«Чтобы тебя убить или простить, — сказал ифрит, это нет! Я непременно заколдую тебя!» — и он оторвал меня от земли, и взлетел со мною на воздух, так что я увидел под собой землю, как чашку посреди воды. Потом поставил меня на гору и, взяв немного земли, побормотал над нею, поколдовал и, осыпав меня ею, воскликнул: «Перемени этот образ на образ обезьяны!».
С того времени я сделался обезьяной столетнего возраста. И, увидев себя в этом гадком образе, заплакал по самому себе, но все же решил быть стойким против несправедливости судьбы, ибо знал, что время не благоволит никому. И я спустился с горы вниз, и увидел широкую равнину, и шел до конца месяца, и путь мой привел меня к берегу соленого моря. Там простоял я некоторое время и увидел корабль посреди моря. Ветер благоприятствовал ему, и он шел к берегу. Укрывшись за камнем на краю берега, я подождал, пока тот не достиг берега, и взошел на него. Но один из едущих воскликнул: «Уведите от нас этого злосчастного!», — и капитан ответил: «Мы его убьем». А тот, другой, вскричал: «Я убью его вот этим мечом!».
И испугался я так, что схватил капитана за полу и заплакал горько, и мои слезы потекли, и капитан сжалился надо мною, сказав: «О купцы, эта обезьяна прибегла к моей защите, я не дам убить ее. Отныне она под моим покровительством, и пусть никто ее не беспокоит и не досаждает ей». Так капитан стал обращаться со мной милостиво, и, что бы он ни говорил мне, я понимал и исполнял все приказания его. И я служил на корабле, и капитан полюбил меня. Ветер благоприятствовал кораблю пятьдесят дней, пока мы не пристали к большому городу, где было множество людей, число которых может счесть только Аллах. И в тот час, когда корабль наш остановился, к нам явились подданные царя города и поднялись на наше судно, и поздравили купцов с благополучием, и сказали: «Наш царь поздравляет вас с благополучием и посылает вам этот свиток бумаги. Пусть каждый из вас напишет на нем одну строчку».
А дело было в том, что у царя умер визирь-чистописец, и султан поклялся великими клятвами, что сделает визирем лишь того, кто напишет таким же почерком, как почивший чистописец. И они подали купцам бумажный свиток длиной в десять локтей и шириной в локоть, и каждый, кто умел писать, написал, до последнего. Тогда и я поднялся, будучи в образе обезьяны, и вырвал свиток у них из рук, а они испугались, что я порву его, и стали меня гнать криками, но я сделал знак, что умею писать! И капитан повелел своим людям: «Пусть пишет; если станет царапать, мы его прогоним от нас, а если напишет хорошо, я сделаю его своим сыном. Истинно, я не видел обезьяны понятливее, чем эта». Тогда я взял калам[22] и, набрав чернил из чернильницы, написал почерком рика такое двустишие:
И я написал почерком рейхани:
И почерком судье я написал:
И еще я написал почерком несхи:
И дальше я написал почерком тумар:
И почерком мухажик я написал:
Потом я подал им свиток, и они написали каждый по строчке, а после этого невольники взяли свиток и отнесли к дарю. И султан посмотрел на свиток, ничей почерк ему не понравился, кроме моего, тогда сказал он присутствующим: «Отправляйтесь к обладателю этого почерка, посадите его на мула и доставьте его с музыкой. Наденьте на него драгоценную одежду и приведите его ко мне». Услышав эти слова, все улыбнулись, а царь разгневался и закричал: «О проклятые, я отдаю вам приказание, а вы надо мной смеетесь!» Тогда подданные отвечали: «О царь, нашему смеху есть причина». «Какая же?» — спросил он, и те ответили: «О царь, ты велел нам доставить к тебе того, кто написал этим почерком, но дело в том, что так написала обезьяна, а не человек, и она у капитана корабля». «Правда ли то, что вы говорите?» — спросил царь, и подданные ответили: «Да, клянемся твоей милостью!». И царь удивился их словам, и затрясся от восторга, и воскликнул: «Я хочу купить эту обезьяну у капитана!».
