Плиты пола, на которые пролилась кровь Челестино, уже были вымыты до блеска, Энрико и ловчие Людовико Бальдиано и Гавино Монтенеро помогали плотнику соорудить помост для похорон, Северино Ормани, с мокрыми после бани волосами, сдвигал к колоннам храма тяжелые литые подсвечники. Амадео пытался отремонтировать сломанные храмовые скамьи. Крочиато увидел Чечилию и поспешил к жене, она же торопливо махнула Амадео и Северино, и со сбившимся дыханием проговорила.
-Скорее, ему плохо...
Ловчий переглянулся с массарием и Амадео, мгновенно поняв всё, они втроём ринулись за Чечилией. Когда влетели в спальню Феличиано, там было тихо, но только потому, что Чентурионе был в глубоком обмороке. Раймондо, пытавшийся привести его в чувство, не преуспел, и был рад, когда пришли остальные. Северино подхватил распростертого на полу Феличиано и перенес на постель, Чечилия тем временем успела привести Катарину. Старуха тут же кивнула и не велела пока приводить его в чувство.
-Пусть опомнится сам, не трогайте, я сварю ему... - и исчезла за дверью.
Амадео сидел в изголовье постели Феличиано. Тот стал приходить в себя, голова его металась по подушке, в бреду он ронял обрывочные, рваные фразы, стонал и почти скулил.
- Оmnes conatus nulli utilitati fuere... И не по воле богов от иного посев плодотворный... in collibus sterilibus ...он никогда от любезных детей не услышал имя отца... laterem lavimus... и, скорбя, обагряют обильной кровью они алтари и дарами святилища полнят...
Тут Феличиано раскрыл глаза и увидел Северино Ормани, наклонившегося к нему. Чентурионе застонал.
- Почему, Рино, почему ... ещё одна кольчуга... Челестино, мальчик мой...
Ормани, закусив губу, тяжело вздохнул. Он и сам думал также. Что стоило, Господи, надеть на мальчонку кольчугу? Но ведь и та предосторожность, что спасла жизнь Феличиано, казалась им обоим недостойной рыцарей трусостью. Тут руку Феличиано сдавила тяжелая длань Энрико Крочиато.
-У тебя есть мы...
Феличиано взвизгнул, перевернувшись, уткнулся лицом в подушку и зарыдал.
...Энрико Крочиато ещё час тому назад в парильне поинтересовался у Северино, почему страшный удар Реканелли не нанёс вреда Феличиано, лишь задев предплечье? Тот, мрачно морщась, рассказал о последнем разговоре с графом, о его снах и добавил, что и сам видел дурные сны: то кто-то пытался ударить его кинжалом в спину, то дьявол какой-то оцарапать пытался... Сны - пустяки, но он почему-то испугался, надел кольчугу сам и заставил надеть её Феличиано. Удар был рубящий, меч просто соскользнул по кольцам. Но об угрозе мальчику он и помыслить не мог. Он о храме вообще не подумал, опасался лишь, как бы на турнире чего не случилось...
Энрико вздохнул и тут услышал осторожный вопрос Ормани.
- Ты не солгал в храме? Ты уверен, что это Сордиано провёл их в церковь, или...
Энрико против воли улыбнулся.
- ... или я просто воспользовался случаем, чтобы прибить его? Договаривай, дружище...
- Я и договариваю. Меч он Реканелли подал, я видел, но... Так просто кости хорошо упали? Ты не шибко-то огорчён.
-Ты ещё скажи, что я должен быть убит его безвременной кончиной... - усмехнулся Энрико, - ничем я не воспользовался. Их мог привести только человек из эскорта Эннаро Меньи, но сам Эннаро никогда не поднял бы руки на Феличиано. Привратники - Джулио Пини и Сильвио Тантуччи - могли пропустить только того, кого привёл стражник, но Теодоро Претти, сын Мартино, и Никколо Пассано, сын Катарины, на это никогда бы не пошли. Руфино Неджио и Урбано Лупарини тугодумы, люди сильные, но умам не блещущие. Остаются Пьетро Сордиано и Микеле Реджи, но Микеле восхищался Пьетро, и тот в их компании верховодил. Сам же Пьетро, мне жена говорила, в Делию влюблён был. Когда он на Амадео кинулся, я всё и понял. Он рассчитывал либо назло Делии убить его, либо, его убрав, её заполучить. Я его просто опередил. А мои личные к нему счёты... - Энрико по-кошачьи улыбнулся, - всего лишь не позволили мне промахнуться...
