— Блять, мы у меня на районе, а ты, — он указывает пальцем на ошарашенного однокласника. — Пидарас ебанный стоишь рядом с моим домом.
— Вот я пидарас, да? — спрашивает он, слегка смеясь. — Ведь я тоже живу в этом районе, — пожимаем плечами парень, и он готов сфотографировать лицо Микки на все камеры мира, таким удивленным оно было.
Милкович никогда бы не подумал, что Йен Галлагер живет в Саутсайде, да и еще с таким лицом. Как он вообще жив-то остался? Ведь здесь каждый второй не против кого-то отмудохать до полусмерти ни за что, а здесь такой экземпляр, весь из себя.
— Радует, что ты все еще дышишь, — Милкович улыбается, показывая свою красивую улыбку. Он редко кому-то так улыбается, кажется, это из-за пива появляется дурацкая лыба, которая портит картину злобного Милковича, ведь именно с таким настроем он принялся встречать Галлагера.
— Я ведь уже был у тебя, не переживай, — мягко говорит Йен, и смотрит на Микки, который что-то бурчит про себя и сливается.
Брюнет, будто это в пределах нормы, идет в свою комнату спокойно оставляя подростка в коридоре. А только от туда кричит, от чего Йен не может скрыть свою улыбку тоже.
— Хули ты там торчишь, сюда иди, — голос брюнета слишком звонкий и Йен, будто под гипнозом, снимает свое пальто, в попытках найти вешалку. Но забивает на это занятие и просто кидает его на диван, не очень уверенным шагом идя в комнату Микки, в которой он никогда не был.
Зайдя внутрь он осматривает её полностью. Свинарник. Куча мусора: недопитые бутылки из-под алкоголя, пустые тарелки, пепельница с горкой окурков и пачки из-под чипсов. Дальше взгляд падает на плакаты, вот здесь все еще интереснее: музыкальные группы, которые Галлагер даже и не знает, постеры с обнаженными женщинами и просто глупые рисунки, смысл которых не знает даже сам хозяин спальни. Но, как ни странно, запах здесь был совершенно нормальный, правда сигаретный дым все еще врезался в нос.
— Твоя комната похожа на притон, — делится впечатлением рыжий, все еще осматривая это место.
На самом деле миленький притон, в котором как-то уютно, что ли. Мятая и незаправленная постель не сразу бросилась в глаза, но на этой кровати было столько мягких подушек, что это немного пугало. Парень сразу отметил одну с принцессой в розовом платье. И смех сам полез наружу, от чего Милкович недовольно рыкнул.
— Соси хуй, я не ждал гостей, — такой вот опасный парень, а на деле. — Перестань ржать, уебок. Она- Мэнди, — начал оправдываться брюнет, понимая, от чего так заливается Галлагер.
— Просто хотел попросить прощения, я не должен был этого делать, — набирая внутрь столько серьезности, пытаясь забыть о глупой подушке, которая так сильно довела его до смеха. Галлагер перебирает ногами с места на место, в попытках не показать себя кретином.
— Что я сделал не так? — разговор становится слишком серьезным, и Микки так хочется, чтобы они оба забыли об этом, но не может, попросту не может не задать этот вопрос, который ставит его в тупик.
Йен не знает, что ответить. Ведь Милкович вообще ни в чем не виноват. Только затуманенный мозг рыжего, его
попытки разобраться в себе, которые не слишком приятным образом сказываются на других.
— Дело не в тебе, дело во мне, — будто фраза вырванная из какого-то слезливого фильма, где главный герой отшивает очередную влюбленную девчонку.
Йен может уйти, просто взять и оставить его здесь. Ведь он уже извинился за содеянное, но он глупо смотрит на Милковича, не в состоянии отвести взгляд. Брюнет слегка смущается, это видно по тому, как он опускает свои глаза вниз, прикусывая губу. Они так оба хотят сказать хоть что-то, но все сводится к мертвой тишине.
— Переживаешь за Лейхи? , — и этот вопрос будто выбивает рыжего из колеи.
Милкович даже не сдерживает смешок, но это не то, что он привык слышать от брюнета. Действия были слишком обреченным и Микки выглядел обеспокоенным, даже если пытался это скрыть.
Кажется, это называется — ревность. Чувство, от которого ты мучаешься. Нельзя ревновать человека, который не принадлежит тебе, но такое происходит.
