========== 1. До ==========
Я оказался здесь из-за Эммы. Звучало, пожалуй, даже слишком правдоподобно, настолько, что хозяин комнаты только хмыкнул в ответ. Вообще-то я не специалист по всяким там скрытым посылам и полутонам человеческого голоса, но мне показалось, что Енох все же удивлен моим присутствием. Чего скрывать, я был не менее неприятно поражен тем фактом, что оказался здесь быстрее, чем был к этому готов. На секунду я прислонил ухо к двери, с облегчением понимая, что Эмма прошла мимо.
- Пошел к черту, - миролюбивее, чем я ожидал, поприветствовал меня Енох. Меня скрючило в попытке не улыбнуться, потому что каким-то дьявольским образом он напомнил мне Рики. Если серьезно, если бы я что-то сильно не поделил с человеком, я бы определенно сорвался на внуке. Хотя какое серьезно, это уникальная ситуация. В общем, я его не винил.
- Не успел, - пробормотал я себе под нос, оказываясь в неловком положении перед собой. Я должен был сейчас лежать в кровати рядом с коматозно пьяным отцом в баре неподалеку отсюда в семидесяти с хвостом годах дальше по жизни, но что-то побудило меня согласиться на предложение мисс Перегрин. Что-то. Все мое детство, что прошло в сказках о них. О каждом, кто живет в этом доме и до сих пор, магическим образом оставаясь в петле времени. Могу с авториретом сказать, что человек, объявленный психически больным, доведенный разумными аргументами до окончательного морального поражения перед диагнозом, схватится руками и ногами за повод опровергнуть свое душевное нездоровье. Я ухватился. Притащи за мной миллион тракторов и одну Бронвин, я и не подумаю сдвинуться с места. Я нормальный.
Нет, похоже, что нет.
Я ведь предпочел Еноха Эмме. Посмотрите на ее удивительно кукольные черты лица, да, я с мрачным некромантом с темными кругами под глазами размером с теннисный мяч. Это что, нормально? Да какая разница, я мог таким же образом оказаться у Горация.
Я нормальный. Кроме того, что мог унаследовать дедушкин талант видеть всяких красавцев мутантского происхождения.
Я нормальный. Я хочу знать, о чем дед не стал рассказывать мне, не сумев превратить в сказку. Я хочу знать, почему Енох так ненавидит меня, что от его ощутимой ко мне неприязни у меня волосы встают дыбом там, где у них еще хватало совести лежать аккуратно до сих пор. Я не умею выбираться из сложных ситуаций, а моя психика иногда не видит иного выхода, кроме как отказать мне. Стоило мне повернуться лицом к этому полному ненависти ко мне парню, как эта самая психика помахала мне ручкой. Что ж, она выдержала новость о том, что Эмма была подругой моего деда. Ее я тоже не виню.
Я вдруг понял, что он может натравить на меня кого угодно, но я не уйду отсюда без объяснений. Я с боем выбил информацию о таланте своего деда. Я даже остался здесь ночевать, хотя я в душе натуральный панический домосед, и нет ничего уютнее для меня, чем обыденность. Просто в один момент я решил быть честным с собой. И меня понесло, аж до этого чертового Кэрнхолма донесло. Я все еще на инерции решительности, мне не свойственной. Смерть деда у меня на руках повлияла на меня, но с тех пор, как я ступил за порог этого дома, я больше не считаю это стрессовой реакцией. Я словно раскрылся. И восторг от этого глушит обычного, трусливого и нерешительного Джейкоба.
Теперь можно поговорить о том, что я не так крут, когда вижу реки крови. Ладно, маленькую струйку, подумаешь, из огромного чертового сердца, которое этот придурок очищает ножом от каких-то белых полос. Может быть, жира. Меня замутило от запаха, который я до сих пор почему-то не осознавал, хотя и ощущал. Так пахло… Не знаю, наверное, так пахнет в морге. Или нет? Не то, чтобы это был запах гниения, скорее, острая химия, которая пролезает до самого желудка.
- Я серьезно, исчезни, - повторил Енох, покрутив нож в руке. Я сосредоточился на том, что хочу уметь так же круто его вертеть. Я вообще держал нож когда-нибудь не для того, чтобы вскрыть пачку поп-корна перед микроволновкой? Как будто это умение мне так было нужно. Я подумал над его предложением вполне серьезно. Почему бы и на свалить? Потом я вспомнил о тошнотворном взгляде Эммы, который ясно говорит мне о том, что она явно путает меня с дедом. И это, честно говоря, попросту противно. Она хотела, чтобы я ночевал вместе с ней. С ее внешностью любой бы уже бежал и терял штаны на ходу. Странный, странный я, правда?