- Ты себя не видел, когда он рухнул... У тебя глаза горели... ты злорадствовал.
Энрико снова кокетливо улыбнулся.
- Да, это порадовало меня. Ну, и что? Ты, вон, дюжину положил за четверть часа, а мне в упрёк одного щенка ставишь?
Северино Ормани покачал головой, хоть лицо его кривилось странной гримасой.
- Я убивал убийц, поднявших руку на моего друга Феличиано, а не соперников.
Энрико не дал себя смутить.
- А я убивал убийцу, поднявшего руку на моего друга Амадео, а соперником он был не мне, а тебе.
-Я говорю о том, что ещё не доказано, что это он их провёл в замок.
Энрико воззвал к здравому смыслу приятеля.
- Если это не Пьетро, чего же он на Амадео ринулся, а не на Тодерини или Реканелли?
-Он мог видеть в нём соперника, но это не значит, что он обязательно был подкуплен...
Энрико покачал головой.
-Я уверен в этом, но даже если я и ошибаюсь... Поднявший кинжал от кинжала и погибнет. Он заслужил смерть.
- Но ты, как я погляжу, весьма мало огорчен всем этим. Твоя жена потеряла любимого брата, твоя сестра потеряла возлюбленного, твой друг оплакивает брата, а ты улыбаешься.
- Мне жаль только Челестино. Это утрата, но он, невинно убиенный, на небесах. Жаль и Чечилию, но у неё есть я. Жаль и Феличиано, но он мужчина и у него есть мы. Выдюжим.
-Ты забыл упомянуть о сестре. Ты сказал, что это от неё Сордиано узнал о распорядке праздника и турнира...
- Сказал.
- Но почему убийцы набросились на Феличиано в храме, а не на турнире?
-Потому что Феличиано сказал мне, что не будет участвовать. А меня об этом вдруг спросила Бьянка. Какое ей дело до участия Феличиано в турнире? Это Пьетро просил её узнать об этом, потом передал негодяям, что Чентурионе будет только в церкви, а потом - в замке.
-Это - твои догадки.
-Да. Но кто сказал, что они неправильны?
-Ты... удивляешь меня, - тихо и удивленно проронил Северино. - Ты или очень силен духом, или... уж совсем бесчувственен.
Энрико пожал плечами.
Сейчас же Крочиато трепетал: горе Феличиано, друга и шурина, ударило его больнее, чем он думал, но само выражение этой скорби даже испугало. Энрико знал, что Феличиано подлинно любил брата, но такая боль изумляла, тревожила сердце. Мужчина не должен так горевать и сокрушаться, Крочиато скорее бы понял супругу в слезах и сетованиях, но та не проронила и слезинки - просто окаменела, Чино же рыдал, как женщина.
Раймондо тихо твердил на ухо другу, желая утешить и ободрить:
- Для рыцаря и христианина смерть связана с болью, но освещена надеждой воскресения. Христос говорит: 'Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрёт, оживёт', ибо христианин, облёкшийся во Христа, пребывает с Ним также и в смерти. Подобно Христу он переходит с земли в вечность, дабы сочетаться с Ним навсегда.
Но ничего не помогало - Феличиано бился в истерике, снова вскакивал, бросался на тело брата, рвал на себе волосы. Наконец, опоенный маковым отваром Катарины, граф, обессиленный и смертельно бледный, уснул.
Северино остался в эту ночь в спальне Феличиано. Епископ перед отпеванием погибших бодрствовал, Энрико же решил спуститься с Эннаро Меньи в подземелье и допросить негодяя Тодерини. Ему хотелось утвердиться в своих подозрениях, но потом массарий решил пойти к супруге. На расследование будет время и после похорон. Неожиданно на лестнице его догнал Амадео.
Лангирано задал Крочиато вопрос, ошеломивший Энрико неожиданностью.
-Скажи, от чего умерла Франческа Паллавичини?
Несколько мгновений Крочиато изумленно хлопал длинными ресницами
- Франческа? - он удивленно почесал кончик носа, - она.. простудилась по осени, зиму проболела, весной умерла. А что?
- А Феличиано так же убивался?
Крочиато поднял на Амадео синие глаза. В них было недоумение.
-Нет. Скорее, удивлен был. Но скорби не выказывал.
-А вторую жену оплакивал?
-Совсем нет. После похорон напился, но расстроен не был. А ты к чему клонишь-то?
-А об отце сокрушался?
-Огорчен был, да. Расстроился.
-Но в обмороки не падал?
-Что ты сказать-то хочешь? Не падал, конечно.
Амадео вздохнул.
-Странно все...
С этим Энрико не спорил. Амадео проводил друга в его покои, откуда навстречу мужу вышла Чечилия.
-Он уснул. Эннаро, Северино и Раймондо все приготовили к похоронам, - не дожидаясь вопроса, ответил Энрико.
Чечилия держалась, горе её выдавали только бледность и дрожащие руки, которые тут же утонули в ладонях мужа. Она тихо проговорила, переводя взгляд с него и Амадео.
-Бьянка заходила... места себе не находит. Не упрекайте её, ей и без того тяжело.
Энрико кивнул, но как безошибочно понял Амадео, соглашался он только ради супруги, но втайне оставлял за собой право высказать сестрице наедине после похорон все, что накипело на сердце. Супруги ушли к себе, Амадео же вышел в тенистый сад во внутреннем дворе замка, присел на резную скамью под старым дубом, посаженном тут еще пару веков назад. Размышления его были путаны и обрывочны. События этого страшного дня сломали привычный ход вещей, отделяя кровавым мазком на Христовых ризах день нынешний от дня вчерашнего.
Но душа Амадео, хоть и оскверненная, не была разрушена, поношение удручило, но не сокрушило сердце. Его любит женщина, равной которой нет. Ему преданы друзья, ринувшиеся на его защиту и готовые пожертвовать жизнью друг за друга, а понимание того, что он, несмотря на все предосторожности, не сумел оберечь друга и предотвратить резню, хоть и саднило душу болью и надрывало сердце, но что тут поделаешь? На все воля Божья. Тут Амадео заметил у стены стройный девичий силуэт, различил в лунном свете белокурые волосы и понял, что это Бьянка Крочиато. Лангирано, сердцем понимая неловкость её положения, не пошевелился, ожидая, что она, увидев его, уйдет.
Однако девица не ушла, но подошла и села рядом.
Свершившееся в храме потрясло Бьянку. Когда она увидела, что Пьетро Сордиано ринулся на помощь убийцам а потом набросился на Амадео Лангирано, она оцепенела. Слова брата, злые и безжалостные, ударили её наотмашь, но теперь, чуть успокоившись, Бьянка не могла не понять, что в них содержится кое-что истинное. Да, Пьетро в последние дни, казалось, сменил гнев на милость, был дружелюбен, охотно болтал в ней. Он подлинно задавал странные вопросы - о том, кто из друзей графа будет на турнире, и, узнав, что сам граф Феличиано не будет участвовать в схватках на ристалище, почему-то был огорчен, и спросил о храмовой службе... Сейчас Бьянка удивлялась, почему это не насторожило её, но тогда она ни о чём дурном не подумала. Но значит, брат прав и в остальном? Пьетро пошёл на это из-за ревности к мужу Делии? Или ради денег? В отчаянии Бьянка вечером пошла к Чечилии, что в другое время и при иных обстоятельствах не сделала бы никогда.
С сестрой графа Бьянку связывали отношения непростые. Впрочем, простых и доверительных отношений у неё ни с кем и не получалось: слишком импульсивна была девица, ей непросто было не то что понять другого - дослушать и то порой было в тягость. В монастыре синьорину Чентурионе Бьянка уважала - та умела поставить на своём, и это импонировало. Неожиданная же свадьба Чечилии с братом изумила Бьянку, ибо Энрико в её понимании был человеком пренеприятнейшим: и ничего не понимал в людях, и собой был некрасив. Правда, она знала, что девицы ценили братца, но сама она никогда не полюбила бы такого человека. То, что Чечилия Чентурионе, которая могла сделать партию в сто раз лучше, стала её невесткой, странно уронило её в глазах Бьянки. Не верила она и в любовь Энрико к Чечилии - скорее всего, в зятья к Чентурионе набивался. Братец не промах!