— Ты все знаешь, да? , — этот вопрос не требует ответа, конечно Милкович не совсем идиот, чтобы не понять очевидного. — Просто мне неловко из-за этого, — признается рыжий и он готов ударить себя за то, что прямо сейчас хочет наброситься на Милковича. Из-за его голубых глаз, которые проникают глубоко под кожу, западая там. Возможно, не навсегда, но сейчас секс с этим парнем единственное, что стоит у него в голове.
— Эй, чувак, полегче, — обескураженно говорит Милкович, оказываясь внизу под нависающим телом рыжего.
Такое движение было слишком неожиданным, но Йен не мог держать себя в руках. Он сто раз говорил себе одни и те же фразы: »я брошу», »это неправильно», и так далее по списку, но когда он оказывается с каким-либо человеком наедине , темная сторона Галлагера все-таки берет вверх.
— Ты же сам говорил, что хочешь этого, — Галлагер продолжает нависать над брюнетом, осматривая его лицо полностью, и молится о том, чтобы у него все еще остался презерватив.
Он ловит себя на мысли, что парень очень симпатичный. Большие голубые глаза, словно просторный океан. Пухлые губы, которые в данный момент были в приоткрытом состоянии, будто в предвкушении поцелуя. Брови Милковича вообще можно было назвать отдельной и самостоятельной частью, ибо они были такими эластичными, идеально отображая мимику хозяина.
Йен стягивает домашние вещи одноклассника, оставляя того в семейных трусах. Так, это совсем не сексуальные трусы, но сам Милкович пылает от похоти, а это заводит сильнее обычного. Рыжий начинает целовать тело парня, без каких-либо нежностей. Страстно и жадно, прикусывая кожу, оставляя засосы еще краснее и сильнее, чем предыдущие. Холодные пальцы изучали тело, резко и слишком с похотью.
— Никто не придет прямо сейчас? — Йен чуть-чуть отстраняется от парня, заглядывая в глаза, убеждаясь в том, что у него в заднем кармане, слава Всевышнему, есть резинка. Но, нет лубриканта, это уже беда.
— Продолжай, — почти что на срыве просит Милкович, совсем забивая на то, кто может прийти и зачем.
Йен лишь снова впадает в безумие, и понимает, насколько ему нравится быть таким. Чтобы люди изводились под ним, прося еще, становясь совершенно другими в постели. Как маленькие урчащие котята.
Микки подавался ласкам, тихо постанывая, настолько, что это почти невозможно было услышать. Он все сдерживал в себе, боясь остроты ощущений.
Рыжему явно не нравится такой «хороший» мальчик, точнее это уже огромный шаг для Микки, но для Галлагера это недостаточно. Впиваясь губами в парня, изучая каждый миллиметр во рту, нежно лаская нёбо, а потом резко кусая нижнюю губу брюнета, доводя до более протяжного стона.
— Так лучше, — хрипит Галлагер, но видя непонятное выражение лица своей жертвы продолжает.
Движения рыжего были резкими, даже грубыми. Но это лишь придавало еще большего огня. Микки прикрыл глаза, чувствуя, что рассудок затуманивается. Находясь в трезвом состоянии, Галлагер мог выбить из нормального положения любого, будто он , блять, дорогой коньяк, от которого кружит голову. Семейники отброшены на пол, и сейчас самая важная часть. Йен сжимает член брюнета, наслаждаясь его хриплым стоном. Недостаточно.
И Йен переходит к более активным действиям, но чуть-чуть охуевает. Да что там, это мягко сказано. Когда Микки сам начинает брать доминирование на себя, нависая над Йеном и стягивая с того ненужную одежду. Галлагер чувствует себя не в своей тарелке. Обычно он привык быть тем, кто приносит удовольствие. Но жалеет об этом, что раньше никогда не испытывал такого. Микки расцеловывает будто черча какой-то график на идеальном прессе Йена. Хриплый стон вырывается из уст рыжего, когда брюнет спускается еще ниже. Губы настолько мягкие и все так чертовски охуительно, что останавливать своего одноклассника Йен совсем не хочет. Но блять, должен. И он не хотя отстраняется, накидываясь сверху на Микки. И он снова наверху. О да. Все это похоже на соревнование, но оба парня хотят добиться своего. Даже если бы Галлагер не хотел все это прекращать, он не мог допустить возникновению чертовых бабочек внизу живота, которые уже готовы были вспорхнуть ввысь, когда губы Микки целовали его пресс.
