Утром мы проснулись и прибавляли радость к радости до полудня, и я напился до того, что перестал сознавать себя. Тогда я встал, покачиваясь направо и налево, и сказал этой женщине: «О красавица, пойдем, я тебя выведу из-под земли и избавлю от этого джинна!». Но она лишь засмеялась и воскликнула: «Будь доволен и молчи! Из каждых десяти дней день будет ифриту, а девять будут твои». И тогда, покоренный опьянением, я воскликнул: «Я сию минуту сломаю эту нишу, на которой вырезана надпись, и пусть ифрит приходит, чтобы я убил его! Я привык убивать ифритов!».
Услышав эти слова, женщина побледнела и воскликнула: «Ради Аллаха, не делай этого!» — а потом добавила:
И продолжила такими стихами:
Едва она окончила стихи, я, даже не разобрав толком ее слов, сильно ударил ногою о нишу. И когда это случилось, не успел я очнуться, как везде потемнело, и загремело, и заблистало, и земля затряслась, и небо покрыло землю, и хмель улетел у меня из головы, и я спросил: «Что случилось?». А женщина воскликнула: «Ифрит пришел к нам! Не предостерегала ли я тебя от этого? Клянусь Аллахом, ты погубил меня! Спасай свою душу и поднимись туда, откуда ты пришел!».
От жуткого страха я забыл свой топор и башмаки, а когда поднялся на две ступеньки и оглянулся, чтобы найти и взять их, земля вдруг разверзлась, из-под нее появился ифрит гнусного вида и бросился к девушке со словами: «Что это за сотрясение, которым ты меня встревожила? Что с тобой случилось?». А она отвечала ему: «Со мной не случилось ничего. Только печаль стеснила мою грудь, и мне захотелось выпить вина, чтобы стало светлее на душе. И я выпила немного и встала за нуждой, но голова была так тяжела, что я упала на нишу». «Ты лжешь, блудница!» — воскликнул ифрит и осмотрелся в комнате направо и налево, а увидев топор и башмаки, воскликнул: «Это явно принадлежит человеку! Кто к тебе приходил?». А женщина ответила: «Я только сейчас увидела это! Они, вероятно, зацепились за тебя». Но ифрит был непреклонен: «Это бессмысленные речи, и ими меня не проведешь, о неверная!» — и с этими словами сорвал с нее одежду, растянул несчастную между четырех кольев и принялся ее мучить и выпытывать, что произошло.
И мне было нелегко слышать ее плач. Я поднимался по лестнице, дрожа от страха, а добравшись до верха, опустил дверь, как она была, и прикрыл ее землею. До крайности я раскаивался в том, что сделал, и вспоминал эту женщину, и ее красоту, и то, как ее мучил этот проклятый, с которым она провела уже двадцать пять лет, и что с ней случилось из-за меня одного. И размышлял о моем отце и его царстве, и о том, как я стал дровосеком, и как после ясных дней моя жизнь замутилась. Я заплакал и произнес такой стих:
В раздумьях этих я пришел к портному и увидел, что, ожидая меня, он мучается, как на горячих сковородках. «Вчерашнюю ночь мое сердце было с тобою, — говорил он, — и я боялся, что тебя постигла беда от дикого зверя или чего другого. Слава Аллаху за твое спасение!» Я поблагодарил его за заботливость и пошел в свою комнату, все размышляя о случившемся и упрекая себя за болтливость и горячность, за то, что толкнул ту нишу ногой.
И пока я мучился в мыслях этих, мой друг — портной — вошел ко мне и сказал: «О юноша, на наш двор зашел старик персиянин. Он принес твой топор и башмаки и спрашивает тебя. Говорит, что принес их дровосекам со словами: “Я вышел, когда муэдзин[20] призывал на утреннюю молитву, и по пути наткнулся на эти вещи. Может быть, вы укажете мне, где их владелец?”. И дровосеки указали на тебя, узнав твой топор. Старик сидит в моей лавке. Выйди же к нему, поблагодари и возьми свой топор и башмаки».
