Прощайте, лондонские красотки! Джаф Браун отправляется в кругосветное плавание, и при следующей встрече ему будет что рассказать вам.
– Ох, Джаффи, не хочу я тебя отпускать! – Матушка недовольно прикрыла ладонью один глаз. – Лучше б ты…
– Мам, не надо. – Я был смущен и расстроен.
Хотелось сказать ей: «Пожалуйста, не надо все портить. Я ведь не хочу беспокоиться о тебе, пока буду в море, пойми! Пожалуйста, мам, не усложняй».
– Мне заплатят, мам, хорошо заплатят. У него очень много денег.
– Присядь, – велела она, – выпей чаю.
Матушка знала, что уже ничего не сможет изменить.
– Это все ерунда, – сказал мне при встрече Тим. – Ты бы слышал, что моя мать устроила. Смех, да и только! – И его длинные тонкие пальцы запорхали по лицу. – «Не-е-ет! Только не ты, Тим!» – передразнивал он миссис Линвер. – «Не-е-ет! Господи боже! Не-е-ет!»
Мы оба расхохотались. Зачем еще существуют сыновья, если не затем, чтобы разбивать материнские сердца!
– Сходим к Менгу, – предложил Тим.
Ишбель сидела в таверне «У Менга» вместе с Джейн, девушкой из «Матроса». Так она и жила: по ночам работала в «Квоши», в «Розе и короне», «Гусыне Пэдди», а к вечеру перебиралась к Менгу. «Драго» давно исчез: был год, когда июнь выдался очень жаркий и зеленые водоросли воняли, как волосы у Нептуна под мышкой, – тогда-то суденышко и развалилось на куски всего за одну неделю. Таверна «У Менга» стала нашим новым судном. У входа посетителей встречал китаец в блестящей красной куртке. Картины на стенах были из шелка, а гигантский камин разбрасывал по залу желтые отблески.
Я подсел к Ишбель, которая пристроилась у стены. Тим, на другом конце скамьи, небрежно развалился рядом с рыжей Джейн и посасывал лакричную палочку.
– Ну вот и наши великие мореплаватели. Смотри, Джейн, эти два бездельника решили меня бросить.
– Известное дело. – Джейн накручивала на палец тугие рыжие локоны. – Все только об этом и говорят.
– Три года! А я что должна делать все это время – одна-одинешенька?
Ишбель закинула руку мне на шею. Мы пару лет как начали вовсю обжиматься, но она ни разу не дала мне себя поцеловать, чем доводила меня до безумия.
Менг подошел спросить, будем ли мы делать заказ. Тим кивнул и расплатился за нас обоих.
– Три года? – переспросила Джейн. – Это же так долго!
– Может быть, и меньше, – уточнил я правды ради.
– А еще подальше забраться не могли, мальчики? – спросила Джейн. – Боб говорит, что не хочет тебя потерять, слышал, Джаф?
– По-моему, это безумие. – Ишбель взлохматила себе волосы, по-прежнему прижимаясь ко мне. – Я думаю, этот Фледж просто спятил. Наверняка. Недаром никто его не видел. Он все заказывает то одно, то другое и никогда не показывает своего лица. Извращенец, и к тому же помешанный. Живет небось в замке и никогда не выходит, а еще маску носит, потому что страшный как смерть.
– Это точно. – Тим наклонился к округлой шейке Джейн. Кожа у девушки была белее молока. – Только какая разница? Деньги-то платит.
– Там не настоящий дракон, – напомнил я.
– А ты откуда знаешь? – возразил Тим. – Никто не знает, что это за тварь.
На широкой каминной полке, рядом с коллекцией трубок и восковым филином, стояла фигурка дракона. Я вспомнил старую историю про это таинственное животное. Я представлял себе, как оно сидит в лесной чаще и ждет, чтобы его нашли: огромные печальные красные глаза и трепещущий алый язык, раздвоенный, как хвост у ласточки, и тонкий, словно былинка.
– Дэн Раймер считает, там что-то есть, – решительно заявил Тим.
– Ну, он-то, конечно, знает, – съязвила Ишбель. – Ему все известно.
– Знает он немало, это как пить дать.
Тим закинул голову и с улыбкой выпустил большое голубое облако дыма прямо в потолок. В отблесках огня его волосы отливали золотом. Даже не знаю, так ли уж сильно он хотел отправиться в путешествие. Утверждал, что хочет, но с Тимом никогда не разберешь.
– Даже Джемрак не знает о диких зверях и половины того, что ведомо Дэну.
Драконы, конечно, бывают разные. Нашей целью был восточный дракон. Такой, как тот, что был нарисован на красной шелковой куртке привратника, и тот, что стоял на каминной полке, – свирепый крылатый змей, с телом, свернутым в многочисленные кольца, усатый, с огромными выпученными глазами.