Рыжий на пару секунд покидает пылающего Милковича, дабы найти необходимую вещь, которая так и осталась покладисто лежать в кармане черных джинс.
— Ты всегда с собой презик таскаешь? — удивленно узнает Милкович, а потом все-таки понимает, с кем он имеет дело.
Микки сомневается, думает, что все это нужно прекратить сейчас же, пока все не дошло слишком далеко. Но теперь его голову со здравым смыслом буквально пинают на другой конец планеты, когда Йен ставит Милковича так, как ему хочется, устраиваясь сзади.
— Да, вот так. Потерпишь? , — слишком трепетно спрашивает Йен, раскатывая презерватив по всей длине члена.
— Я тебе что, телка какая-то? Не сюсюкайся, — выплевывает брюнет, шире расставляя ноги.
Галлагер ухмыляется. Подставляя свой орган в полной боевой готовности. И плавно-плавно начинает входить, Микки сжимает простынь, но молчит. Дальше он делает это более уверенно, но все так же мягко. Кажется, от такой тугой боли слезы могут подойти к глазам, но нет, брюнет терпит, а Йен переживает. Да с каких бы это пор? Но ему так хочется это сделать незабываемым, что он аккуратно кладет руки на бедра, и начинает двигаться. Если до этого все было слишком в грубой форме, то сейчас любвеобильно.
— Быстрее, сука, — Микки выгибается в спине и, не смотря на очень резкую и наполненную боль, насаживается на член.
Удовольствие приходит постепенно, и становится намного приятнее. Теперь Йен забывает о своей доброте, которая по непонятным причинам вылезла наружу, и начинает делать все грубее. Вбиваясь в нужную точку с ускоренным темпом, Милкович уже не сдерживает себя, и стонет так сильно, что оглушает весь дом.
Рыжий слишком сильно давит на бедра, и синие следы начинают появляться. Вот теперь Микки реально похуй. Он подался ощущением и он никогда не чувствовал себя настолько хорошо и удовлетворенно. Йен еще сделал несколько толчков, диких и животных, но его тело было на исходе. Милкович пытался сдержать поток матов, которые лились из него из-за чувства наполненности, что он через пару мгновений кончил, и липучая жидкость оказалась на кровати домовладельца. Благо, хоть не на подушку с милой принцессой. Она ж то ни в чем не провинилась.
Оба парня все мокрые, и их дыхание сбивчивое. Жалкие попытки привести его в норму ушли на второй план. Запах секса окутал всю комнату целиком. И неплохо было сделать второй заход, более уверенный и еще охуенней. Но нет, не сегодня. Или, может, уже никогда. Галочка поставлена. Йен Галлагер трахнул Микки Милковича, да, сука.
Он сделал это, и он как никогда гордился собой за такую сложную миссию, но боялся последствий.
— Ну, сам уйдешь или мне провести? — с усмешкой спрашивает Микки, натягивая на себя семейники.
Замечательно, какие последствия, когда однокласснику, по всей видимости, насрать?
И Йен спокойно одевается, даже не принимая душ, без которого он не может. И покидает дом без лишних и ненужных реплик. Охуительно-невъебительно. Может, Микки будет просто секс-игрушкой? Довольно таки интересный экземплярчик. Галлагер чувствовал себя так, как и должен. Как он привык себя чувствовать. Королем, который сможет завоевать любого.
Милкович сразу же принял душ, в голове все смешалось. Ну вот, теперь он как половина школы. От этого было нихуя не круто, а воспоминания об их сексе давалось очень даже с приятными ощущениями в низу живота.
Комментарий к Долгожданная галочка
Самая главная миссия выполнена. Хотите ли вы узнать, как будут развиваться события дальше?
Это моя первая NС написанная чисто мной. И можете кидать в меня тухлые помидоры , я пойму:)
Немного неловко, но, надеюсь, вам хотя бы немножко пришлось по вкусу.
Спасибо!х
========== Баскетбол ==========
***
Каждый приход в школу был по-особенному ебанутый. И каждому дню находился свой истинный аргумент. К огромнейшему сожалению, от этого никуда нельзя было деться и сказать: «Меня нет, я в домике». Приходилось собирать всю волю в кулак и снова идти в это место, по пути успокаивая себя той мыслью, что вот, еще совсем немного. Последний год и все. Всего лишь по дурацкой просьбе надзирателя, будто это пиздец как важно, чтобы человек ходил в школу, будто это делает его намного лучше, чем он есть на самом деле.
