Нечто мягкое, вдоль чего я растянулся, тихо позвякивало.
Как я устал!
И тут я заплакал. Сквозь жалюзи не пробивалось ни полоски света. Какой смысл снова вставать? Подняв руку к лицу, я нащупал большую шишку, она наливалась кровью и горела. Все прочие части моего тела были холодны как лед. Я плакал, подтянув колени к подбородку и обхватив себя руками. В мозгу вихрем кружились разноцветные безделушки, свезенные сюда матросами и капитанами со всех концов света и обретшие наконец покой. Последним, что возникло перед моим мысленным взором, прежде чем я окончательно провалился в сон, был гигантский парусник на стене.
Был ли это сон? Или, скорее, блуждание на грани реальности и небытия, качка, дрейф, бесконечно возобновляемое странствие сквозь безграничную ночь, лишенную спасительного боя часов. В какой-то момент, когда я в очередной раз очнулся, мое сознание вдруг чудесным образом прояснилось и застыло в напряженном ожидании. Нечто приблизилось, легло рядом и обняло меня сзади. Живое и плотное, оно прильнуло ко мне по всей длине и плотно прижало к себе.
То, что я почувствовал, казалось совершенно реальным, но, признаюсь, с той ночи я не раз принимал за реальность то, что вовсе ею не являлось. Обнявшая меня сущность не могла быть человеческой природы, ведь, чтобы схватить меня, ей пришлось бы протянуть руку сквозь пол. То, что я испытал, было больше чем страх. Это была капитуляция, свинцовая тяжесть, смерть.
Больше ничего не помню.
Меня разбудил скрежет ключа, которым приказчик отпирал дверь лавки. Я лежал на мешке с ракушками – они тихо зазвенели, когда я сел и зажмурился от утреннего света.
– Какого дьявола ты тут разлегся? – грубо крикнул приказчик. – Новенький, что ли? Всю ночь здесь просидел?
Я попытался объяснить, как все произошло, но слушать ему было некогда, и он просто выгнал меня на улицу. Солнце стояло уже высоко над крышами – на работу я опоздал. Про «Матроса» и говорить было нечего. Я бегом побежал во двор. Кобб собирал сено.
– Эй, парень, где так башку зашиб?
Тим сидел на деревянном пандусе, но, увидев меня, сразу спрыгнул и подбежал.
– Прости, Джаф, – улыбнулся он, будто бы ничего не случилось, – я не смог удержаться.
– Я потерял работу!
От усталости меня знобило.
– Но ведь не ты виноват, – оправдывался Тим. – Не могут же они уволить тебя за то, в чем ты не виноват!
– Откуда тебе знать? Ты нарочно все подстроил.
Глаза жгло, все болело. Я ударил Тима в грудь.
– Ай! – вскрикнул он и обиженно отскочил в сторону. – Ты что? Я не виноват.
– Ты меня запер!
– Ну да. Только сейчас сообразил, когда ты пришел. А ключи у меня в кармане были.
– Ты знал!
– Ничего подобного! Я шел по улице, встретил друзей – сам знаешь, как это бывает. Думал, ты там все доделаешь и пойдешь домой. С головой-то что? – Тим протянул руку, но я уклонился.
– Упал. – Голос перехватило, на глаза навернулись слезы. – Фонарь погас.
– Ну что ты как маленький? – с улыбкой произнес Тим. – Не реви.
Из носа у меня потекло.
У Тима хватило наглости подойти ближе и попытаться закинуть руку мне на плечо. Я снова ударил его, мы сцепились и скатились с пандуса на землю. Кобб прикрикнул на нас с другого конца двора.
– Ненавижу! – кричал я.
Тим держал меня за запястья, а я пинал его по коленкам.
– Слушай, Джаф, – сказал он рассудительным тоном, отчего у меня внутри все закипело, – ты же не скажешь Джемраку, правда?
– Нет, скажу! Обязательно скажу!
Я обернулся и поискал глазами нашего немца-великана, но Кобба нигде не было видно.
– Чтоб ты сдох, Тим Линвер, ненавижу! – прохрипел я, пнул его еще раз, вырвался и побежал к двери посмотреть, на месте ли Джемрак.
– Нет! – Тим догнал меня и схватил за плечо. Голос у него вдруг стал испуганный и умоляющий. – Не говори ему, Джаффи. Если скажешь – он меня выгонит.
– Так тебе и надо.
Но Джемрака в конторе еще не было. Только Балтер сидел, закинув ноги на стол, и длинным ногтем ковырял в зубах.
