— С кем это ты так ласково разговариваешь, Гиппократ?
— Да какой-то бродяга называет себя Демицием и требует вас.
При этих словах женщина встрепенулась. «Может быть это и правда мой сын? О боги, пусть это будет он!» — в один миг пронеслось в голове Флавии.
Привратник хотел что-то сказать, но затем, повинуясь приказу своей госпожи, молча открыл ворота.
На улице, гордо подняв голову, стоял сорокалетний мужчина, ничем не напоминающий пропавшего столько лет юнца. Как только дверь раскрылась, он, подобно разъяренному быку, ворвался во двор.
— Сначала я убью этого ублюдка, затем поздороваюсь с любимой матушкой! — кричал он.
Старик завизжал, как молодой поросенок, которого собираются зарезать, ища спасения в бегстве. Но сильная рука солдата успела схватить его за клочки волос, прикрывавшие его плешь, и наглый раб оказался в объятиях своего разъяренного обидчика. От страха он весь посинел, из его рта вместе со слюной вырывалось какое-то шипение. Видимо, пытался просить прощения, но язык плохо повиновался ему.
— Сейчас же прекрати! — приказала Флавия. — Ты, солдат, называющий себя моим сыном, кто ты такой? Что тебе нужно? И есть ли у тебя доказательство того, что ты говоришь?
— А… Так ты и есть Люция Флавия? — Ветеран отпустил Гиппократа, и тот мгновенно скрылся в своем садике, где прекрасно знал каждый кус- тик. Ветеран продолжил начатую речь:
— Так ты та женщина, которую я когда-то называл своей матушкой? От волнения Флавия едва держалась на ногах. — И тебе нужны доказательства? — продолжал незваный гость. — Ну что ж, думаю, это доказательство удовлетворит тебя, мамочка…
С этими словами он повернулся к Флавии спиной, нагнулся и, задрав тунику, обнажил свои ягодицы. На левой стороне его жилистого зада как одинокая изюминка в булке чернела родинка величиной с полдинария. Лучшего доказательства в подлинности сына Флавия не могла представить и со слезами радости бросилась к этому грубому человеку.
— Ну вот, — заговорил тот, — теперь мы будем висеть друг у друга на шее и рыдать до утра.
— Сынок… — слезы мешали Флавии говорить.
— Если тебе так хочется поплакать, — перебил ее Демиций, — то ты это прекрасно сможешь сделать где-нибудь в другом месте. Я же чертовски хочу спать. Отведите меня в мою спальню.
Он уже почувствовал себя в этом доме хозяином и отдавал приказания.
Актис и три рабыни с изумлением наблюдавшие эту сцену, ждали, что прикажет им Флавия. Та велела повиноваться новому господину.
С этого вечера в доме Люции Флавии Домицианы началась иная жизнь, так не похожая на прежнюю.
Два года назад Демиций, прослужив двадцать лет в германских легионах, вернулся в Италию. Выйдя в отставку, он получил увольнительный дар, довольно приличный, чтобы жить если не роскошно, то безбедно. Участок земли, который ему выделили по окончании службы, он продал какому-то проходимцу, не получив за него даже и половины тех денег, что он стоил. В казне легиона, куда он откладывал часть своего ежегодного жалованья, скопилась также солидная сумма. Казалось, с такими деньгами можно дожить до старости да оставить немалое наследство своим детям. Но не такой бережливый человек оказался этот солдат…
…Когда Демиций покинул в семнадцать пет родной город и родной дом, никто и не догадывался, что его похождения по миру затянутся так надолго. В Риме он познакомился с одним бродягой, а уж чаша вина сдружила их. Они были молоды и, гуляя по кабакам и лупанариям, нещадно сжигали свою молодость в бесконечных попойках и безумных оргиях.
Однажды они проснулись в одном грязном трактире, за столом в углу, освещенным слабым огоньком свечи, сидел седовласый человек, быстро переписывавший какие-то бумаги. Демиций и его товарищ, страдая от жажды и головной боли, которую можно было унять лишь чашей вина, подсели к нему, заказав по две кружки финикового. Вскоре завязался разговор, кардинально изменивший судьбу двух друзей. Их собеседником был человек, занимавшийся вербовкой людей в римские легионы. Посулив Демицию и его спутнику множество выгод армейской жизни, вербовщик быстро уговорил их поступить на военную службу.
Были записаны имена друзей, выяснена, откуда они родом. Вербовщик отметил у себя их особые приметы, остался доволен их высоким ростом, явно годившимся для службы не только в легионах, но и в преторианской гвардии.
Однако вербовщик обманул их. Два приятеля не увидели никаких прелестей в постоянных походах, утомительных работах, да в издевательствах солдат-ветеранов и центурионов над молодыми воинами.
Службу они проходили в неспокойном районе — Верхней Германии. Постоянные стычки с германцами, переходившие в жестокие сражения, держали римские легионы в боевой готовности. В сражении с племенем хакков, напавшем на их легион, Демиций лишился правого глаза. С этого времени его уже оставляли в лагере, где он таскал дерн, готовил пищу, рубил дрова, главным образом занимаясь хозяйственной работой. Друг, служивший с Демицием в одной когорте, подбодрял товарища, сочувственно делился своими мыслями, иногда вспоминая совместные похождения, сетовал на их тяжкую судьбу, но всегда обнадеживал Демиция.
Наконец срок службы подошел к концу. Два друга, получив кучу динариев, решили поехать в Равенну, на родину приятеля Демиция. Страсть к развлечениям, до этого сдерживаемая военной службой, прорвалась наружу. Казалось, не было ни одной харчевни, где бы они не побывали. Их пьяные голоса долго стояли в ушах владельцев притонов. Постепенно деньги, заработанные тяжелой, изнурительной службой, начали иссякать. Золотые динарии проигрывались в кости, пропивались в кабаках с безудержной расточительностью, или с царской щедростью расплачивались за ласки кабацких проституток. Так и не добравшись до Равенны, они были ограблены по пути в нее. Очнувшись в какой-то канаве с вонючей водой, они обнаружили свои кошельки пустыми. Без денег делать было нечего, и тогда они вступили в разбойничью шайку, дерзко грабя и убивая на дорогах случайных путников. Вскоре Демиций, так и не разбогатев на разбое, решил вернуться в свой родной город. Нет, думы о матери не были определяющими в его решении. Он хотел вернуться к своей богатой матушке, чтобы вытрясти у нее денежки да опять, не задумываясь, истратить их.
Знал бы Демиций, что теперь известная на всю империю матрона живет довольно скромно и давно уже не имеет тех богатств, некогда доставшихся ей при Тиберии. В Риме Флавии не оказалось. Узнав, что теперь Флавия живет в Неаполе, Демиций, собрав свои пожитки, пешком пошел в Неаполь…
Такова история человека, столь неожиданно свалившегося на головы ничего не подозревавших домочадцев Флавии.
Дальше события стали разворачиваться самым необычным образы.
На следующее утро Демиций проснулся очень поздно и начал день с того, что послал самую старшую служанку Нубию в город за вином. Флавия предложила ему вино, что было у нее в доме, но он, попробовав напиток, поданый матерью, назвал его пойлом для ослов и настоял на своем. Когда ему принесли купленное в винной лавке самое крепкое вино, он выпил целый кувшин, разбавив его водой только наполовину, чем привел в смятение всех обитателей дома. Гиппократ, старавшийся не показываться ветерану на глаза, рассказывал потом своим знакомым рабам, как его молодой хозяин пьет вино. По его словам, выходило, что Демиций и вовсе не разбавляет вино водой, а, наоборот, сначала выпивает кружку фалернского вина, а затем в один кувшин наливает одну за другой кружки яблочного, грушевого и тускуланского и выпивает все это на одном дыханнии. словно какой-нибудь галл или тевтон.
Он был недалек от истины. Демеций действительно имел сильную страсть к беседам с Бахусом. Он пил столько, что денежки Флавии рекой потекли к виноторговцам Неаполя. Соседи вокруг торжествовали, им было приятно наблюдать, как еще несколько недель тому назад гордая, как сам Юпитер Олимпийский, матрона унижается перед своим новоявленным сынком, которого все в округе запрезирали сразу, как тот появился.
Сама же Флавия вела себя действительно странно. Она была так рада появлению сына, которого давно уж считала погибшим, что терпела все его выходки. Она сразу же постарела лет на десять, и превратилась в добрую суетливую старуху. Видевший ее ранее ни за что бы не признал в этой растерянной старушенции первую красавицу великого города. Иногда она, правда, вдруг на время превращалась в прежнюю Люцию Флавию, но это были недолгие часы, и строгий мутно-пьяный взгляд сына тут же ставил женщину на место. Та уже не вспоминала о том, как была строга со своим сыном в пору его младенчества и юности, как больно его наказывала за все его невинные детские шалости, как непреклонно заставляла его выполнять ее материнскую волю. Нет, сейчас она слова не решалась сказать поперек своему уже начинающему лысеть сыночку.
Естественно, что регулярные занятия Флавии с Актис прекратились, и девочка была оставлена в покое. Лишь изредка хозяйка вспоминала о своей маленькой рабыне и возобновляла уроки, но это было уже не так регулярно и настойчиво.
Демиций обратил внимание на странные отношения между Флавией и Актис и выбранил мать за столь бестолковое и никчемное ее увлечение, заметив, что любая рабыня должна иметь подобающее ей место.
Прошло три недели. Демиций ни одного дня не оставался трезвым. Флавию, наконец, начало тяготить такое положение. Постепенно к ней начали возвращаться прежние черты ее характера, и гордая матрона начала брать вверх над старой мамашей.
Она стала прекословить сыну и раз даже устроила ему грандиозный скандал. Демиций сильно удивился бунтарским замашкам матери и послал ее к дьяволу.
Назревала буря в отношениях сына с матерью. Наконец она наступила, когда в один прекрасный день Флавия громогласно отказалась оплачивать бесконечные попойки сына.
Демиций обозвал ее скрягой и старой потаскушкой. Он пригрозил поджечь дом, ушел в город и вернулся глубокой ночью. Он не зашел в дом, а долго ходил вокруг его стен и орал непристойные песни. Умиравший со страху Гиппократ тщетно звал его сквозь дверное оконце, умоляя зайти в дом.
Флавия наотрез оказалась выйти на улицу и урезонить сына. Она наконец взяла себя в руки и стала относится к нему с глубоким презрением.
А тот так и орал на улице, пока под утро не явились стражники и не отколотили его как следует. Они уже собирались отнести беднягу в тюрьму, но Гиппократ, выбежавший наружу, отговорил их и даже уговорил занести пьяного буяна в дом. Те посмеивались над старым рабом, но выполнили его просьбу. В награду привратник угостил всех троих вином и дал каждому по горсти фиников.
Наутро Флавия имела очень строгий разговор с сыном, суть которого состояла в том, что тот должен начать новую жизнь и перестать позорить мать перед людьми. Демиций вдруг захотел исправиться и покаялся перед матерью на коленях в своем поведении и даже пустил слезу. Он клялся самыми суровыми словами, что будет впредь любящим сыном и примерным гражданином.
Но к вечеру он снова оказался смертельно пьян и возглавил толпу хулиганов, пытавшихся разгромить винную лавку. Все погромщики оказались в тюрьме, и Флавии стоило больших усилий вытащить сыночка оттуда. В этот раз Демиций не стал каяться, а, наоборот, в самых грубых выражениях обвинил во всем свою мать. Она, мол, испортила ему жизнь, выгнала из дома без денег, и прочие справедливые и несправед, ливые обвинения бросал он ей в лицо. Наконец, та не выдержала и объявила сыну, что выгоняет его из дома. Но сын наплевал на все ее слова, не раздеваясь, свалился в своей комнате и захрапел, сотрясая воздух и распугивая во дворе всех цикад.
На следующий день все началось заново.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Отношения между Флавией и сыном совсем испортились. Мать перестала обращать на Демиция внимание и занималась одной лишь Актис. Солдат чуть от злости не помер, видя, что мать занимается с этой девчонкой.
Флавия видела, что из-за поведения сына они с каждым днём приближаются к разорению. Ветеран, просыпаясь довольно поздно, кричал к себе прислугу. Рабыни уже знали, что потребует от них их господин, заранее приготовив глиняный кувшин с вином. Когда тот с жадностью проглатывал принесенный напиток и начинал требовать новую порцию вина, женщины говорили, что госпожа приказала им не давать более того, что он выпивал. Тогда Демиций, громко ругаясь на весь дом, требовал в спальню свою мамашу. Но Флавия решила не потакать ему более. Одноглазый солдат, получив от матери очередной отказ в деньгах, клялся тот же час покинуть дом и разносить повсюду, какая она хорошая сука. Мать говорила, что денег у нее больше нет, что они разорены и что её родной сын позорит их семью, и что она только и мечтает, чтобы он покинул ее дом.
Так прошло ещё несколько дней. Флавия вдруг обнаружила, что у неё почти совсем не осталось денег. Она не знала, что ей делать, и, когда Демиций в очередной раз стал вымогать у неё деньги, она не стала потворствовать желаниям сына.
Когда Демиций узнал об отсутствии денег, он нисколько не удивился.
— Эка важность — нет денег! — воскликнул он. — У тебя в доме столько барахла, и, если ты продашь что-нибудь, то от этого ничуть не убудет.
Флавию до глубины души возмутили эти слова.
— Как тебе не стыдно? — закричала она. — Может, ты мне прикажешь продать и всех моих рабынь?
— А почему бы и нет? — ответил сын. — Странная ты женщина, одной ногой уже стоишь в могиле, а туда же, требуешь, чтобы тебе прислуживали как какой-нибудь египетской царице.
Флавия даже онемела от подобной наглости. Сын же спокойно продолжал:
— Мы не так богаты, чтобы кормить ещё и столько рабов. В доме нет ни крошки хлеба, а ты корчишь из себя знатную особу.
— Вон из моего дома! — закричала Флавия. — Мерзкий негодяй!
И сама бросилась в свою спальню. Здесь её ждала Актис, и женщина со слезами бросилась ей в объятия. Девочке было очень жалко свою госпожу, и она страшно боялась Демиция. С тех пор, как он появился в доме, Актис потеряла покой. На душе у неё было очень тяжело, и тоска терзала её безмятежное до сих пор сердечко.
Она боялась поделиться своим мрачным настроением с хозяйкой. Актис видела, что Флавии куда тяжелее, чем ей, и изо всех сил старалась утешить несчастную женщину.
Далее события стали развиваться ещё более трагически. Флавии действительно пришлось смириться с мыслью о том, что придется продать рабынь. Она обратилась к своему старому знакомому Хлою Монию. Рабовладелец купил у женщины трёх её старших рабынь. Актис Флавия не согласилась продать ни за какие деньги, а старого Гиппократа Хлой наотрез отказался брать.
Воспользовавшись тяжелым положением Флавии, рабовладелец заплатил ей сумму намного меньше, чем стоили рабыни.
Актис осталась в доме единственной невольницей, и ей пришлось выполнять те обязанности, что до неё делали другие. Девочка из сил выбивалась, чтобы успеть всё сделать. Она готовила, убиралась в доме, стирала одежду, одевала и раздевала госпожу и с омерзением прислуживала вечно пьяному Демицию. Гиппократ, как мог, помогал ей, но был слишком нерасторопен и стар. Флавия с грустью смотрела, как её любимица, умная и образованная девочка, должна выполнять обязанности столь низкие и презренные. Совсем не к такой участи готовила она маленькую рабыню, растрачивая на неё всю энергию и ум. А вон как распорядилась судьба.
Была уже поздняя осень, когда однажды вечером Демиций, еще более пьяный, чем всегда, завел с матерью спор, зашедший далеко за полночь. Речь в этот раз касалась Актис. Девочка со страхом и ужасом слушала разговор, решающий её судьбу.
Демиций начал как всегда, в своей наглой манере, и, не церемонясь, выложил матери, что ему срочно нужны большие деньги. Когда Флавия ему сказала, что у неё нет ни динария, и пусть он сам достаёт золото, где хочет, ответил ей, что та должна продать Актис. За девчонку, мол, дадут как раз столько, сколько ему нужно.