Горшенин Михаил
Катаклизьма. Сетевая Сага.
М.Ю. Горшенин.
Катаклизьма.
Сетевая Сага.
Рельсам и шпалам железных дорог Карелии
и Россиина вечные времена
ПОСВЯЩАЕТСЯ...
МихаилГоршенин.
Катаклизьма
или ужасТная история
Пелагеи
Григорьевны.
Петрозаводск
Издательство "Самиздат"
2012 г.
Аннотация.
Эй, чувак! Тормозни, чувак! Прочитай, кхе-кхе! Оттопырься!!!
Мужскаябайка-антидепрессант. Абсолютно правдивое (клянусь! честное слово!) описание традиций и нравов, бытующих на рельсах и шпалах нашей могучей и необъятной Родины. 18+
Оглавление :
Вступление: "Ах, хорошо!"
1. Катаклизьма.
2. В штаб-квартире.
3. За дело берётся Потапыч.
4. Как обухом по башке...
5. Домовина Облонских.
6. Счастье, о котором мечтаешь...
7. Консенсус.
8. Битва титанов.
Вступление.
Ах, хорошо!
Бабушка, я уже пришёл, - ещё с порога, распахнув входную дверь, изо всех сил, что было мочи, крикнул Серёжка. Туга на ухо бабушка Евдоха (Евдокия Игнатьевна), оттого-то всегда и приходится разговаривать с ней на повышенных тонах, не разговаривать даже, а кричать. И чем сильнее производимые носоглоткой звуковые колебания, тем больше шанс, что вибрации воздуха пробьют невидимую глазу глухариную стену, препятствующую должному взаимопониманию, после чего, проникнув в бабушкины ушные раковины, поступят далее по нервным отросткам, вьющимся подобно ползучим сорнякам, в ЦПУ - Центральный Пост Управления - то есть в бабушкин мозговой отсек. И только тогда, после всех этих энергетических превращений, станет возможной ответная реакция: бабушка должна улыбнуться, обнять любимого внучка, затем погладить его по голове своей, пахнущей парным молоком, рукой, после чего, в качестве заключительного аккорда, бабушка должна чмокнуть его в обе щёчки и только вслед за этим сказать: "Здравствуй, Серёжа!"
Так оно и вышло.
- Здравствуй, Серёжа! - сказала бабушка по окончании описанного выше процесса; сказала и улыбнулась. - Иди, мой руки и за стол, борщ как раз поспел.
Серёжка благодарно взглянул на неё, громко урча пустым желудком и ощущая, физически и морально, как в его животе выделяются потрясающей силы пищеварительные соки, способные поглотить и растворить что угодно, хоть пирожок, хоть болт до 20-ти миллиметров диаметром.
Огромные бабушкины глаза, окружённые сеточкой морщин, лучились из бездонной своей глубины теплом и добротой, окутывая Серёжку эфемерной, но до жути приятной, субстанцией покоя и домашнего уюта. Хорошо дома после трудов праведных! Ах, хорошо!
1. Катаклизьма .
Серёжка прошёл из маленькой клетушки-прихожей в небольшую комнату, разделённую (из-за отсутствия излишков метража) при помощи массивного трёхстворчатого шкафа на две неравные части. Большая часть комнаты являла собой женское начало сего жилища - здесь обитали Серёжкина мама Пелагея Григорьевна и бабушка Евдоха; меньшая же часть, расположенная за шкафом, служила убежищем нашему герою.
"А где же батька-то его жил? На улице что ли?"
Батька? О, этта отдельная история. Впрочем, пока бабушка Евдоха потчует Серёжку на кухне вкуснейшим украинским борщом, да преподносит любимому внучку на второе преогромнейшее блюдо вареников с вишней, можно, пожалуй, раскрыть некоторые карты и поведать читателю полную лиризьма и трагизьма историю.