Услышав эти слова, я побледнел и расстроился, а в это время земля в моей келье вдруг разломилась, и появился ифрит, который представился портному персиянином. Он пытал ту женщину крайней пыткой, но она ни в чем не призналась, тогда он взял мои вещи и воскликнул: «Если я Джирджис из потомства Иблиса, то приведу владельца этого топора!». И с такой уловкой пришел он к дровосекам, и вошел ко мне, и, не дав ни минуты, похитил меня, и полетел, и поднялся, и опустился, и погрузился под землю, а я не сознавал самого себя. Потом он вошел со мной в тот дворец, где я был, и очам моим предстала та женщина — она лежала обнаженная, растянутая между кольями, и кровь стекала с ее боков. Из глаз моих полились слезы, а ифрит взял эту женщину и сказал ей: «О развратница, не это ли твой возлюбленный?». Но она лишь посмотрела на меня и прошептала: «Я его не знаю и не видела раньше этой минуты». «И после такой пытки ты не признаешься?!» — воскликнул ифрит. И женщина упрямо отвечала: «Я в жизни его не видела, и Аллах не позволяет мне солгать на него!». Тогда ифрит сказал: «Если ты его не знаешь, возьми этот меч и сбей ему голову». Она взяла меч и подошла ко мне, и встала у меня в головах, а я сделал ей знак бровью, и слезы потекли у меня по щекам. Женщина все поняла и мигнула мне, сказав: «Все это ты с нами сделал!». А я ответил знаком: «Сейчас время прощения», — и язык моего положения говорил:
И когда я окончил стихи, девушка выронила из рук меч и воскликнула: «Как я отрублю голову тому, кого не знаю и кто не сделал мне зла? Моя вера мне не позволяет этого!» — и отошла назад, а ифрит сказал: «Тебе нелегко убить твоего возлюбленного, ведь он проспал с тобой ночь! Ты терпишь такую пытку и не хочешь признаться! Но лишь сходное сочувствует сходному!». После этого ифрит обратился ко мне со словами: «О человек, а ты не знаешь эту женщину?» — «А кто она такая? — сказал я. — Я совершенно ее не видел до этого времени». — «Так возьми меч и скинь ей голову, и я дам тебе уйти, и не стану тебя мучить, и удостоверюсь, что ты ее совершенно не знаешь», — сказал ифрит. «Хорошо», — ответил я и, взяв меч, с живостью выступил вперед и поднял руку. И женщина сказала мне бровью: «Я не погрешила перед тобой, — так ли ты воздашь мне?». И я понял, что она сказала, и сделал ей знак, означающий: «Я выкуплю тебя своей душой». А язык нашего положения написал:
И из моих глаз полились слезы, и я бросил из рук меч и сказал: «О сильный ифрит и могучий храбрец! Если женщина, которой недостает ума и веры, не сочла дозволенным скинуть мне голову, как может быть дозволено мне обезглавить ее? Ведь я ее в жизни не видел! Я не сделаю этого никогда, хотя бы мне пришлось выпить чашу смерти и гибели». И вскричал ифрит: «Вы знаете, что между вами было дело! И я покажу вам последствия ваших дел!». После этих слов он схватил меч, ударил женщину по руке и отрубил ее. А затем ударил по другой… Так отсек он ей четыре конечности четырьмя ударами, а я смотрел и был убежден, что умру. Женщина сделала мне знак глазами, как бы прощаясь, а ифрит воскликнул: «Ты прелюбодействуешь глазами!» — и, ударив в последний раз, отмахнул ей голову. После этого он обратился ко мне и сказал: «О человек, по нашему закону, если женщина совершила блуд, нам дозволено ее убить, а я похитил эту женщину в ночь ее свадьбы, когда ей было двенадцать лет, и она не знала никого кроме меня. Каждые десять дней я на одну ночь приходил к ней и являлся в образе персиянина. Сегодня, убедившись, что она меня обманула, я убил ее. А что до тебя, то я не уверен, что ты обманул меня с нею, но я никак не могу оставить тебя невредимым. Выскажи же мне свое желание».
И я обрадовался до крайности и спросил: «Чего же мне пожелать от тебя?», — а ифрит ответил: «Выбирай, в какое животное тебя обратить: в собаку, осла или обезьяну?». И я искренне признался, что жажду прощения: «Клянусь Аллахом, если ты меня простишь, Аллах вознаградит тебя за то, что ты простил мусульманина, который не сделал тебе зла». И я умолял его горячей мольбой, и плакал перед ним, и уверял его в том, что я несправедливо обижен. Но ифрит воскликнул: «Не затягивай со мною твои речи! Я недалек от того, чтобы убить тебя, но предоставляю тебе выбор». Тогда я сказал: «О ифрит, тебе более подобает меня простить. Прости, как внушивший зависть простил завистнику». И спросил ифрит: «А как это было?».
И повел я рассказ.
Рассказывали, о ифрит, что в одном городе два человека жили в смежных домах с общим простенком, и один из них завидовал другому и поражал его глазом, и всячески силился повредить ему. Все время он ему завидовал, и его зависть так усилилась, что он стал вкушать мало пищи и сладости сна, а у того, кому он завидовал, добра только прибавлялось. Всякий раз, как сосед старался повредить, благосостояние этого человека увеличивалось, росло и процветало. Но внушивший зависть узнал, что сосед завидует ему и вредит, и уехал от соседства с ним, и удалился от его земли, сказав: «Клянусь Аллахом, я покину мир из-за него!». Поселился он в другом городе — купил себе землю, на которой был старый оросительный колодец, построил у колодца келью и, купив себе все, что нужно, стал поклоняться Аллаху Великому, предаваясь молитве с чистым сердцем.
