Старик сначала внимательно и с улыбочкой наблюдал, а потом закрыл глаза и сказал:
-- Ладно. Хватит. Нашёл я тебя, Катрин!
И задумался глубоко, ровно помер.
-- Эй, дедушка! - завопила Елена. - Мне неловко голой-то!
-- Тело твое мне подходит. Изгиб твоего бедра - как у моей незабвенной Катрин.
-- А лицо?
-- Лицо? Лик, личность, личина...Неважно. Да и зачем мне твое лицо? Это из другой епархии, для меня тело важно. Только тело. Твое мне подходит. Телесное - это мое воплощение красоты. Природа создает необычайные формы, но женское тело - это вершина творения. Только природа и Бог могли такое придумать. Я же кукловод, а не творец... А ты, касатка, вино пей!
И из бутылки вино само полилось в бокал. И голая женская рука потянулась за бокалом. И выпила Снег вино до дна, как в кино про красивую жизнь.
-- Вкусное. Но непонятно, при чем тут мое тело. Не 60-90-60.
-- Как это вульгарно! Дело не в сантиметрах, а в том, что я обожаю определенные пропорции. Эта моя прихоть, моя страсть. И началось это так давно, что тебя и в программе не было...Вот помню, стоим мы около Данцига..., и вдруг...А впрочем...иди ко мне!
Тут всё смешалось в голове Снег, упали её очки и разбились, и взвились её волосы вверх от силы неведомой, и понеслась куда-то во времени и пространстве, и почувствовала она свободу в себе и значимость происходящего.
А старикашка вдруг тоже стал двигаться вместе с ней. Его невыразительно лицо, смуглое и в морщинах, стало бесконечно меняться и молодеть: уже яркие голубые глаза смотрели на неё со страстью и почтением. А дальше тоже было как в кино, только стремительнее. Мир вокруг преобразился в невиданный интерьер: вместо потолка - чёрное звёздное небо, вместо стола - роскошная кровать, на её теле - нежнейшая шёлковая рубаха, а вместо старика - уже высокий сильный мужчина с культуристским уклоном в белой набедренной повязке, за спиной его выросли могучие крылья. Он обнимал её руками сильными, он обволакивал её словами нежными, и она растворялась в его желании. И такое невыразимое чувство блаженства и покорности охватило её, что перестала она вообще что-либо соображать и оценивать.
Долго ли времени прошло или коротко, не ведала. Только оказалась она опять около стола старинного и тяжелого в комнате с высоченными потолками и жарким огнем в огромном камине. А он лежал на кровати и смотрел нежно.
-- Прикажи, моя красавица, и я сделаю для тебя всё, что пожелаешь!
Он упал на колени, склонил голову к её коленям. Снег совсем смутилась, а потом внезапно оттолкнула мужика от себя и расхохоталась.
-- О-о! Такой ты мне гораздо больше нравишься, Катрин.
-- Я не Катрин...
Он только слегка улыбнулся.
-- Это неважно. И потом опять целовал её так долго и сладко, что впервые в жизни почувствовала она себя столь прекрасной и значимой. Опять играла небесная музыка, опять пила она вино из бокала.
Вдруг в её руках оказалась шпага. И давай она мужика шутливо колоть в места разные, как фехтовальщик закадычный. Тот только счастливо хохочет, уворачивается да приговаривает : "Так-так. Гут-гут! Зер гут!"
"Что же я творю, дура! - пронеслось в голове.- А ВДРУГ УЙДЁТ!......
Все мы как игрушки в руках кукольника - не разберёшь, что сам делаешь, а что по воле неведомых сил! Но он не ушёл желанный, а вдруг с силой вырвал шпагу, заломил девушке руки за спину, страстно и грубо сорвал с неё рубаху, толкнул на ложе. И опять понеслось все к наслаждению неведомому! Она с невиданной доселе страстью целовала его, а он её. И по всякому её вертел и обнимал, сладострастно мял её нежное тело. Сначала Снег кокетливо пыталась сопротивляться, потом ей стало больно до крика и сладко.