Милкович уже начал привыкать к тому, что каждый ебанный раз ему неловко видеть Галлагера. Это дело уже входило в привычку, будто это нормально воспроизводить в голове все те сцены, которые могут случиться, если он снова его увидит: что он скажет, как поведет себя?.. Это было глупо, но уже словно в порядке вещей.
Как только Милкович зашел в класс, он сразу же посмотрел на свою пустую парту, и уверенно пошел к ней, по пути видя Галлагера, который, сука, сидел с другим парнем. То есть почти все время он сидел с ним, а теперь пересел, как ни в чем не бывало, к этому пидору? Стараясь сделать лицо как можно более похуистичным, брюнет сел на свое место, отмечая жгучую, но приятную боль. Теперь боль в заднице будет напоминать ему о рыжем. Теперь будто все, что вообще есть в этом мире, сводится к нему. Рыжий лучезарно улыбался, всматриваясь в парня напротив, и он выглядел снова как Галлагер. И вообще, на что Микки надеялся? Они переспали — вот и конец всему этому. Как бы надежда на что-то другое не была ни у одного, ни у другого, скорее всего.
Если в туалете Микки чувствовал себя кинутой малолеткой, то потом, у себя дома, он думал, что отомстил за это рыжему, когда буквально сам выставил его за дверь. Но теперь, в школе, Йен снова набирает обороты. Это что, блять, игра какая-то? Для Йена — точно да, и все всегда было игрой и желанием , а вот для Милковича спорно. Ибо он точно не один из тех, кто делает такие вещи.
— Итан, я тебе уже говорил, какие у тебя очаровательные кудряшки? — узнает Галлагера, слишком уж сладко и по-бабски, накручивая на свой длинный палец черную кудряшку одноклассника. Тот смущается, и отмахивается.
Милкович, стиснув зубы, пытается не подавать виду от всей этой наигранной игры, которая так и лезла ручьями из рыжего. Он набирает в лёгкие воздуха, и спокойно выдыхает. Повторяет эту процедуру заново, чтобы успокоить маленькие приступы ревности, которые не думают останавливаются, а только разгораются, когда слышит следующее:
— Не хочу быть одной из тех маленьких шлюшек, которые ведутся на твои комплименты, — если одноклассник попытался это прошептать, то вышло слишком громко. Или Микки так сильно старался это услышать. Теперь понятно, кто он — «маленькая шлюшка Галлагера», ведь повёлся же. — Но, знаешь, парень, я пожалею, если буду ограничивать себя в этом, — продолжает Итан. Итан-Хуйтан, неважно, как там его зовут. Но этот кудрявый ангелочек, как могло показаться, совсем не такой наивный, каким с лёгкостью мог представиться.
Галлагер ухмыляется, и все, что он строил по ступенькам все это время — рушится. Милкович последний? Это звучит как шутка, нихера подобного, не для Йена, не в этой жизни.
— Ещё потрахайтесь здесь, — тут даже нет ни нотки ревности, ни злости. Совсем нет. Милкович бы проклял себя за то, что сказал это, но это же чистая правда.
Рыжая макушка поворачивает свою физиономию к нему. Учителя нет, и можно не унимать свой лексикон и ядовитые словечки, которые уже невыносимо держать внутри себя. Итан слегка сжимает колено рыжему, чтобы тот не вздумал ничего лишнего наговорить Милковичу, но Галлагер полностью игнорирует это.
— У тебя проблемы с сексом? — локоть Йена совсем незначительно ложится на парту Милковича.
Иногда, такое впечатление, что они ведут диалог первый раз. Иногда, блять, может померещиться, что перед вами совсем не Йен, который был вчера, а другой парень. Или сейчас в классе — Йен, а дома у Микки был кто-то другой. Что это за хуйня? Возможно, у Милковича уже началось какое-то психическое отклонение на этом фоне.
Микки все ещё молчит, пока Йен ждёт ответа, не отводя взгляда от лица своей жертвы. Он ненароком отмечает некоторые изменения в мимике парня. Тот пытается подобрать слова, которые могли бы поставить уебана на место, но ничего умного не приходит в голову.