Теперь же Бьянка растерялась. Мир, вчера еще простой и понятный, перевернулся. Она неосознанно устремилась к Чечилии, желая услышать объяснения случившемуся. Невестка спокойно сказала ей, что Пьетро полюбил Делию ещё год назад, когда приезжал в монастырь, сопровождая Феличиано, а когда Делия вышла замуж за мессира Лангирано, не смирился, но решил убить мессира Амадео, и заполучить Делию. Реканелли едва ли чего-то добились бы от него, не совпади их интересы. Реканелли и Тодерини хотели уничтожить ее братьев, конечно, прежде всего, Феличиано, а Пьетро нужна была заваруха в замке, чтобы в суматохе свести счёты с соперником. Чего ж тут неясного-то?
Чечилия роняла слова зло и раздраженно. Сейчас ей было ничуть не жаль эту запутавшуюся дурочку, которая своей глупостью немало способствовала гибели её Челестино.
-Энрико прав, тебе лучше на неделю-другую не появляться на дворе замка. Хочешь заказать отпевание предателя - поговори с отцом Фабианом - Раймондо едва ли согласится. Но на похоронах не показывайся.
-Почему... почему вы... почему вы все уверены, что он предатель?
Чечилия, разбитая горем гибели брата, почувствовала мутную усталость.
-В ближайшие несколько дней всё выяснится, тогда и ты все поймёшь, - Чечилия заметила теперь, что на лице золовки больше не было того непробиваемого упрямства, которое всегда мешало Чечилии искать общества Бьянки. Господи, сколько горя вокруг... Чечилия понимала, что если Бьянка и способствовала произошедшим событиям, то, конечно же, ненамеренно, одураченная своим чувством и любовью к Пьетро. Глядя на побелевшее лицо Бьянки, Чечилия смягчилась.
Гнев её угас.
Сама Бьянка раньше не могла бы поверить, что Пьетро способен на предательство того, в чьем замке вырос, что он может изменить Эннаро Меньи, заменившему ему отца, но она видела лицо Пьетро, когда он смотрел на Делию. Она поняла, что Чечилия может оказаться и правой. Как же это? Мир рушился вокруг неё.
И вот теперь рядом с ней сидел тот, из-за кого погиб Пьетро. Почему она не уходила? Бьянка подалась вперед.
-Вы тоже полагаете, что Пьетро Сордиано предатель?
-Не знаю, - речь Амадео Лангирано была мягка и тиха. - Я удивился, когда он набросился на меня, я не ждал такого, испугался. - Бьянка с удивлением рассматривала мужчину, которого выбрала в мужья ненавистная Делия ди Романо. Он был приятен лицом, строен станом, спокоен и кроток, да к тому же - спокойно признавался в том, что испугался. Девица неожиданно подумала, что никто из знакомых ей мужчин не мог бы признаться в трусости. Пьетро никогда бы такого не сказал. Но этот говорил об этом так, словно не произносил ничего необычного. Бьянка, которая раньше сразу провозгласила бы сказавшего подобное трусом, поняла, что он на самом деле совсем не трус, а само признание в испуге - проявление уверенной в себе мужественности и хладнокровной силы. - Мне Энрико сказал сегодня, что этот человек любил мою жену и хотел убить меня, но я ничего об этом не знал.
Бьянка бросила еще один взгляд на мессира Лангирано, поднялась и пошла в замок, по дороге размышляя о только что осмысленной странности, но потом её мысли снова вернулись к Сордиано. Рыцарские традиции были вековыми, и в основе кодекса чести лежал принцип верности сюзерену и долгу. Поощрялись воинская отвага и презрение к опасности, благородное отношение к женщине, помощь нуждающимся членам рыцарских фамилий и Церкви. Осуждению подлежали скаредность и трусость.
Но предательство не осуждалось. Оно не прощалось. Никогда.
Глава 17.
Между тем, начальник эскорта конников Эннаро Меньи чувствовал себя измазанным грязью по самые уши, бесновался до дрожи, и понимал, что все равно не сможет уснуть. Захваченные пленники - Эмилиано Тодерини, дальний родственник Реканелли, и Паоло Корсини - были заперты под надежный замок в подземелье замка. Туда Эннаро и направился в сопровождении привратника Сильвио Тантуччи и стражника Никколо Пассано, сына графской кормилицы, причём последний был взят исключительно затем, чтобы удержать самого Эннаро от дурного соблазна уничтожить мерзавцев, осмелившихся поднять руку на людей в храме Господнем.