Волознев Игорь Валентинович
Стань моим
И. Волознев
Стань моим
роман
Глава 1
Через приоткрытую дверь было слышно, как на кухне хлопочет мать. За окном вечерело. Аглая включила торшер и разложила перед собой бумаги, которые захватила с работы. Надо было просмотреть квартальный отчёт, заодно разобрать почту. Аглая работала секретарём-референтом в крупном промышленном объединении и часто брала деловые бумаги с собой, чтобы разобраться с ними дома.
В комнату, вытирая руки о передник, неслышно вошла мать. Аглая подняла на неё глаза. Вид у Зои Васильевны был взволнованный. Аглая насторожилась.
- Что-нибудь нужно, мама? - спросила она. - Мне сегодня придётся поработать часов до двенадцати. Тут квартальный отчёт и большая почта.
- Лаичка... - начала Зоя Васильевна и умолкла, заметив досаду на лице дочери. Аглая не любила, когда мать называла её как ребёнка: Лаичка.
- Да, я слушаю.
- Аглая, - голос матери звучал торжественно. - Тебе уже двадцать шесть лет...
Аглая отложила бумагу, которую держала в руках, и откинулась в кресле. Подобное начало предвещало только одно: мать нашла ей нового жениха.
- Что поделаешь, - Аглая пожала плечами. - Время бежит... Но ты, мамочка, совсем не стареешь. Всё такая же бодрая.
- Зато ты стареешь, - продолжала мать, пропустив мимо ушей аглаин комплимент. - И мне, как матери, больно смотреть на твоё одиночество. Годы идут, красота уходит, и с каждым годом труднее, поверь мне, труднее найти себе достойного спутника жизни...
Зоя Васильевна достала платочек и вытерла им уголки глаз.
- Ну, мама! Вечно ты об одном и том же.
- Твои подруги давно уже с детьми нянчатся, а ты всё одна да одна, со своими бумагами, вся в делах и в беготне... Так и время пройдёт, не заметишь как... Я умру, и останешься ты одна-одинёшенька...
Она громко высморкалась.
Аглая поспешно встала, подошла к ней и обняла за плечи.
- Мама, хорош плакать. Наверно, опять мне жениха приглядела? Сознайся, ты только ради этого затеяла разговор.
Мать кивнула.
- Да, - сказала она с чувством. - И это очень хороший человек. Очень. Может быть, с первого раза он на тебя не произведёт впечатления, но со временем ты к нему привыкнешь и поймёшь, что лучшего мужа тебе и желать нечего.
Аглая поправила сбившийся локон на её голове.
- Но, мама, иногда процесс привыкания затягивается...
Зоя Васильевна посмотрела на неё укоризненно.
- Лаичка, ты уже не в том возрасте, когда влюбляются с первого взгляда.
- А может быть, это и к лучшему?
- Конечно, к лучшему. Я ведь не прошу, чтобы ты сразу влюбилась в Альфреда Осиповича.
- Моего очередного жениха зовут Альфред Осипович?
- Да. Человек он солидный, с положением. Раньше заведовал гастрономом, а теперь гастроном стал акционерным обществом закрытого типа, и Альфред Осипович его руководитель. Кстати, очень интеллигентный, обходительный человек. Знакомый моей давней подруги.
- Директор гастронома! Воображаю себе... - Аглая разочарованно усмехнулась.
- Как ты можешь судить о нём, когда ты его даже ни разу не видела?
- Не видела, но очень хорошо себе представляю, - Аглая рассмеялась. - Пятьдесят лет, брюшко, лысина, во рту золотой зуб. Придёт с во-от таким тортом.
- Альфред Осипович как раз не толстый, тут ты попала пальцем в небо. И не пятьдесят ему...
- Шестьдесят? - шутливо ужаснулась Аглая.
- С тобой даже поговорить толком нельзя, - рассердилась мать. - А ведь это очень важно. Я же для тебя стараюсь, пойми!
- Ладно, мама, не обижайся. Посмотрим на твоего Альфреда.
- Он должен прийти в восемь.
- То-то я вижу, ты захлопоталась сегодня.
