Мена поманила Светлячков, а чей-то смутный образ опустился рядом с Волчицей.
Стена была разрушена полностью.
Мужчина резко вскочил со своей постели. Его сердце гулко билось в груди, и все тело было мокрым от пота. Он тяжело дышал, пытаясь успокоиться и прогнать ужасный образ из сна.
— Этого не может быть, — прошептал, словно в бреду, мужчина. — Этого просто не может быть.
Он встал со своего места. На ночном небосводе, будто насмехаясь, светила полная луна.
Дрожащими руками он окунул орлиное перо в чернила.
— Этого просто не может быть, — вновь прошептал он.
А перед глазами вместе с образом Волчицы из сна стояли воспоминания из прошлого. Кровожадные чудовища, которые так безжалостно раздирали его отца и мать на всеобщем суде.
— Ни за что! — неожиданно твердо прошипел мужчина, выводя на листе пергамента первые слова. — Не позволю! Не позволю этим тварям вырваться наружу!
На пергаменте появлялись все новые и новые слова. Этой же ночью королевский Маг и Ясновидящий Жозе Порте отправил охотникам свой заказ.
Поймать волчицу с клеймом в виде Полной Луны.
***
18.06.795
Десятки повозок двигались по неровной дороге, покачиваясь в такт движениям лошадей. День стоял погожий. Солнце ярко светило на безоблачном небе, до ушей доносился мелодичный стрекот сверчков, а по обе стороны дороги расстилались бескрайние поля золотой пшеницы. Нацу поправил соломенную шляпу, широкие поля которой кидали тень на его лицо, и перекинул длинный колос пшена с одного уголка губ на другой.
Долгая дорога выматывала. Даже его гнедая лошадь, которая в начале пути норовила перейти на галоп, под действием палящего солнца ленно перебирала копытами. Ее он купил за сорок драконов у какого-то пьянчуги. Кобыла была хорошей, с крепкими икрами, умными черными глазами и до невозможности длинными ресницами. Повозку Нацу раздобыл у кочующих цыган, а товар (в основном, мясные деликатесы) скупил у того же продавца, у которого двумя днями ранее купил два копченных окорока.
Пробраться через стену можно было только торговцам, которые перевозили через границу товар, да высшей знати с королевского двора, и раздобыть повозку, фальшивую лицензию и дюжину бараньих ребрышек было легче, чем попытаться выдать себя за какого-то-там-на-очереди-наследника-престола.
Нацу был уверен, что еще никто не двинулся к ликантропам за добычей. До Полнолуния оставалось двадцать дней, и самым легким путем было дождаться этого дня. Только в Полную Луну оборотни, обращаясь, теряли свою связь с человеческим началом и полностью становились волками. И хоть Луна делала их сильнее, намного легче было поймать просто Волчицу, чем Волчицу с разумом человека. Но Нацу не был простым охотником, и простых путей он не искал.
Ближе к полуночи, когда темный бархат синевы накрыл небосвод и лишь светлый лик луны да свет тысячи звезд освещал им дорогу, перед ними предстала она. Стена. Высотой с многовековые деревья, ее верхушку невозможно было увидеть, и юные торговцы с трепетом и восхищением в глазах поднимали голову, запоминая этот момент: озаренную светом луны стену, которая громадным изваянием ограждала мир людей от мира оборотней. Никто не знал, кто создал эту стену. Богиню Мену считали выдуманной сказкой для тех, кто не хотел искать истину, но кто бы ни воздвиг ее, какая цивилизация или народ, неведомый мастер создал произведение искусства. Из черного камня, гладкого и блестящего, будто облитого водой, с изящными узорами и хранящейся внутри нее магией, Стена была главным чудом света. Сколько сказаний было написано о ней, сколько тайн и загадок крутилось вокруг нее. Ее изучали в академиях, на нее приезжали посмотреть путники. Стена была запечатлена на картинах известных художников разных эпох, о ней ставили пьесы и мюзиклы в театрах, слагали песни и сказания.
И сейчас она предстала перед ними. Стена Богини Мены.
Чем ближе они подъезжали к ней, тем взволнованней становились торговцы. От былой усталости не осталось и следа. Отовсюду начали разноситься громкие разговоры и смех, а кто-то даже достал инструменты, и тишину ночи разрезала мелодия скрипки, которая, сплетаясь со звуками тин-вистла******, рождала традиционный мотив, под который впору было плясать. Атмосфера стала более дружелюбной, и Нацу даже поддался всеобщему веселью, подхватив слова известной песни о Стене.
«…И Мена взмолилась Луне,
Прошептав слова священной молитвы…»
Уже можно было разглядеть свет огней у прохода через границу.
«…И черные слезы богини
Упали на грешную землю людей…»
К скрипке примешались ритмичные звуки трещотки. Торговцы запели громче, возвещая постовых о своем скором приезде.
«…Мы ждем вас и молим…»
Лошади дружно заржали, и в лицо ударил отголосок свежего лесного воздуха. За стеной был уже совершенно другой мир.
«Придите, Дети Огня и Луны!»
— Пропуск, — прохрипел стражник у прохода через Стену.
Нацу широко улыбнулся, достав из кармана потертых шаровар аккуратно сложенный лист пергамента с государственной печатью, гербом королевства и отпечатком лапы Альфы оборотней. Стражник приблизил к листу стеклянный подсвечник и осмотрел его придирчивым взглядом. Наконец, не найдя ничего подозрительного, он поставил на листе размашистую подпись и, отдав честь, открыл проход.
Охотник усмехнулся, давая знак лошади идти вперед, в расстилающуюся впереди пугающей гладью темноту.
***
Земля оборотней встретила торговцев огромными многовековыми деревьями, чья крона в обхват могла достигать до нескольких десятков метров. Воздух здесь разительно отличался от привычного путникам, поражая своей чистотой и свежестью. До ушей тут же донеслись звуки лесной жизни: журчание славившихся на весь мир своей чистотой ручьев, уханье сов и успокаивающий шелест листвы.
Стражники по эту сторону стены стояли недвижными статуями по бокам от прохода и даже не тронулись с места, когда на тропу выехала первая повозка.
Нацу скинул с головы соломенную шляпу, двинувшись по удивительно ровной лесной тропе. Колеса повозки чуть поскрипывали, торговцы перешли на шепот, а лошади заинтересованно подняли морды, учуяв запах воды.
Казалось, что они попали в сказку. Лес пленял своей магией, и каждый, кто двигался по этой тропе, ощущал ее в полной своей силе. Юные торговцы заворожено смотрели на растущие по бокам тропы, похожие на медузы, цветы, светящиеся глубоким бирюзовым светом, вокруг которых порхали мотыльки. Изредка над головами путников пролетали сказочной расцветки бабочки, которые стряхивали со своих крыльев серебряную пыльцу. В кронах деревьев можно было увидеть чьи-то светящиеся глаза, и Нацу мог поклясться, что видел где-то вдали белоснежные крылья Пегаса.
Спустя полчаса дороги торговцы подъехали к развилке, на который им предстояло разделиться. Посреди стояли деревянные указатели, на которых изящным почерком были написаны направления: черные чернила — аниото, коричневые — тануки, оранжевые — кицунэ, красные — ликантропы. Нацу, не задумываясь, свернул на тропу, ведшую в поселения оборотней-волков, и насколько он мог судить по стуку копыт, за ним последовали еще три повозки.
Дорога предстояла неблизкая. Между поселениями оборотней могли простираться несколько десятков тысяч миль, ведь для полу-людей полу-зверей эти расстояния были смехотворны. Однако для людей, которые не обладали выносливостью и скоростью животных, дорога могла затянуться и на несколько суток, а то и недель, и месяцев. И в сравнении с расстоянием до пристанища аниото (одиннадцать дней на повозке), какие-то двадцать часов до ликантропов были незначительны, а в окружении хорошей компании так и практически незаметны.