Со всех сторон приходили к нему за помощью нуждающиеся и бедные, и слух о нем распространился в этом городе, и скоро весть дошла до его соседа-завистника. А тот, узнав о благе, которого достиг внушивший зависть, и о том, что вельможи города ходят к нему, приехал к соседу, ставшему монахом, вошел к нему в келью и нашел его крайне приветливым и доброжелательным. С пожеланием простора и уюта тот оказал своему гостю крайнее уважение. И завистник сказал: «У меня с тобой будет разговор, и в нем причина моего путешествия к тебе. Я хочу тебя порадовать. Встань же и пройдись со мною по этой келье». И тот поднялся и взял завистника за руку, и они прошли до конца кельи, тогда завистник сказал: «Вели твоим факирам, чтобы они пошли в свои кельи. Я скажу тебе только втайне, чтобы никто не слышал нас». Монах велел факирам: «Войдите в свои кельи», — и они повиновались, а тот прошел немного со своим гостем и, когда они приблизились к колодцу, завистник толкнул внушившего зависть и сбросил его в колодец, думая, что незаметно для всех убил его. А после пошел своей дорогой.
Но в колодце жили джинны. Они подхватили монаха, мало-помалу спустили его в самый низ и посадили на камень. Тогда один джинн спросил остальных: «Знаете ли вы, кто это?». «Нет», — ответили те, и он стал рассказывать: «Этот человек когда-то внушил зависть своему соседу, а потом бежал от завистника и поселился в нашем городе. Он воздвиг эту келью и развлекал нас своими молитвами и чтением Корана, но завистник пришел к нему и ухитрился сбросить его к нам. А весть об этом монахе дошла в сегодняшний вечер до султана нашего города, и он решил завтра посетить его келью ради своей дочери». Тогда один из джиннов спросил: «А что же с дочерью султана?» — и говоривший продолжил: «Она одержимая; в нее влюбился джинн Маймун ибн Дамдам, и если бы монах знал для нее лекарство, он бы, наверное, ее исцелил. А лекарство это — самая пустая вещь». И джинны спрашивали: «А какое же?» — и тот ответил им: «У черного кота, что живет в келье монаха, есть на конце хвоста белая точка величиною с дирхем. Надо взять лишь семь волосков из этой белой точки и окурить ими царевну, тогда марид уйдет у нее из головы и никогда не воротится к ней. Так она тотчас же вылечится».
И все это происходило, а человек, внушивший зависть, слушал. Когда же настало утро и заря заблистала у горизонта, нищие пришли к монаху и увидели, что он поднимается из колодца и стал оттого он великим в их глазах. Запомнил монах суть лекарства, и взял он из белой точки, что у кота на хвосте, семь волосков да спрятал у себя. А едва взошло солнце, в келью прибыл царь со своими вельможами. Всей свите приказал стоять у ворот, а сам вошел к монаху. И тот приветствовал его словами: «Добро пожаловать!» — и, велев подойти ближе, спросил: «Хочешь, я открою тебе, для чего ты ко мне прибыл?». «Хорошо», — ответил царь. Тогда человек сказал: «Ты прибыл ко мне помолиться, но в душе желаешь спросить о своей дочери». «Да, о праведный!» — воскликнул царь. И внушивший зависть сказал: «Пошли кого-нибудь привести ее, и я надеюсь, что, если захочет Аллах великий, она сию же минуту исцелится».
И царь обрадовался и послал своих телохранителей, и они принесли царевну со скрученными руками, закованную в цепи. Монах усадил ее, накрыл покрывалом и, вынув волосы, окурил ими. Тогда тот, кто был над ее головой, испустил крик и покинул ее, а девушка пришла в разум, закрыта себе лицо и спросила: «Что происходит, и кто привел меня в это место?». И султан обрадовался радостью, которой нет сильнее, и поцеловал ее в глаза, и поцеловал руки монаху, а после обернулся к вельможам своего царства и спросил: «Что скажете? Чего заслуживает тот, кто исцелил мою дочь?». И они отвечали: «Жениться на ней». И царь воскликнул: «Вы сказали правду!» — потом выдал дочь замуж за человека, внушившего зависть, и тот сделался зятем царя. А спустя немного времени умер визирь, и царь спросил: «Кого сделаем визирем?» — и вельможи советовали: «Твоего зятя», — и сделали его визирем. А спустя еще немного умер султан, и решили тогда сделать визиря султаном. Так он вскоре стал царем и правителем.
Однажды завистник проходил по его дороге и увидел вдруг, что тот, кому он завидовал, пребывает ныне в царственном великолепии, среди эмиров, визирей и вельмож! И взор царя упал на завистника. Тогда повернулся он и сказал одному из своих визирей: «Приведи ко мне этого человека и не устрашай его». Визирь повиновался и привел завистника к царю, а тот повелел: «Дайте ему тысячу мискалей[21] из моей казны, и принесите ему двадцать тюков товаров, и пошлите с ним стражника, чтобы он доставил его в город». После этого султан простился с завистником и уехал, не наказавши его ни за какие злодеяния.
Посмотри же, ифрит, как возбудивший зависть простил завистника! Ведь тот сначала завидовал ему, причинял ему вред и дошел до того, что приехал к нему и сбросил в колодец, желая убить, но монах не воздал ему за зло умышленное, а простил и отпустил».
И я заплакал перед ифритом горьким плачем, которого нет сильнее, и произнес: