как Люцифер поглощал ее, поддавшись эмоциям. Но часть из нее уходила в сторону, куда-то в лес, где, кажется, был Дин. Он не был уверен в том, что это именно его брат. Вжившись в роль, ему трудно было почувствовать это, но вслед за вторым появился и третий с близкого к нему радиуса. Ему, в самом деле, нужно было лишь потянуть время. Капля удачи, и с этим будет покончено навсегда.
- Отец никогда не одобрял трусости, об этом я, поверь мне, хорошо знаю. Но то, как поступали вы – это даже не трусость, это низость, до которой архангелам не позволено опускаться. Посмотри, что вы сделали со всем Гарнизоном. Убийства братьев братьями и сестрами, анархия среди ангелов, и все это потому, что вы обозначили двух обычных парней равными себе! Да вы пошатнули Небеса, вы подняли с ног на голову Ад, вы перепутали все только потому, что вами правят человеческие эмоции. Когда ты осознаешь, Люци, свою ошибку, будет слишком поздно! – в нем было столько силы, что каждое его слово обладало своим весом, что черты его лица искажались, что волосы меняли цвет и структуру, что образ вырастал перед ним против его воли. Его ложь подпитывалась верой Люцифера, получив к нему доступ.
На краю поляны он угадал фигуру Дина. Против него стоял еще кто-то, чьего лица Сэм не видел. Он всеми силами старался отвлечь Люцифера от их противостояния, но нужен был элемент неожиданности, нужно было только несколько секунд. То, что он знал, то, что не знал больше никто, тысячные доли шанса на успех, лишь Дин подойдет с тем, чье тело занимал Майкл, и все будет наконец-то решено. Он так устал. Он не хотел более быть собой, охотником-Винчестером. Он хотел в обклеенную плакатами комнату к тому, с кем не нужно было взвешивать каждый шаг. Он снова хотел быть самим собой. Где была его сила, кто был он сам? Это неважно. Он был собой с тем Габриэлем, которого по случайности узнал, и рядом с ним он был силен. Но Габриэль существовал, пока Сэм его помнил. И только чтобы продлить его якобы жизнь, он должен верить в успех, сколь глупо это бы не звучало.