В этом, в общем, тоже моя проблема. Я нахожу это отвратительным. Не ее, нет, ее я тоже понимал, но быть заменой, использованным, да и вдобавок на вторые сутки знакомства с этим странным миром – это не по мне. Я пришел за ответами. За правдой. За своим психическим здоровьем. Ладно, с последним еще можно проиграть в этой нездоровой обстановке, но, обобщая все перечисленное, я хочу, чтобы она перестала обращать на меня внимание. И жаться ко мне. Я не люблю прикосновений.
- Это из-за способностей? – выдаю я с огромной скоростью и тут же жалею об этом. Впрочем, я потерял ощущение реальности, свою отказавшую психику, так чего я ждал, проблесков ума? Я выезжаю только на странной инерции от смерти деда. Я уже видел, как нож Еноха летит в меня.
Нет.
- Если бы я горел желанием сообщить тебе все, вплоть до цвета трусов твоего деда, я встал бы в очередь за Эммой. Как видишь, я все еще здесь, - развел он руками. Я почти привык к этой темной крови на его руках. Подавив тошноту, я счел, что это самая маленькая странность, которую я видел. – Так что просто отвали. Мне не стоило так, - он замялся, - реагировать, это да. Все мы тут немного взбудоражены тем, что ты чертов двойник Эйба, - мне не понравился его тон. Вопреки его словам, похоже, его все еще бесил сам факт моего существования.
И я одновременно хотел, и не хотел узнать причину этого всего.
- Мисс Перегрин разрешила мне ночевать, где захочу, - упрямо заявил я. Меня несло. Ну почему, почему я не могу просто выйти и переночевать с Хью и Горацио? Нет, я вляпался а это соревнование характеров и намеренно ныряю еще глубже. Меня снова подташнивает. Я тоже хочу уметь унижать взглядом. Как этот парень так делает? Если перейти в сферу размышлений, моя неуверенность не будет написана на моем лице. Я понимаю, что не должен уступать ему, и меня по мальчишескому обычаю тянет соревноваться.
Я придурок. Я его даже не знаю, с чего вдруг я лезу в эту паутину прошлого и настоящего, тайны и обманчивого первого впечатления. Это придало мне сил.
Я бросил выданные мне вещи на сундук возле входа, взял пустующий стул возле стола, заваленного этими пугающими куклами, после чего развернул его так, чтобы лицом сесть к Еноху. Я буквально ощутил треск его завесы нелюдимости. Его лицо ничего не выражало, но мне показалось, что я сбил его с толку.
- Я Джейк, я не имею ничего общего со своим дедом и пришел сюда только потому, что хотел выяснить, не сумасшедший ли я. И мой дед, - и я протянул ему руку, хотя внутри меня все кричало о том, что сейчас будет неловкая и унизительная ситуация.
Я был уверен в этом все три минуты молчания. Мне показалось, что Енох завис. Я заскучал даже, когда устал бояться предстоящего унижения. Я смотрел на него уже просто с любопытством. Наконец его брови едва заметно дрогнули.
- Имеешь, - буркнул он, снова опуская взгляд на огромное сердце в своих руках, продолжая аккуратно препарировать его.
- Что? – бестолково спросил я. Ладно, моя рука так и висела в воздухе, и это подарило мне толику неловкости и унижения, на которые я рассчитывал первую минуту. К концу третьей минуты это опять было обидно.
- Внешность. Ты похож на него, как близнец. Поэтому мисс Блум не в силах держать себя в руках и руки при себе, - он произнес это уже с предсказуемым презрением. Я очень хотел спросить, но решил, что еще рано. К тому же я вдруг допустил вероятность того, что это презрение может относиться не к деду, а к Эмме. Это открытие первых минут нашего лишенного всякой приязни общения воодушевило меня на дальнейший поиск правды. Я поймал на себе его косой быстрый взгляд. – Хотя нет, я поторопился, - недовольно добавил он, бережно опуская сердце в подготовленную банку с желтоватой жидкостью. На меня пахнуло едким запахом этой комнаты в чистом виде, после чего меня едва не вырвало. Моя слабость веселила Еноха.
- Я не хочу ни с кем ругаться здесь, - сдавал я свои позиции. На самом деле все не так, но я почему-то не нашел других слов. Его пренебрежение мой, моей попыткой установить мир ударило меня больнее, чем я ожидал.
- А ты будешь. Все ждут от тебя реинкаранации Эйба. Но ты ведь и рядом не стоял. Забавно. Я только сейчас это понял, - усмехнулся он, вытирая руки о какую-то тряпку, но на деле еще больше размазывая кровь по рукам.
Мне хотелось спросить, написано ли это на моем лице, но помолчав секунду, я осознал, что дед, наверное, вряд ли был поражен спецификой таланта Еноха. И формалином. Эта вонючая жидкость ведь именно так и называется.
Спорить я не стал. Куда мне до деда. Он умел защищать и защищаться, владел оружием, боевым искусством, прошел войну и человеческую, и странную. Я не претендую ни на какие его подвиги. Мое покорное молчание, хоть я и не ожидал этого, привело к тому, что уровень ненависти Еноха ко мне резко упал. Это было похоже на спад температуры. Ему словно стало на меня плевать.
Это оказалось еще обиднее, чем я думал. Я молча сидел и смотрел на то, как он готовится ко сну. Быть пустым местом – это моя профессия по жизни, но здесь для меня и места не нашлось, чтобы накрыть его своей пустотой. Было обидно быть странным в доме странных детей. Я отметил краем сознания, что крой его футболки такой же, как и у меня, а, значит, мисс Перегрин все же выглядывала в настоящее, хоть и запрещала о нем упоминать. Уловив эту деталь, я вдруг начал жадно рассматривать его, словно только что осознал, что Енох родился в девятнадцатом веке. В двадцать первом его внешность сделала бы его аутсайдером, в этом не было никаких сомнений. Чего стоили его синяки под глазами. Почему они вообще взялись? Я мучился кошмарами полгода, но и вполовину не выглядел так же плохо, как Енох. Что-то похожее на жалость закралось в мое сознание.
В общем-то, одновременно с кулаком Еноха, врезавшимся в мою скулу. Позорно, как мешок мелкой картошки, я упал на пол, взращивая в себе обиду и непонимание пропорционально Фионе и ее моркови. Я был предан в самом доброжелательном намерении. Мне было настолько обидно, что я забыл о саднящей скуле и о том, что отец учил меня бить в ответ, не раздумывая. Я тупо смотрел на пышущего гневом Еноха прямо надо мной, думая, то ли он больной, то ли я все же переоценил свои дипломатические способности.
- Не смей меня жалеть, - прошипел он в ярости, с силой которой я еще до сих пор не встречался. Меня уже били пару раз до появления Рики, но это было больше для развлечения, чем от ярости. Я только гадал, как он понял эту жалость во мне, когда я ее только-только обнаружил. Я списал это на ошибку деда. Не так уж мы и отличаемся, наверное.
- И не думал даже, - поспешил оправдаться я.
Енох мне не поверил. Он оттолкнулся от пола и поднялся на ноги. В его молчании явно читалось желание выкинуть меня из окна. Я был близок к тому, чтобы уйти. Я принимал решение остатками чувства самосохранения. Как будто мне так нужно было его хорошее отношение. Пора было снимать розовые очки.
Но нет.
Я аж услышал, как во мне переключило тумблер адекватности. Я сел на его кровать. Мне показалось, что я опять на волне деда, потому что телом управлял кто-то другой, точно не я. Я никогда не был настолько дерзким. Внутри жалкая часть меня съежилась и дрожала от страха быть побитым/убитым его гомункулами. И как-то одновременно я его умудрялся понимать. Доктор Голан от радости сошел бы с ума, осознав глубину моего психоза. Я рискнул посмотреть на Еноха. Он стоял спиной ко мне, лицом к окну, и в полутьме его комнаты я угадал его растерянность. Как будто, не знаю, он ждал, что я или ударю его в ответ, или уйду. Когда он повернулся, я по наитию понял, что он не решил, что со мной делать. Когда слетала вся его завеса нелюдимого неприятного парня, он становился каким-то уязвимым. Правда, при мне она слетала секунд на двадцать, так что все это мои домыслы.
- Просто сделаю вид, что тебя здесь нет, - наконец пробормотал он, перекидывая полотенце через плечо. Я как тень последовал за ним, останавливаясь в дверях его миниатюрной ванной комнаты. Ее обустройство ввело меня в какой-то идиотский восторг непродвинутым технически прошлым.
Я был очень занят отсутствием труб у странного умывальника, когда поймал себя на том, что смотрю то я, в общем, не на умывальник, а на его руки. Они были очень белыми, и если на фоне крови это казалось не таким пугающим фактом, то на фоне белого таза очень даже. Я забеспокоился.
Может, стоит спросить его, живой ли он сам? Мало ли тут всяких чудес.