У демона вдруг распахнулись огромные крылья за спиной, а лицо ещё более посмуглело и опять состарилось. И тихо стало и жутко. Он закрыл глаза и шептал на каком-то языке непонятные слова. Потом бурлило вокруг них сиреневое пространство, и огни то мерцали, то вспыхивали и гасли. Тело Снег стало необычайно гибким и прекрасным, но усталым. Счастье и радость испытывала она невыносимую. В голове, или вовне, проносились образы невиданной красоты и уродства, то ослепительные, то пугающие. Она почувствовала себя частицей какого-то иного мира, чего-то грандиозного и немыслимого. И она была нужна демону Страсти - это переживание вдохновляло и мучило. Наслаждение тела было настолько сильным, что она потеряла сознание.
"Да за такое можно и жизнь отдать - все 29 лет", - последнее, что пронеслось в голове у Снег. Так наша медсестра в одночасье приобщилась к тайнам мирозданья.
В одночасье отрешилась она от своей былой сущности и осознала, что её тело может приносить невыразимое удовольствие не только возлюбленному демону Страсти, но и ей.
Короче, не в сказке сказать, не пером описать! Но не только телесное во власти Демона Страсти. Только он заставляет женщину забыть обо всём на свете и переживать сильные чувства, потому что такова его природа - разнообразие и постоянство, опыт и новизна. Морщины подчеркивают глубину и силу его взгляда. И когда он захочет, никто из людей не способен к сопротивлению. И жизнь сразу несётся стремительным и разрушительным потоком, сметая старое и жалкое существование.
Внешняя картина их события переменилась: ночь и свет мирозданья сменились белой беседкой у вечернего тихого озера, рубаха вдруг превратилась в старинное пышное платье. Потом они оказались обнаженные на берегу моря, и нежность морской пены щекотала ступни её ног, обнаженный живот и грудь.
Она вдруг почувствовала несказанную грусть и слезы полились по щекам. В голове медсестры возникали мысли и образы удивительные и ранее не доступные - частичка его мира все-таки перешла к ней. Он что-то говорил ей на незнакомом языке, она смеялась и, кажется, понимала его. И опять волны сладчайшей музыки понесли их куда-то. Всё слилось в бесконечную судорогу счастья.
И кружились золотые вихри вокруг, и радовали, и согревали . И прошлая Снег растаяла и исчезла. А вместо жабы образовалось нечто: то ли красавица, то ли блудница, как будто сбросила свою лягушечью шкурку и вылупилась новая Елена.
В душе появился страх утраты. И поняла она, что близок конец. И безразлична стала её жизнь, и всё потерялось, кроме Демона Страсти.
Он-то её величал по-разному: то Катрин, то царица, богиня и т.д. Да хоть горшком назови! Разве в этом дело! Тело Елены болело и пело одновременно. Оно как будто совершенно изменилось.
То невероятный подъем чувствовала она, то усталость. Иногда блаженство восторга охватывало её, а иногда - пустота и оцепенение. Никогда она не ощущала себя столь нужной и яркой, словно звезда, потому что он желал её. Она хотела быть его частью, хотела наслаждаться его телом всегда.
-- Мгновенье счастья и столетия ожидания - вот мой удел! - вдруг произнес демон печально, и новая морщинка появилась в уголке ярких губ. -- Не только страсть, но и музыка - это мои стихии. Теперь, когда ты опалена моим Желанием, у тебя изменится жизнь, но и страдать будешь -- такова твоя плата за счастье быть со мной...Уж сколько вас смертных было...А всё равно каждый раз новое. Время меняет мои обличья и окружающие обстоятельства: то звездочёт я, то фехтователь, то пират, то математик...Ты тоже разная - жрица, святая, служанка, королева, маркитантка...В этой смене масок, занятий, обстоятельств и впрямь есть свои прелести...С тобой вот стал больным стариком-номенклатурщиком...А ты дана мне в образе злой и пустой медсестры...Я помню тебя ещё в Греции, когда ты была жрицей Дионисия. Я был юн, а ты опытна и насмешлива...Теперь же всё наоборот...И ты всегда будешь разная, хотя тип один...И только эти встречи через века составляют счастье моей бессмертной жизни...