От торговцев можно было услышать десятки захватывающих историй о странах, простирающихся за пределами Фиора. Об островах, на которых женщины носили лишь набедренные повязки, но изготавливали самые изысканные платья для королевского двора; об юных мужах, живущих в мире и согласии с драконами; о королевствах, в которых у людей были другие мифы о Стене, в одном из которых их языческий бог («кажется, Флуторис или Млуторис. Черт сломит их язык!») разгневался на людей и решил превратить каждого второго ребенка в монстра, которые и стали оборотнями. По преданию, его молодая жена Гвинея была настолько опечалена судьбой человечества, что попросила у мужа всего одно желание. И возжелала она стену, да такую высокую, что ее не перепрыгнуть, и такую широкую, что ее не разрушить. Не мог противиться бог мольбам своей жены и создал стену из длинной, длиной с весь земной шар, косы Гвинеи.
— С тех пор стена охраняет покой людей, — закончил бывалый торговец глубоким тягучим голосом. Юный Ромео, который в первый раз отправился на сторону оборотней, слушал мужчину, раскрыв рот. Нацу только посмеялся. Этих преданий было десятки во всем мире, и каждое из них матери рассказывали своим детям на ночь.
С наступлением полудня, когда солнце засветило ярко и лес перестал казаться наполненным мистической опасностью, торговцы увидели просвет между деревьями, и до носа долетел аппетитный аромат каких-то яств да громкий детский смех. Нацу тут же выпрямился и достал из нагрудного кармана маленький стеклянный пузырек с ярко-красной жидкостью. Оборотни обладали не только силой и проворством, скоростью и силой духа, но и также невероятным нюхом. И умение чуять ложь и злой умысел лежало у них в природе, а маскирующее зелье могло прекрасно скрыть ауру огненного мага, который собирался украсть из стаи Волчицу с клеймом Полной Луны.
Поселение оборотней было большим, со множеством маленьких домиков и пестрящей отовсюду зеленью. Маленькие дети, быстро-быстро перебирая босыми ножками, бегали по сочно-зеленой траве, играя в шарады. Женщины, облаченные в легкие льняные платья с длинным шлейфом, переговаривались друг с другом, смотрели за детьми и делали домашнюю работу. Их длинные волосы были распущены, а из украшений были только опоясывающие лоб ленты с вплетенными драгоценными камнями (опалами и изумрудами) и вколотые в волосы цветы. Мужчины были большими, внушающими страх и с прослеживающимся чем-то волчьим в лицах.
Оборотни жили в мире и гармонии с природой. Они не вырубали леса и, словно в благодарность за это, природа создала такое место, где деревья росли на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы между ними можно было построить дом. Сюда почти не проникал солнечный свет, и при наблюдении за этими людьми в темных одеяниях, проворно передвигающихся между деревьями и цветами, невольно появлялись ассоциации с лесными эльфами. Оборотней так обычно и называли. Дети леса. И они полностью оправдывали это прозвище.
— Торговцы! Торговцы приехали! — раздался тонкий голосок маленькой девочки, которая быстро побежала вглубь поселения, выкрикивая весть о прибытии путников.
Оборотни тут же оживились, направившись навстречу гостям. Ромео, похоже, наслышанный о «свирепых и страшных» чудовищах, не мог отвести ошарашенного взгляда от этих людей, которые своим искренним смехом и льющимся через край дружелюбием никак не походили на ужасных волков с картинок детских сказок. Нацу усмехнулся от вида такого удивленного мальчугана, и, наконец, слез с повозки. Затекшие мышцы неприятно заныли, и, потянувшись, он не заметил, как к нему подбежал рыжеволосый мальчишка, который, обнажив свои только-только намечавшиеся клыки (неполная трансформация), потянул Нацу за штанину.
— Я чую мясо, — промямлил мальчонка, посмотрев на парня огромными карими глазами. Нацу по-доброму улыбнулся, натянул на руки перчатки из красной драконьей чешуи, выудил из повозки пару копченных отбивных и протянул их мальчишке, потрепав рыжие вихры.
— Держи, малец!
Маленький оборотень широко улыбнулся, еще сильнее обнажив белоснежные клыки, и тут же ринулся в сторону любопытно глазеющих в их сторону ребятишек. Добыча всегда делилась между стаей. Даже пока такой маленькой и до конца не сформировавшейся.
— Я думал оборотни… другие, — пробормотал Ромео, подойдя к Нацу, пока тот распрягал лошадь.