– Дракон этот – ненастоящий, – повторил я, – у него нет крыльев.
– Я рада, Джаф, что ты тоже записался, – сказала Ишбель.
Она приблизила ко мне свое лицо; я почувствовал ее пряное дыхание и слегка отодвинулся. У нее всегда все было «до поры до времени» и только если ей самой хотелось. Нечестно.
– Рада от меня избавиться? – спросил я.
– Перестань. – Ишбель склонилась мне на плечо, и это тоже было нечестно. – У тебя голова на месте. Присмотри там за моим братцем.
Голова Тима покоилась на коленях у Джейн из «Матроса». В ответ на предложение мне присмотреть за ним он презрительно фыркнул. Я обнял Ишбель за талию, и она не убрала мою руку.
– Этот дракон – просто большой крокодил. Мы будем охотиться на крокодила, вот и все.
– Знаю, – с улыбкой произнесла моя подруга, лениво прикрыв сонные глаза. – Может, его там вообще нет.
Тим заснул. Джейн из «Матроса», вся в белом – и платье, и туфли, чему-то улыбалась, мурлыча себе под нос песенку, которую я впервые услышал от Ишбель много лет назад на углу Барода-стрит, где вкусно пахло травами и пряностями. Начинался дождь, на мостовой виднелись темные лужи, женщины и матросы в синих куртках умилялись при виде поющей малышки, а миссис Линвер стояла рядом с корзиной большегрудых русалок. Накрашенная Ишбель пела «Русалку», расчесывая себе волосы воображаемой щеткой, любуясь своим отражением в воображаемом зеркале. А при словах «Трижды скрутило наш славный корабль, трижды скрутило…» она три раза повернулась вокруг своей оси и грациозно упала в облаке нижних юбок прямо на мостовую; руки ее плавно колыхались, точно водоросли в морской воде.
День рождения у близнецов был первого августа.
На десятый день рождения я подарил Ишбель морскую раковину. Она едва удостоила ее взглядом.
На одиннадцатый я подарил ей кинеограф. Она рассмеялась – раз или два, – перелистывая страницы с картинками под стук дождя по брезентовому навесу.
На двенадцатый я ничего не стал ей дарить и поклялся больше не ломать себе голову над подарками.
На тринадцатый я подарил ей апельсин.
На четырнадцатый я подарил ей пестрого мышонка. Она назвала его Джестером, и он бегал у нее по переднику.
На пятнадцатый я подарил ей золотое кольцо, которое стащил у пьяного матроса в кабаке.
Джестер умер.
На шестнадцатый день рождения я подарил Ишбель необычную, очень красивую крысу. Она полюбила зверька и назвала его Фаунтлерой. Когда Ишбель прогуливалась по улице, Фаунтлерой выглядывал у нее из капюшона. Он был белоснежный, с блестящими розовыми глазками, и любил музыку. Когда она пришла попрощаться со мной, Фаунтлерой был при ней.
Хоть убей, не могу вспомнить следующую строчку.
Я видел странные места, и они видели меня, наблюдая за мной спокойным, оценивающим взглядом…
За два дня до отплытия я стоял в комнате с молчаливыми птицами – меня снова и снова тянуло сюда – и почувствовал, что за мной кто-то наблюдает.
– Просто пришла сказать «до свидания».
– Разве ты не придешь нас проводить на причал?
– Приду, но ведь там будет куча народу.
Я встал на колени, поцеловал ее сильные маленькие ладони с обкусанными ногтями, заплакал и сказал, что люблю ее. На самом деле – нет, ничего такого я не сделал.
Издал удивленный возглас, и все.
– У меня всего минута, – сказала она.
– Работа?
– Мама ждет.
– Ясно.
– Странно будет без вас обоих.
– Самой небось хочется уплыть? – со смехом спросил я.
– Китобойные суда воняют. – Она скорчила гримасу.
Мы оба вели себя глупо. «А ведь это может быть наш последний раз», – подумал я, обхватил ее руками и притянул поближе.
– Ненавижу вас обоих за то, что вы уходите, – сказала она с неожиданными слезами в голосе.
Когда я поцеловал ее в губы, она ответила на поцелуй. Сладкие минуты тянулись до тех пор, пока она не отстранилась и не сказала, что ей пора, а потом взяла меня за руку и вытащила на улицу. Пока я провожал ее до калитки, голова у меня кружилась. Во дворе Кобб методично собирал навоз. Львица миролюбиво обгладывала шмат мяса, удерживая его передними лапами и нежно облизывая, прикрыв при этом глаза.
– Ты ведь за ним присмотришь? – с надеждой спросила Ишбель. – Он совсем не такой, каким пытается казаться, – сам знаешь.
– Я тоже.