- Джейкоб, пожалуйста, оставь меня в покое, - его тон стал каким-то равнодушным. Я не был готов к а) своему имени и б) слову «пожалуйста». Я и так поступал странно, но эта его уязвимость и стремление к одиночеству показались мне слишком знакомыми, чтобы я вдруг опомнился и ушел. Я был словно во сне. Все окружающее было для меня дико и в то же время интуитивно знакомо. Разделился ли я на старого и нового Джейкоба в тот момент, когда вошел в эту комнату? Тогда я этого не знал. Сейчас мне вспоминается только то, что я сделал в пылу нервозной горячки, на инерции странного дома для странных детей, одним из которых я так мечтал стать в детстве и кем, к своему ужасу, все же оказался. Эта инерция толкала меня на необдуманные, но какие-то однобокие поступки, которые я идентифицировал как глупые. Моя мать считала интуицию чем-то вроде рудимента, абсолютно лишнего в нынешнем прагматичном мире. В тот момент, когда я сделал шаг вперед, возможно, самый стоящий шаг в моей жизни, я чувствовал необходимость в этом чисто интуитивно, если можно так назвать временное расстройство желудка, решившего вдруг, что он свернувшийся клубком еж. В тот момент я не знал, что встречусь с этим чувством еще не раз. Я не знал о том, что оно спасет жизнь не только мне, но и всем, кого мне посчастливиться назвать своими друзьями и своей семьей. Я просто поверил в то, что моему шестому чувству, очевидно, живущему где-то между пупком и желудком, известно, как преодолеть барьер прошлого с тем, кто не готов меня принять. Хотя мне казалось, что я заколдован и вообще сплю, я хорошо помню каждое свое движение. Я не помню, чтобы я чего-то боялся. Я был искренен, я не делал ничего демонстративно. На краткий миг моя интуиция подсказала мне мой единственный шанс поладить с Енохом, и я поверил ей, как пятилетний ребенок. Я сделал так, как только и мог придумать пятилетний ребенок.
Я помню, как ничего не испытал, взяв его за руку. Ничего, кроме холода, оставшегося от воды. Возвращаясь в тот момент, я не нашел в себе сил смотреть на его лицо. Его маска отвращения, созданная персонально для меня этим вечером, могла меня спутать. А шанс у меня оставался ведь только один. Мне кажется, что я не испытал никакого страха, устраивая руку на его плече и притягивая его к себе. Пусть я не получил ответа от него, опыт с провалившимся рукопожатием научил меня не ждать ничего хорошего, но и не рассчитывать на плохое. Не знаю, есть ли у меня слова, которые подошли бы для объяснения того, что я сделал.
Наверное, я породил нечто вроде диссонанса или шока в сознании Еноха, замершего так, словно он повстречал медведя на своем пути и решил прикинуться мертвым, чтобы я от него отстал. Мне было кристально ясно, что слова мне уже не помогут. Я завис в пространстве и времени примерно так же, как и он сам, но не от шока. Скорее, от печали собственной тупости, благодаря которой я не могу социализироваться ни в одном из обществ, даже самом странном. Я словно не в этой реальности, не важно, к какому году она принадлежит. Боюсь, что доктор Голан был прав насчёт того, что дед настроил меня на своеобразное сказочное восприятие мира, от которого я так и не смог убежать.
Моя проблема в том, что люди не знают этикета общения в моей сказочной реальности.
Моя скула все еще горела слабым отзвуком рождающейся ноющей боли, когда я зафиксировал его мимолетное движение ко мне. Я успел пожалеть левую скулу, но вместо этого я был сражен всем, что за секунду захватило меня. В ту секунду, когда Енох подался навстречу мне, я был раздавлен миллионом ощущений, рожденных одним весьма нелепым объятием. Я напоминал себе восковую фигуру, ведь тело мое застыло в напряжении, тогда как органы чувств работали на пределе. Часть моего сознания все еще работала на все двести процентов, но лидирующий остаток препарировал происходящее на отдельные фрагменты. Меня бросило в холод там, где его волосы задевали мою щеку, и в жар, рожденный его руками. Его объятие было полно какой-то силы, которая стала для меня открытием. Я был уверен, что он покорился мне, хотя по его силе выходило все совсем наоборот. Я остро ощущал тепло его тела, особенно щекой, прижатой к его виску. По моим подсчетам, я обнимал около десятка человек в своей жизни, восемь из которых приходились мне родственниками, одна прихватила меня насильно, будучи наглой от природы, и только его я обнял самостоятельно, по доброй воле. Впору было зародить в себе сомнения, ведь Енох явно талантлив в том, что касается контроля, но глупо обвинять в моем шальном поступке его. Не глупо, трусливо. Я сравнил себя с трактором, бесцеремонно снесшим изображение реалистичной каменной стены толщиной в пару сантиметров. Я набирался сил для этого и точно проиграл поражение в своей голове каким-то адекватным центром психики, но его ответ остановил меня на первой трети намеченной пути. Я тормозил, о, очень тормозил. Я не успел сгруппироваться физически и эмоционально, прежде чем я осознал, что он пошевелился. От его рук, сдавивших меня в плотном кольце, я был близок к острому кислородному голоданию, пусть и всего на пару секунд. Стоило мне вдохнуть поглубже, как он тут же обмяк, спрятав лицо в районе моего плеча.