Нет ничего вечного под звёздным бархатным небом. И оказалось, что всё суета сует. Даже неутомимое море когда-нибудь стихает и превращается в недвижную сонную воду. И Елена Снег очнулась в комнате на стуле, а перед ней за пустым столом сидел уставший старик. Правда, одета она была опять в шелковую длинную рубашку.
-- Ну что, милая! Довольна?- Он хитро улыбался.
Не знала, что сказать, медсестра, а только кивнула. Потом ответила.
-- Уж замуж невтерпёж!... Хочешь - оформляться будем! Поселюсь у тебя в твоих хоромах и буду рабой твоей!
-- Из нот пасыбл! Я одинок и не живу в браке с земными женщинами. Это был прекрасный порыв, но он завершился. Желание исчерпано. Прощай.
-- Чего же теперь мне делать? Как жить? Тоска теперь домой-то идти! Замутил мозги девушке и на сторону?!
-- Нечего мутить-то было...Пустота внутри была. .. У тебя тело знатное. Я ценю твой тип сложения - это мой рок, мое проклятье...Помню под Аустерлицем я встретил такую, как ты, в последний раз, пришлось изображать гвардейского офицера и играть на скрипке... И как я вас нахожу- одному Богу известно... Тебя-то я уколами взял... Теперь пришло время раздумий, и мне пора возвращаться к себе... И тебе пора...
-- Пора, пора. Идти со двора?
-- Иди, милая, так будет лучше.
-- А как же мне теперь жить? Что же мне теперь - и без тебя и без денег?
Задумался Демон.
-- Хорошо. Но тогда ты будешь помнить меня ...и очень долго...
-- Мне теперь только жить этим и осталось, иначе подожгу всех от тоски...
И дал он ей монету необычную, сказав, чтобы она продала её, но только с одним условием: продашь богатому - к тебе опять вернётся. А если бедный человек за неё все деньги заплатит, то останется монета у него.
Стоило ей оказаться перед лифтом, как на ней опять оказалось её нарядное платье, а на плече сумочка. Двери лифта стремительно открылись-сомкнулись и понесли изменённые телеса Снег вниз.
Когда Елена вышла на улицу, то не сразу сообразила, какое время вокруг и где её стандартный дом.
Был теплый вечер, загорались уличные фонари. Идти пришлось недолго и весело, казалось, что все деревья и кусты шепчут:"Соблазн-соблазн".
И увидела вдруг Снег впервые за свою долгую скучную жизнь, как прекрасен может быть наступающий вечер в простом спальном районе. Разноцветные деревья что-то шептали яркоглазым фонарям, ветер ласкал всех, небо искрилось и манило. А луна печально завидовала влюбленным обитателям Земли.
Словно пелена спала с глаз медсестры: поняла она великую тайну мирозданья, как всё стремиться к наслажденью - и мимолетная сила Красоты мира вдруг открылась ей, и жалость с восхищением одновременно захватили её теперь чуткое сердце.
Никогда раньше не была душа столь эмоциональна и впечатлительна. Открыв дверь своей квартиры, она посмотрелась в зеркало и увидела новое красивое женское лицо своё - осунувшееся и похудевшее. И очки ей теперь не надобны стали - видела она всё прекрасно. Осмотрела тело и осталась довольна - ни жиру лишнего, ни прыща.
Вся стала смуглая и крепкая, словно год тяжко физкультурой отзанималась и в солярии жарилась! "Вот небылица-то! Одни годами себя диетой изводят и сигареты пачками скуривают, а мне за ночь любви такие превращения достались!"
Машинально Елена прошла на кухню, выпила воды и включила телевизор, но не смогла смотреть на фальшивую имитацию Жизни, а выключила ящик и пошла спать. И словно упала в Черную дыру - так измаялась!
Проснулась утром она от телефонного звонка. Звонила её сменщица Зинка.
-- Ленка! Наконец-то. Что случилось-то? Заболела? Дозвониться до тебя уж неделю не могу! Почему на работу не выходишь?
-- На какую работу?
-- Ты чего, Снег? Сбрендила? "На какую работу" ?! В федеральную поликлинику!
-- Да? А что уже пора?
-- Ну, ты даёшь! Я тебя уже какой день заменяю! Сутками больных колю направо и налево! Оказалось, что Зинка без передыха Елену заменяет уже неделю.