Потом он послал на корабль гонца, а с ним мула, одежду и музыку, — и сказал: «Непременно наденьте на него эту одежду, посадите на мула и доставьте его с корабля!». И те повиновались и взяли меня у капитана. И люди оторопели, и город перевернулся из-за меня вверх дном, и все стали на меня смотреть.
А когда меня привели к царю, и он меня встретил, я поцеловал трижды землю меж его рук. Он приказал мне сесть, и я присел на колени, и все присутствующие люди удивились моей вежливости, а больше всех изумился царь. Потом царь приказал народу уйти, и все удалились. Остался только я, его величество царь, евнухи и маленький невольник. Царь отдал приказание, и тотчас подали скатерть кушаний, и было на ней все, что скачет, летает и спаривается в гнездах: куропатки, перепелки и прочие виды птиц. Султан сделал мне знак, чтобы я ел с ним, и я поднялся и поцеловал перед ним землю, а потом сел и принялся есть. Затем скатерть убрали, я семь раз вымыл руки и, взяв чернильницу и калам, написал такие стихи:
Потом я поднялся и сел поодаль. Царь посмотрел на то, что я написал, и, прочтя, удивился, и воскликнул: «О, диво! У этой обезьяны такое красноречие и почерк! Клянусь Аллахом, это самое диковинное диво!». Затем царю подали особый напиток в стеклянном сосуде, он сделал глоток из него и протянул мне, и я поцеловал землю и выпил, и написал на сосуде:
И еще:
И царь прочитал стихи, и вздохнул, и воскликнул: «Если б подобная образованность была у человека, он, верно, превзошел бы людей своего века и времени!» — потом пододвинул ко мне шахматную доску и спросил: «Не хочешь ли сыграть со мной?». И я сделал головой знак: «Да», — а подойдя, расставил шахматы и сыграл с царем два раза, и победил его, отчего ум царя смутился. После я взял чернильницу и калам и написал на доске такое двустишие:
И когда царь прочитал написанное, то изумился и пришел в восторг так, что его охватила оторопь, и он сказал евнуху: «Пойди к твоей госпоже Ситт-аль-Хусн и скажи, что царь желает, чтобы она пришла и посмотрела на эту удивительную обезьяну». И евнух скрылся, а скоро вернулся вместе с царевной. Она же, посмотрев на меня, закрыла лицо и сказала: «О батюшка, как могло быть приятно твоему сердцу прислать за мной, чтобы показать меня мужчинам?».
«О Ситт-аль-Хусн, — сказал царь, — со мною никого нет, кроме маленького невольника и евнуха, который воспитал тебя, а я — твой отец. От кого же ты закрываешь свое лицо?». И она отвечала: «Эта обезьяна — юноша, сын царя, и отца его зовут Эфтимарус, владыка Эбеновых островов. Его заколдовал ифрит Джирджис из рода Иблиса, убивший его жену, дочь царя Эфитамуса. И тот, про кого ты говоришь, что он обезьяна, на самом деле муж, ученый и разумный». Царь удивился словам своей дочери и посмотрел на меня, и спросил: «Правда ли то, что она говорит про тебя?» — и я кивнул головою: «Да», — и заплакал. «Откуда же ты узнала, что он заколдован?» — спросил царь свою дочь, и та рассказала: «Когда я была маленькая, со мной рядом жила одна старуха, хитрая колдунья, которая научила меня искусству колдовать, и я его хорошо запомнила и усвоила. Я заучила сто семьдесят способов из способов колдовства, и малейшим из этих способов могу перенести камни твоего города на гору Каф и превратить его в полноводное море, а обитателей его обратить в рыб посреди него». Услышав такие слова, царь воскликнул: «О дочь моя, заклинаю тебя жизнью, освободи этого юношу, и я сделаю его своим визирем, ибо это юноша умный и проницательный», а царевна отвечала: «С любовью и охотой».
И взяла она в руку нож, на котором были написаны еврейские имена, и начертила им круг посреди залы, а внутри написала имена и заклинания, и поколдовала, читая слова понятные и слова непонятные, и через минуту покрылся мир над нами мраком. А потом спустился к нам ифрит в своем виде и обличье, и руки у него были как вилы, а ноги — как мачта, и глаза — как две огненные искры. И мы испугались его, а царевна воскликнула: «Нет ни приюта тебе, ни уюта!». Тогда ифрит принял образ льва и закричал ей: «О обманщица, ты нарушила клятву и обет! Разве мы не поклялись друг другу, что не будем мешать один другому?».