- А как же. Надо всё-таки встретить человека... Так что, Лаичка, оставь свои бумаги и приведи себя в порядок. Собери волосы, а то они у тебя вечно распущены. И надень бежевое платье с блёстками. Ты в нём очень хорошо смотришься.
Аглая поморщилась:
- Старомодное!
- Надень, я знаю, что говорю.
Зоя Васильевна вышла из комнаты. Аглая в лёгком волнении подошла к окну. Её стройная фигура с роскошной копной чёрных волос смутно отразилась в оконном стекле.
Постояв немного, она вернулась к столу, собрала бумаги, попутно окинула себя в овальном зеркале за креслом. На неё посмотрело её лицо, чуть овальное, с правильными чертами и маленькой мушкой на левой щеке. Особым предметом гордости Аглаи были чёрные, как вороное крыло, волосы, густой копной спадавшие почти до пояса. Ей даже однажды предложили сняться в рекламе какого-то шампуня, но Аглае в то время было не до съёмок и она отказалась. Наверное, зря. Теперь бы на неё смотрела вся страна.
Она взяла с тумбочки деревянный гребешок и принялась расчёсываться. Эту пышную, поблёскивающую в свете торшера чёрную копну очень любил целовать Вячеслав. Вячеслав! При мысли о нём у Аглаи перехватило дыхание, а на глаза навернулись слёзы. Нет, с ним давно покончено! Но почему она до сих пор не может вырвать его из своего сердца?
Она отложила гребешок и вернулась в кресло.
Это было в прошлом году, летом, на Чёрном море, во время её отпуска. Тот упоительный, сумасшедший август ей не забыть никогда, никогда...
Сквозь стекло маски в бледно-зелёном подводном тумане виднелись стайки рыб, водоросли, мелкая живность, сновавшая по дну и прятавшаяся среди камней. Под Аглаей скользила её тень, а наверху маячил тёмный контур лодки. Вячеслав, тоже в маске, с аквалангом на мускулистой загорелой спине, выковыривал из расщелины большую витую раковину.
Плавными движениями рук и ног направив своё тело вверх, Аглая вынырнула, сдернула с головы маску. Ей в глаза ударило закатное солнце. Оно висело среди далёких скал, отражаясь на морской глади.
Аглая залезла в лодку. Судёнышко было небольшим, узким, с маленькой каютой посредине, в которой можно было перемещаться только согнувшись в три погибели. Аглая стащила с себя акваланг, вытерлась, уселась на нагретые доски кормы и спустила ноги в воду.
На волнах показался Вячеслав. Маску он снял ещё в воде и сейчас плыл с протянутой вверх рукой, в которой был зажат трофей - розовая раковина. Аглая рассмеялась. Она смотрела, как он забирается в лодку, как отфыркивается, приглаживает на голове коротко стриженые светло-русые волосы, снимает со спины акваланг. Освободившись от снаряжения, он в одних плавках встал на носу лодки. Закат эффектно золотил его стройную сильную фигуру. Аглая откровенно любовалась им. Он знал, что она им любуется, и смеялся, сверкая своими синими глазами.
- Что ты смеёшься? - Аглая вынула ноги из воды и уселась по-русалочьи.
- Потому что ты смотришь на меня так, словно собираешься проглотить!
- А может, я тебя и правда хочу проглотить?
- Отлично! Глотай!
Он подскочил к ней, и у Аглаи захватило дух, когда он сжал её в объятиях. Его ладони заскользили по её спине и бёдрам, вызывая в её теле сладостную дрожь. Она прижалась к нему, её губы искали его рот.
Несмотря на его тридцать пять, у Вячеслава была удивительно гладкая кожа. Аглая называла её атласной и любила касаться её губами. На его безволосой груди, покрытой ровным бронзовым загаром, выделялись два маленьких соска, которые приводили Аглаю в упоение. Когда он, устав от ласк, лежал, откинувшись навзничь, она гладила его грудь и целовала эти соски, полузакрыв глаза. Вячеслав, обвив её рукой, дарил ей ответные поцелуи.
- Смотри, солнце уже почти зашло. Нам пора на берег.
- Нет, Славик, полежим ещё немного. Такой чудесный сегодня день...
- У нас будет ещё много таких дней.
- Много... - как эхо, откликнулась она. - Правда, много?
- Конечно, куда же мы с тобой денемся?
- Даже не верится... - Она засмеялась от счастья. - Ещё много таких дней, как этот...
Он прижал её к себе.
- Аглая, мне ещё ни с кем не было так хорошо, как с тобой.
- Ни с кем?
- А ты ревнуешь? - Его зубы сверкнули в ослепительной улыбке. - Не рано ли?
- Я не ревную. Пусть даже всё это когда-нибудь кончится... Всё равно, я не буду жалеть об этих днях. Я сохраню их в памяти. Я всегда буду благодарна тебе за них, что бы ни случилось потом с нами.
- А что может случиться? Мы ведь решили не расставаться.
Аглая вздохнула и потянулась, запрокинула голову. Он покрыл поцелуями её подбородок и шею.
- Через неделю кончается отпуск и я должна уехать в Москву, - прошептала она печально.
- Мы не расстанемся. Я разыщу тебя там.
- Но в Москве будет уже не то... Мы не сможем любить друг друга, как здесь...
- Почему?
- Не знаю. Там не будет такого солнца и моря.
- Может, это и к лучшему. Хорошее быстро приедается. Мы будем приезжать сюда каждый год. Или два раза в год. И всё будет повторяться сначала. Мы будем плавать, ночевать в палатке и любить друг друга.
- Любить... - откликнулась Аглая и закрыла глаза.
Мягкие губы Вячеслава хранили солоноватый привкус морской воды. Она оплела ногами его бёдра, её руки сомкнулись на его спине.
- Наступает темнота, - прошептал он. - Нам пора возвращаться.
- Нет... - Она задышала глубже. - Ещё рано... Поцелуй меня... Ещё... - Из её груди вырвался сладостный стон...
- Боже мой, ты до сих пор не причесалась?
В комнату заглянула мать. Аглая вздрогнула, выпрямилась в кресле.
- А? Что такое, мама?
- Как - что такое? О чём ты думаешь? Альфред Осипович должен прийти через пятнадцать минут, а он очень пунктуален!
С рассеянным видом Аглая встала с кресла, подошла к зеркалу и снова взялась за гребешок.
Воспоминания о прошлогоднем августе таяли, уплывали розовым облачком, оставляя в душе горечь и пустоту. Аглая зажала во рту заколки и, собрав волосы в пучок, принялась укладывать их.
Зоя Васильевна стояла у неё за спиной.
- Будь с ним поприветливее, Лаичка, очень тебя прошу. Может, это твой последний шанс.
- Не говори глупости, мама. Последний шанс! Как будто я уже совсем старуха.
- Но, согласись, тебе не восемнадцать.
Аглая наклонила голову, вставляя заколки в собранные на затылке волосы.
- Это я уже слышала. Мне двадцать шесть, - в её голосе проскользнуло раздражение. - Уже двадцать шесть! - Она повернулась перед зеркалом, осматривая себя. - Если ты будешь мне об этом постоянно напоминать, то я и в самом деле поверю, что мне двадцать шесть.
Зоя Васильевна вздохнула.
- В этом вся и беда...
- В чём беда-то, мама? - Аглая подошла к шкафу.
- Иным девушкам трудно поверить, что им уже под тридцать. Идут годы, а они всё молодятся, всё-то им кажется, что им восемнадцать лет, и жениха ищут себе какого-то особенного. Принца, что ль, им подай. Потом в один прекрасный день оглянутся на себя - а им уже тридцать восемь, и никакая косметика не скроет этого. Вот тебе и прекрасный принц!
Аглая достала из шкафа бежевое платье и с минуту рассматривала его в сомнении.
- Надень, - мать подошла к ней. - Оно тебе идёт.
- В таких теперь никто не ходит.
- Ничего. Альфреду Осиповичу понравится.
- Откуда ты знаешь? А, впрочем, что мне до его мнения. И зачем мне вообще переодеваться в какое-то платье? Он ведь не на платье собирается жениться, а на мне.
- И всё же при первой встрече девушка должна произвести впечатление.
- Ах, мама! Ни на кого я не хочу производить впечатление. И не думай, пожалуйста, что я ищу прекрасного принца, - Аглая в сердцах бросила платье на диван и уселась с несчастным видом. - Не нужен мне прекрасный принц. Мне нужен человек, который любил бы меня.