Суть её в том, что нет у Серёжки батьки и не было никогда. Серёженька - человек трудной и тяжёлой судьбы. Матушка его, Пелагея Григорьевна, эта милая и добрая женщина, так и не нашла себе спутника жизни или, быть может, всё обстояло совсем наоборот и это спутник жизни не нашёл, или же не захотел найти её. И не то, чтобы горевала по этому досадному поводу Пелагея Григорьевна, не то, чтобы тосковала, не то, чтобы пила там очень уж сильно, или же просто иногда выпивала, но однако же без чарки-другой в иные дни не обходилась она, ох, не обходилась! Служила, кстати сказать, Пелагея Григорьевна простою стрелочницей на железной дороге: в локомотивном депо служила. А служба-то там сами знаете какая - не мёд, ох, не мёд! Почище, чем в армии, скажем, или там на флоте. И в дождь и в снег, и в зной и в холод, и днём и ночью приходится стрелками ворочать, впускать-выпускать тепловозы: одни - в депо, на ремонт да заправку; другие - из депо, на станцию, под поезд. Если лето на дворе, - будь добр, не забудь стрелочки-то маслицем смазать, не заедали чтоб, а зимой, когда с неба снег валом валит, засыпая округу, - будь добр, возьми метлу, возьми лопату, и с песней шагом марш стрелочки чистить. Не могёт ждать железная дорога, когда ты удосужишься стрелку перевести: у ней, у железной дороги то есть, усё по расписанию. Так что не спи, шевелись, и бодренько, бодренько! А начальник-то, злыдень, бугай здоровенный, не поленится, - даже не сомневайтесь! - придёт, и не раз, с проверкой: как там у нас стрелочки, двигаются ли, не сломались ли?
"Гы-ы-ы !"
От всего этого у кого угодно голова кругом пойдёт, крыша съедет у всякого, и сопьётся кто ни то вмиг. Без разницы, мужик там, или баба.
Однако, Пелагея Григорьевна, хоть и нервная она была женщина, и с тонкой душевной организацией к тому же, но всё ж таки блюла себя, в строгости держала: противилась она зелёному змию всеми силами и более двух чарок на работе - ни-ни! Ни в жисть! Даже и не просите её продолжить возлияния, зря только время потратите!
"Гы-ы-ы !"
А как заглядывались на неё мужики деповские, - и слесаря, и машинисты, и начальники всевозможные, - как заглядывались! Вот, говорят, аэробика, аэробика! Тьфу на аэробику! Поворочай-ка стрелками с недельку, и тебя мать родная не узнает: и жирок растрясётся-исчезнет, и статность в членах появится, и глаза яхонтовым блеском засверкают, безумно озирая окружающий люд.
Именно такой и была Пелагея Григорьевна: поджарая, статная, с упругими, восхитительно раскинутыми в стороны, приличного размера грудями (и заметьте - без всякого там силикона - да-с! - без силикона!), с крутыми, дивного изгиба бёдрами, с лицом мадонны, изображаемой на тысячах икон. Конфетка, а не женщина! А ежели всё-таки женщина, то, без тени сомнения, неземной красоты!
К слову сказать, следует заметить вот что (об этом, кстати, ещё сам Конфуций писал в своих записках - был такой философ наикрутейшей закваски): ежели имеется конфетка (так полагал Конфуций) - вмиг сожрут её оглоеды; а вот коли женщина имеется, то тут надобно особливо держать ухо востро, а хвост по ветру, потому как подобно туче слепней, налетающих на щипающую травку бурёнку, цельная банда нагло ухмыляющихся мужиков, этих гадливых пиратов сексуального фронту, налетит, всенепременнейше налетит, на особу женского полу, стараясь взять её на абордаж, объегорить и обвести вокруг пальца. О, им неведом стыд! О, им неведома жалость! Эти поганцы отлично знают, чего им надобно, и главное - зачем. А знание - это СИЛА!!! Берегите себя, женщины!!!
Именно так и вела себя добрейшая Пелагея Григорьевна: оберегала себя что было моченьки, изо всех своих не таких уж и мощных силёнок. Цельный сонм деповских мужиков упорно, денно и нощно подтачивал камень её круговой обороны! А ведь были ещё и другие, особливо хитрые мужики - залётные пташки.
"Этта что ещё за хрень?"
О, тут дело сурьёзное - не шутейное, прямо скажем, дело. Это есть особенная порода суровых мужиков: не из нашего села, и не из нашего району.