«О проклятый, и для подобного тебе у меня будет клятва?» — отвечала царевна. И ифрит вскричал: «Получи то, что пришло к тебе!» — и разинул свою львиную пасть и ринулся на девушку. Но она поспешно взяла волосок из своих волос, потрясла его в руке и пошевелила над ним губами, и волос превратился в острый меч. Тогда ударила она льва, и он разделился на две части. И голова его превратилась в скорпиона, а женщина обратилась в большую змею и ринулась на этого проклятого, и между ними завязался жестокий бой. Потом скорпион превратился в орла, а змея — в ястреба, и полетел ястреб за орлом, и преследовал его некоторое время, но орел сделался черным котом, и девушка превратилась в полосатого волка, и бились они долго во дворце.
И увидел кот, что он побежден, и превратился в большой красивый гранат, и упал в середину водоема, бывшего во дворце. А когда волк подошел к нему, гранат взвился в воздух и упал на плиты дворца, и разбился, и все зернышки рассыпались по одному так, что земля во дворце стала полна зернышек граната. Встряхнулся волк и превратился в петуха, который стал склевывать зернышки и почти ни одного не оставил, но по предопределенному велению одно все же притаилось у края водоема. И петух принялся кричать и хлопать крыльями, и делал нам знаки клювом, но мы не понимали, что он говорит, а потом закричал на нас криком, от которого нам показалось, что дворец опрокинулся на нас, и стал кружить по всему полу дворца. Увидев зернышко, притаившееся у края водоема, он ринулся на него, чтобы склевать, но зернышко вдруг метнулось в воду и, обратившись в рыбу, скрылось в глубине воды. Тогда петух принял вид огромной рыбы и нырнул за рыбкою, и скрылся на некоторое время, а потом мы услышали крики, вопли, и перепугались сильно.
И появился ифрит, подобный языку пламени, и разевал он рот, из которого выходил огонь, и из глаз и носа его шли огонь и дым. Девушка же вышла, подобная громадному огненному углю, и она сражалась с ним некоторое время, и огонь сомкнулся над ними, и дворец наполнился дымом. Мы скрылись в дыму и хотели погрузиться в воду, опасаясь сгореть и погибнуть. Тогда царь воскликнул: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, Высокого, Великого! Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! О, если бы мы не возложили на нее подобного ради освобождения этой обезьяны, не было горя этого великого! Небывалой тяготой обременили мы душу ее этой битвой с проклятым ифритом! Не одолеть его всем ифритам, существующим на земле! О, если бы мы не знали этой обезьяны! Да не благословит Аллах ее и час ее появления! Мы хотели сделать добро ради Великого Аллаха и освободить этого несчастного от чар, и нас постигло сердечное мучение!».
А что до меня, то язык был у меня связан, и я не мог ничего сказать царю. Но не успели мы очнуться, как ифрит закричал из-под огня и оказался подле нас в зале. Он дунул нам в лицо огнем, но девушка настигла его и подула ему в лицо, и в нас попали искры от них. Те, что были от нее, не повредили нам, а одна из его искр попала мне в глаз и выжгла его. И царю в лицо попала искра из его искр и сожгла ему половину лица и бороду, и нижнюю челюсть, и вырвала нижний рад зубов. А еще одна искра ифрита попала евнуху в грудь и сожгла его, умертвив его в тот же час и минуту, и мы убедились, что погибнем, и потеряли надежду на жизнь.
Но сквозь отчаяние свое мы вдруг услышали, как кто-то восклицает: «Аллах велик! Аллах велик! Он помог и поддержал, и покинул того, кто не принял веру Мухаммеда, месяца веры!». Оказалось, царевна сожгла ифрита, и он стал кучей пепла. И она подошла к нам и сказала: «Принесите мне чашку воды!». И ей принесли чашку, и она проговорила что-то, чего мы не поняли, а потом брызнула на меня водой и сказала: «Освободись, заклинаю тебя истиною истинного и величайшим именем Аллаха, и прими свой первоначальный образ».