– Вы оба – кыш отсюда!
Тим уволок меня в прихожую. В глазах у него стояли слезы. Отлично. Мы пробежали через комнату с молчаливыми птицами.
– Это была шутка! – в отчаянии признался он.
Мы вновь оказались во дворе. Я взял метлу и, выставив ее наперевес, как рыцарское копье, погнал его к загону с аллигатором.
– Совсем рехнулся! – заорал Тим.
Я принялся колотить его метлой что было сил.
– Перестань! Больно!
– Прекратили. Оба! – рявкнул на нас Кобб. – Хозяин здесь, слышали – коляска приехала.
Я бросил метлу и понесся к двери. Тим бежал за мной, хватая за руку:
– Джаффи! – Лицо его побелело. – Прошу тебя, не говори. Подзорную трубу тебе отдам, обещаю. Не расскажешь – отдам трубу.
За дверью Джемрак приветливо поздоровался с Балтером.
– Пожалуйста!
Как я хотел заполучить эту трубу! Дэн Раймер дважды объехал с ней вокруг света и отдал ее Тиму. Через нее Раймер первым увидел, как гигантский патагонский кондор парит в небесах над голубыми горами. Так говорил Тим. Раз, один только раз мне позволили посмотреть в нее, и то лишь на пару секунд. Я увидел мир по-новому. Рассмотрел даже темную полосочку в глазу у скворца.
– Ну пожалуйста! – повторил Тим.
Проработал я часов до десяти, а потом потерял сознание. Или что-то вроде того. Просто упал – и все.
Привезли трех слонят. Кажется, они были еще совсем маленькие, один – не больше крупного мастифа, того, что охранял дубильню в Бермондси. Вид у них был несчастный. Одна нога у каждого обмотана цепью. Слонята так и ходили гуськом, взад-вперед, взад-вперед, мерно закручивая и раскручивая хоботы, вяло сгибая и распрямляя большие ноги, поворот за поворотом, раскачиваясь на маленьком газоне в бесконечном гипнотическом танце. Двигались они настолько медленно и монотонно, что у меня закружилась голова, я выпустил из рук скребок и упал на землю. Очнулся я в конторе, на шершавом пальто. Мистер Джемрак пытался напоить меня водой из кувшина. Рядом стояли Балтер и Кобб, а Тим, с беспокойной физиономией, тянул свою дурацкую шею, пытаясь выглянуть у Джемрака из-за спины.
– Что такое? Что случилось? – спросил Джемрак. – Заболел?
– Просто устал, – ответил я, – и позавтракать не успел.
– Как это, не успел позавтракать? Почему?
Тут-то и выяснилось, что я всю ночь просидел в лавке и пропустил смену в «Матросе».
– Тим меня запер, – признался я.
– Я хотел вернуться, но потом забыл!
В эту минуту я возненавидел Тима.
– Он нарочно это сделал.
– Вовсе не нарочно. – Лицо у него пошло красными пятнами.
– А вот и нарочно.
Он разревелся.
– Тим! – строго произнес Джемрак.
– Пожалуйста, мистер Джемрак, не увольняйте меня, – обреченно взмолился Тим, – я ничего такого не хотел!
– Значит, ты действительно запер этого мальчика на ночь в лавке?
– Я просто пошутил.
Услышав это, Джемрак вышел из себя – в первый и последний раз, на моей памяти.
Его тонкие губы напряглись и задрожали. Джемрак взревел от ярости. Он кричал, что Тим – дурной мальчик, нехороший, жестокий мальчик, что он закончит свою жизнь на галерах и так ему и надо!
– А теперь убирайся вон и обратно не возвращайся! Вечно хочешь доказать, что ты тут самый главный, да? Все, с меня хватит! – Тут он приподнял меня и посадил к себе на колено.
К этому времени я уже начал жалеть Тима. Тот умолял, хныкал. Лицо его искривилось в гримасу. Он просил прощения, говорил, будто не ведал, что творил, обещал больше никогда, никогда-никогда такого не делать.
– Уйди, Тим! – Джемрак дотронулся до шишки у меня на лбу. – А это откуда?
– Темно было, я упал.
Тим стоял у двери, бессильно опустив руки, по щекам его катились слезы.
– Я отдам тебе подзорную трубу, – всхлипывая, произнес он.
– Мистер Джемрак, пожалуйста, не увольняйте его, – попросил я.
Джемрак тяжело вздохнул:
– Почему? Почему я должен его оставить после такого проступка?
– Не знаю, – признался я.
Стало тихо. Слышно было только, как плачет Тим. Взгляд у Джемрака погрустнел.
Балтер успел выйти в коридор, но снова выглянул из-за двери:
– Прибыл человек от мистера Фледжа.
Они приезжали отовсюду: из России, Вены, Парижа. Хитрые и ловкие. Джемрак выругался по-немецки:
– Что ему понадобилось на этот раз? Единорог? Гиппогриф?
Балтер прыснул.
– Где он?
– Во дворе. Слонят смотрит.
– Скажи, пусть подождет, – велел Джемрак и снова вздохнул.
Когда Балтер вышел, мистер Джемрак спустил меня с колена и встал, отряхнув брюки.
– Тим, – обратился он к моему напарнику, – вытри нос и перестань хныкать. Приведи себя в порядок и отправляйся в «Безмозглого матроса». Там ты расскажешь во всех подробностях о том, что ты наделал. Скажи им, что мастер Джаффи ни в чем не виноват и что он вечером вернется на работу. Скажи, что тебя прислал я и что я за Джаффи ручаюсь. Потом сразу беги обратно и приступай к работе.
Тим убежал.
Джемрак взял меня за руку и вывел во двор. «Один момент!» – крикнул он высокому худому господину, который стоял рядом со слонятами. Сбоку в заборе была дверца; хозяин отпер ее, и мы очутились в узком переулке с глухими кирпичными стенами по сторонам. На мостовой между булыжниками росли сорняки. Я видел, как другие дети ходят за руку со своими отцами, но сам еще ни разу не ходил так со взрослым мужчиной, и потому испытал особое чувство. Я даже толком не знал, как зовут моего отца. То ли Андре, то ли Тео – от матушки ничего было не добиться. Он был смуглокожий матрос со стеклянным глазом. В конце переулка стоял маленький дом. Дверь, покрытая облезлой коричневой краской, была нараспашку. Джемрак легонько стукнул в нее костяшками пальцев:
– Миссис Линвер! К вам пациент!
Вытирая о передник запотевшие очки, к нам вышла та самая женщина с испуганным лицом, которая стояла в толпе, в переднем ряду, когда Джемрак спас меня от тигра. Она скользнула по мне близоруким, невидящим взглядом, исполненным изумления и излишнего напряжения, затем водрузила очки себе на нос и пригляделась внимательнее.
– Это же тот самый мальчик, который был с тигром! – воскликнула она, опускаясь на одно колено и беря меня за плечи. Мистер Джемрак рассказал ей в подробностях о том, что произошло, и велел хорошенько накормить меня и отослать домой, чтобы я выспался. – Шкуру с него спущу! Вот мерзавец! – возмутилась женщина, узнав о проделках Тима.
Мистер Джемрак поспешил обратно в зверинец по заброшенному переулку, а миссис Линвер взяла меня за руку и отвела в комнату, где повсюду – на спинках стульев, на столе, на массивной решетке, подвешенной к потолку над открытым огнем, – было разложено и развешано только что выстиранное белье. В продавленном кресле у огня сидел бледный лысый господин плотного сложения и с рассеянной улыбкой строгал деревянную палочку. А еще там была маленькая девочка – та самая, что улыбнулась мне из толпы; она стояла у плиты с ложкой в руках и повернулась к нам, когда мы вошли. С ложки у нее что-то капало. И она опять улыбнулась. То была любовь не с первого, но со второго взгляда.
У девочки были прямые светлые волосы, чистое смышленое лицо и грязный передник, а на щеках играли ямочки.
– Ишбель, положи ему каши, – распорядилась мать. – Твой брат – ужасный, нехороший мальчик, – тонким, дрожащим голосом продолжала она, оттирая мне лицо и колени горячей тряпкой. – Понятно, почему старик так привязался к этому пареньку. – Хозяйка прополоскала тряпку. – Он так похож на бедняжку Антона. Упокой Господь его душу!
Светловолосая девочка расчистила для меня место на столе, и я заметил, что ногти у нее изгрызены, а пальцы кровоточат. Она поставила передо мной миску с овсянкой. Я сказал спасибо, и девочка присела в шутливом книксене, приподняв край темно-красной юбочки: «Пожалуйста!» – повернулась ко мне спиной и присела у ног лысого господина. Он был похож на Тима и на девочку – не хватало только обоих побрить налысо, надуть, как шарики, и лишить разума.
– Не слишком-то рассиживайся, юная леди, – пригрозила мать, но Ишбель оперлась на ноги отца, обхватила руками его колени, наклонила голову вбок и принялась рассматривать меня с нескрываемым любопытством.
В дверях показался Тим. Мать подскочила к нему и принялась кричать:
– Он тебя выгонит! Мерзкий ты мальчишка! Ты! Ты! Выгонит как пить дать! Ты всех нас погубишь!
Тим часто заморгал, подошел ко мне – я тем временем не уставал отправлять в рот овсянку, ложка за ложкой, – и протянул руку.
– Прости, Джаффи, – произнес он, не давая мне отвести взгляд. – Я очень виноват. Правда. Нехорошо получилось. Но работу ты не потерял. Я сходил в «Матроса» и все им рассказал.
Я встал, и мы молча пожали друг другу руки.
– Ничего страшного, – пробормотал я.
Настал полдень. Когда я вернулся, матушка спала. Мари-Лу и Бархотка тоже спали – из-за занавески доносились долгие мечтательные вздохи. Я забрался в постель, под бок к матушке, сжимая в руке подзорную трубу. Трубу, с которой Дэн Раймер объехал весь свет. Матушка не проснулась, но обняла меня, и высокий парусник унес меня по нарисованным волнам в долгий сладкий сон.
3
Мистер Джемрак любил детей. Ишбель и Тим были близнецы; они с самого раннего детства постоянно бегали к нему во двор смотреть на животных. Джемрака забавляли игры ребят, которые не раз получали от него мелкие монетки за разную поденную работу. Когда Тим нанялся к Джемраку по-настоящему, тот заставил его ходить в школу дважды в неделю и теперь проделал то же самое со мной. К одиннадцати годам я выучился читать и писать. Джемрак повторял, что мальчики, которые у него работают, должны уметь записать все, что нужно, и читать без запинки. Я оказался смышленым ребенком. Матушка удивлялась. «Да ты умница, Джаф», – говорила она, когда я читал вслух объявления, вывешенные у Морской часовни.
– «Большая ярмарка», «Туннель под Темзой», – не без хвастовства декламировал я, – «Мадам Зан-Зан предскажет будущее», «Кукольный театр Кринелли», «Невероятные братья Мариолетти», «Заклинатель змей, ходьба по углям, качели-лодки. Вход – 10 пенсов».
В день ярмарки Джемрак разрешил нам закончить работу пораньше и сунул мне с Тимом по паре монет, пока мы снимали рабочие башмаки, присев у сарая. Мы привели себя в порядок у водокачки, переоделись в чистое, пихая и толкая друг друга, стряхивая воду с волос и ковыряя в ушах, пока шли по переулку. Ишбель после обеда работала в «Солодильне» и выпила немного джина. Наверное, поэтому она была так раздражена. Во всяком случае, стоило нам войти в дом, Ишбель принялась кричать на Тима, как это не раз случалось:
– Ты до ухода должен был угля принести! – Она разливала половником суп, пар обжигал ей лицо. – Свинья ленивая!
– Рот закрой, женщина, – надменно произнес Тим. – Ты кого ленивой свиньей назвала? Да я с пяти утра дерьмо выгребал.
Миссис Линвер, казалось, была слегка не в себе. Глаза вылезли из орбит, а волосы мокрыми прядями прилипли ко лбу.
– Молчать! – рявкнула она, заправляя своему толстому мужу слюнявчик за воротник. – Вы оба мне до смерти надоели! До смерти! – Мать Тима вытащила у мистера Линвера из пухлой ладони недоструганную русалку и швырнула ее в корзину поверх десятка уже законченных фигурок. Все время, когда мистер Линвер не ел, – то есть дни напролет – он с поразительным постоянством, точно заведенный, вырезал из дерева русалок, которых жена потом сбывала на улице, – женщин с бесформенными лицами, с гигантскими, похожими на груши грудями и закрученными рыбьими хвостами, на которых они могли сидеть. Когда-то мистер Линвер служил матросом и был недурен собой, хотя сейчас в это было трудно поверить. Ишбель вспоминала, как отец носился взад-вперед по переулку с Тимом на плечах и все они смеялись. Но в год, когда близнецам исполнилось по шесть лет, он вернулся из плавания лишенным рассудка: получил по голове рангоутом где-то неподалеку от островов Зеленого Мыса. Мистера Линвера никто не замечал. Он мало чем отличался от стула, на котором сидел. На меня тоже никто особенного внимания не обращал, так что я занял привычное место за столом и ждал, когда мне подадут еду. Ишбель метнула на стол две миски с супом и сделала это так резко, что немного коричневой жидкости пролилось на клеенку. Ей исполнилось уже двенадцать, и она все время дулась.