Они приезжали в депо на пышущих жаром красавцах-тепловозах (могучих 2ТЭ10М и элегантных, стройных, как горная козочка - ТЭП60) [1]из отдалённых сёл и ещё более отдалённых районов - с тем приезжали, чтобы, пока их машины осматриваются, ремонтируются и заправляются, отдохнуть и набраться сил после проделанного из пункта "А" в пункт "Б" труднейшего пути, главною целью которого являлось перемещение в пространстве и времени десятков тысяч тонн всевозможнейших грузов: от щебёнки - до водки.
___________________________________________________________________
[1] - 2ТЭ10М (по прозвищу "Боинг"); ТЭП60 - марки советских тепловозов. (Здесь и далее примеч. автора).
___________________________________________________________________
Наша замечательная, обожаемая и любимая нами страна предоставила этим мужикам преогромнейший, сверкающий хрустальными окнами отель [2]с отдельными, отделанными морёным дубом, красным деревом и позолотой, поражающими глаз стерильной чистотой, номерами, в которых мужики за пять-шесть часов законного отдыха могли бы в своё удовольствие и выпить и закусить соответственно количеству выпитого, а также, при желании, могли бы и в картишки перекинуться, или же "рыбу" из домино сотворить. Ну, а ежели, скажем, обрыдло всё и пресытила мужиков "не из нашего району" бесконечная канитель с выпивкой, закуской и картами, то уютные кроватки, смахивающие на колыбели младенцев, с нежнейшими и мягчайшими перинами, застеленными к тому же великолепной белизны простынями, поверх которых красовались наичудеснейшие байковые одеяла в превосходнейших, сплошь расшитых цветочками пододеяльниках, - короче, всё, что только ни пожелал бы наиболее привередливый из мужиков, было предоставлено этому суровому мужскому сообществу, дабы каждый имел возможность растянуться на перине, заботливо расправить свои члены и, подпав под власть проказника Морфея, предаться сну, заливая помещение медноголосым храпом и тончайшим ароматом водочного перегара.
_________________________________________________
[2] - Речь идёт о Доме отдыха локомотивных бригад.
_________________________________________________
И вот такие-то мужики и попадались каждый божий день на глаза милейшей Пелагее Григорьевне. О, Господи! Скажите мне, у какой такой женщины не ёкнет сердечко, не забьётся заячьей дрожью, при виде пышноусого красавца-машиниста, когда он, горделиво высунув заросшую однодневной щетиной физиономию из бокового окна упирающегося в небо гиганта-тепловоза, улыбнётся и скажет ей: "Ну, здравствуй, дорогуша! Как дела?" Найдётся ли она, что ответить? Не смолчит ли? Не будет ли просто стоять там, внизу, на земле и, задрав голову вверх, восхищённо смотреть на этого чудесного повелителя тысячесильного механизма?
"Да уж. Оно, уж, конешно..."
Вот то-то и оно! То-то и оно!
Сами видите теперь, сколь трудна и тяжела была служба у Пелагеюшки. Воистину, всё было супротив неё, всё грызло и подтачивало её слабые девичьи силы, её способность сопротивляться обстоятельствам: тут вам и окрик начальства - "шевелись, давай!"; тут вам и неустроенная жизня личная; тут вам и бесконечная, умопомрачительная даже какая-то, война с сотнями граждан, носящих на себе исключительно только штаны и жаждущих, ЖАЖДУЩИХ ЧЁРТ ЗНАЕТ ЧЕГО!
"Ох-ох-ох! Эх-эх-эх!"
А сила воли не беспредельна, даже металл не выдерживает борьбы с агрессивной средой и, в конце концов, плюнув на всё, махнув на всё рукой, усталый и покорный, рассыпается на сотни осколков, словно и не металл это вовсе, а хрупкое стекло.
Должно быть, по всей видимости, что-то подобное и стряслось с бедной Пелагеюшкой, что-то хрустнуло в её душе, надломилось, лопнула какая-то струна в этой гордой и независимой девушке. А может и не так мрачно всё обстояло у неё, а совсем даже и наоборот, и нашёлся наконец - а может ей только казалось так, что нашёлся - тот единственный, тот принц, о каком мечтает всякая, женского полу, особа.
Но, как бы там ни было, ЭТО случилось.
"Что - ЭТО?"
Ну-у-у, ЭТО...