Мать подсела к ней, взяла её руки в свои.
- Альфред Осипович именно такой человек. Он любит тебя.
Аглая взглянула на неё удивлённо.
- Но мы ведь даже не встречались ни разу. Или он влюбился в меня по фотографии?
- Нет, он несколько раз видел тебя. Правда, издали...
- Ну... - Аглая засмеялась. - Это уже прогресс... А то прежние женихи, которых ты приводила, влюблялись в меня по фотографии.
- Ты была с ними излишне резкой.
- Не резкой, а нормально разговаривала.
Мать укоризненно покачала головой.
- И это ты называешь "нормально разговаривала"? Храмцова Владимира Викторовича ты, считай, выгнала из квартиры!
- Этого того лысого начальника РЭУ?
- Лая! Ну вот опять ты за своё! Не будь ты такой хоть с Альфредом Осиповичем! Кстати, после того, как ты выгнала Храмцова, мне пришлось звонить ему и извиняться за твоё нетактичное поведение.
- Нашла перед кем извиняться. Перед ворюгой!
- Почему ты решила, что Храмцов - ворюга? Очень представительный, интересный мужчина, на хорошей должности... Обратила внимание, на какой машине он подъехал?
- На "Вольво"! - Аглая резко обернулась к матери. - Ты хоть имеешь представление, сколько стоит такая машина? А я имею! Я в своей фирме получаю неплохо, даже, по нынешним временам - хорошо, вдвое больше, чем начальник РЭУ. После визита Храмцова я специально узнавала, какой у них оклад. Да, я получаю вдвое больше, а могу я заработать на "Вольво"? Мне надо десять лет работать, чтобы купить её! И после этого ты будешь утверждать, что Храмцов - не ворюга.
Зоя Васильевна в первый момент не нашлась, что ответить.
- И всё же, Лая, ты не должна так судить о людях...
- Наверняка этот Храмцов занимается продажей сведений об одиноких старухах. А потом этих старух берут в оборот тёмные квартирные дельцы, в лучшем случае выкидывая их на улицу, а чаще - попросту убивая... Мне всё хотелось его спросить, сколько он имеет с каждой такой проданной им души.
- Ну, Бог с ним, с Храмцовым. А вот Виталию Петровичу ты зря отказала.
Аглая посмотрела на мать с горькой усмешкой.
- Это тот завлаб, который таскался к нам зимой?
- Не таскался, а приходил. Откуда у тебя этот жаргон?
- Меня от твоего Виталия тошнило.
- Такие люди на дороге не валяются. Виталий Петрович - заведующий лабораторией в секретном институте, кандидат наук.
- Ну и что, что кандидат наук? Во-первых, сейчас не те времена, чтобы кандидатство что-то значило, а во-вторых - он платит алименты на двух детей.
Мать развела руками.
- Ну, знаешь, на тебя не угодишь. Где ты видела мужчину после сорока, который был бы чист как ангел? Хотя, если хорошо поискать, то такого найти можно. Вот, к примеру, Альфред Осипович... - Она принюхалась. - Чем это пахнет? Ох ты, Господи, запеканка подгорает... Заболталась я с тобой. Переодевайся быстрее.
Она вышла, а мысли Аглаи снова вернулись в тот памятный август...
Вячеслав покинул её неожиданно, без объяснений. И это после трёх недель безоблачного счастья и ежедневных взаимных признаний в любви!
Они, как обычно, ночевали в палатке на берегу моря. Была тёплая звёздная ночь. Волны тихо шелестели, перекатывая прибрежные гальки. Сквозь сон Аглая слышала, как тоненько заверещала портативная рация, лежавшая в рюкзаке Вячеслава. Он встал, взял рюкзак и вышел из палатки. Аглая осталась лежать. Ей не хотелось вставать, не хотелось просыпаться. Ей смутно помнится, как Вячеслав с кем-то разговаривает по рации... Или это ей померещилось во сне?
А утром она проснулась одна. Ни Вячеслава, ни его вещей в палатке не было. Теперь, вспоминая об этом, она горько усмехалась. Хоть бы записку оставил! Хорошо ещё, что он не обобрал её. Хотя мог бы и обобрать, удирая как последний подлец.