Снег и побежала на работу, а там к ней уже главврач подваливает.
-- И как изволишь понимать твои прогулы? Что за наглость по неделе себе выходных устраивать! И без всяких заявлений!
-- Ну, что вы кричите, Зураб Варгенович! Лучше зовите меня Катрин.
И так подходит к нему вплотную и ну халат белый с себя стаскивать! Мужик онемел для начала, а потом задышал страстно и ну тоже брюки расстёгивать. В общем, совратила его Снег, прямо на поликлинической койке в процедурном кабинете.
И так разнузданно всё проделала, что главврач долго сидел без трусов, но в рубашке, и мотал лохматой головой в забытьи. Пришлось даже кабинет запирать на ключ, чтобы никто его в таком виде не застал. А Снег хоть бы хны. Только шприцы одноразовые достала да салфетки стерильные разложила.
"Нет, не демон это мой", - подумала медсестра, когда главврач наконец ушёл.
С тех пор Елбандян зачастил на уколы к Елене Снег, премии ей выписал, и вообще - стал продвигать в главные медсёстры на зависть Зинке и другим медработникам.
Но всё равно тосковала она сильно - ночами во сне опять былое переживала, а по утрам так и вовсе страдала, даже бутерброд с брауншвейгской колбасой осилить не могла, с собой забирала на работу, похудела ещё больше.
И вот, как-то через месяц Елена опять пошла к старику-демону на квартиру, а этажа этого и нет. Дом есть, а восемнадцатого этажа нет! Везёт лифт её только до семнадцатого и всё! Ни коридора, ни двери - ничего от демона Страсти не осталось!
Но Снег на этом не успокоилась. Случилось с нею наваждение: каждый больной мужчина в дееспособном состоянии, кто попадал к ней на уколы, возбуждал в ней желание и тут же становился её сексуальным партнёром! Прямо дом свиданий образовался, а не процедурный кабинет!
И молодым и старым больным прямо-таки не стало от неё никакого покою! Кто ни придёт в федеральную поликлинику колоться: хоть немощный больной пневмонией, хоть еле передвигающий ноги радикулитник, хоть зрелый мужчина в сетях авитаминоза -- все мужские особи тут же в её сети и попадали!
А как тут устоять, когда Снег выглядит на рабочем месте, словно порнозвезда из журнала похабного! Вместо белой шапочки кружевную косынку носить стала, черные туфли на каблуках напялила. А уж какой обтягивающий шелковый халат на молнии добыла, что не в сказке сказать, не пером описать! А уж ходит так попроцедурному, что слюнки текут у бессознательных мужественных пациентов.
А уж позу со шприцем такую примет, что хоть сейчас на обложку журнала "Плюй-бой"!
Больной мужик-то и так слабый да квёлый, его длинными ногами в ажурных чулках только и хватать - сразу теряется и сдается! Его обнажёнкой вмиг так сшибает, что дальше можно и не стараться особо!
И откуда же силы у этих больных брались!? И каким Макаром всё необходимое восставало и действовало? Загадка человеческой природы!
Господи! Какие вдруг просыпались силы недюжинные и страсти кипучие в измотанных микробами и болячками телесах!? Так что забывались все хвори да горе!
Слаб человек! Не может противиться инстинкту первобытному, когда перед ним женский образ живой и соблазнительный, словно с картинки журнальной. Его не только глазами пожирать можно, но и на ощупь всё срабатывает.
В таком разрезе, очередь на уколы затягивалась непомерно.
Сидит иная занемогшая тётушка в коридоре на уколы час и не поймёт - почему это мужик никак из процедурного кабинета не выходит? Чего ему там такое длительное забояривают? Долго ли коротко ли время течет, а тут уколотый наконец и выползет из-за двери, от Снег. И такой довольный до изнеможения да счастливый, будто в баньке попарился! Конечно, зависть берёт больную и любопытство.
Но шила в мешке не утаишь! И вирус в телефоне когда-то проявится, и коррупционер рано или поздно наскочит на честного безопасника, и строителю надоест лепить-воять халтуру многоэтажную, и судье корыстному стыдно станет судить невиновного, и кишечная палочка рано или поздно потребует стремительного выхода из организма - нет ничего тайного, что не стало бы явным.