– Папа даже руку ему отказался пожать. Тим плакал. Не говори ему, что я рассказала.
– Конечно не скажу.
Мы стояли, улыбались и были немного похожи на слабоумных.
– Вообще-то, он – большой ребенок, – призналась она.
– Я тоже.
– Как твоя мама? – спросила Ишбель.
Этого могло никогда не случиться.
– Справится. Попросила Чарли поговорить со мной, чтобы я остался и занялся рыбой. А я ее спрашиваю: «Ты серьезно? Выбирать между прилавком с рыбой и кругосветным путешествием?»
Ишбель засмеялась и пригладила волосы.
– Ладно, мне пора. – С этими словами она убежала.
Уйти на три года и вернуться мужчиной, вернуться другим человеком. Увидеть неведомые страны, которые мне так хотелось увидеть. И море. Разве надоест когда-нибудь смотреть на море? Однажды, когда мы стояли на мосту, она задала мне этот вопрос. А ведь она даже ни разу не видела его и, дай бог, не увидит.
Я вернулся домой, сел у окна и смотрел, как садится солнце. Дело было в мае. На фоне красного зарева чернели крыши. В небе громоздились острова. На берег накатывали волны. Эти прекрасные острова назывались Азорскими. Джаффи Брауна больше нет. Он обратился, был обращен в призрак в заколдованном Богом океане. Мои глаза и горизонт цвета индиго – это одно и то же.
Ранним утром на пристани собралась разномастная толпа: докеры, грузчики, кучка старух и несколько матерей; моей там не было. Матушка словно отдалилась от меня. Мы попрощались. Она сказала, что вся эта история ей ненавистна. Собираешься уйти – уходи, и возвращайся как можно быстрее, и не жди, что мне это понравится. Мистер Джемрак тоже не хотел, чтобы я отправлялся с Тимом. Когда я сообщил ему о своем решении накануне вечером, он похлопал меня по плечу, приблизил свое лицо к моему и долго не сводил с меня водянистых голубых глаз, отчего мне стало не по себе.
– Будь осторожен, Джаф, – хрипло произнес он. – Провожать вас я не пойду.
Мы с чувством пожали друг другу руки и обменялись неловкими улыбками, но тут кто-то пришел за птицами, и я быстро улизнул.
Жена Дэна Раймера, высокая светловолосая женщина, с прямой спиной, стояла на причале. Дети постарше хватались за ее юбку, а младенца она держала на руках. В ожидании приключений на берег сходила целая команда португальских матросов; все они глазели на Ишбель, которая пришла сюда прямо из «Гусыни» в своих красных башмачках.
Она не плакала и не поднимала шума. Каждому из нас достался легкий поцелуй в губы. Тима она обнимала дольше.
– Привези его обратно, Джаф, живым и невредимым, – попросила она.
Я и сейчас вижу, как она стоит на причале и машет одной рукой, другой заслоняя глаза от солнца.
5
Когда я наконец ступил на палубу, ужас, снедавший мои внутренности, слился воедино со странным восторгом. Мне хотелось посмотреть киту в глаза. Единственного в своей жизни кита я видал на картине в Морской часовне – того, что проглотил Иону. Морды у него не было – сплошная серая глыба, чудовище с пастью. Но я знал: у китов есть глаза, и я хотел заглянуть в них, как смотрел прежде в глаза всем животным, проходившим через зверинец Джемрака. Зачем? Сам не знаю. Вряд ли это помогло мне что-то понять.
Все мы до единого были восторженными идиотами, дикими до самозабвения. В то утро мы сновали взад и вперед, делая все не так, и сердца выпрыгивали у нас из груди. Мы ничего не знали и не умели, совсем ничего, да и друг друга еще не успели узнать. Из членов команды восемь были совсем зеленые молокососы, еще восемь или больше – взрослые мужчины. Самому младшему, Феликсу Даггану, болтуну из Орпингтона, исполнилось четырнадцать, а самому старшему – костлявому негру по имени Сэм – шестьдесят. Благодарение богу, с нами был Дэн: с нами – и не с нами. К тому моменту мы были знакомы уже семь лет, но до совместного плавания я не знал его. Теперь знаю. Знаю лучше, чем кого бы то ни было.
«Лизандр» был красив – судно не из новых, но в хорошем состоянии, небольшое и изящное. Капитан стоял на шканцах и наблюдал, как мы позоримся, а старший помощник, мистер Рейни, буйный, с грубым красным лицом, прохаживался по палубе, рассыпая бессмысленные ругательства. «Господи Исусе, что я наделал? С ума сошел? Ох, матушки», – вертелось у меня в голове. Мачты, реи, паруса парили на фоне неба, точно паутина, сотканная безумным пауком. Канаты, канаты, миллион канатов, и у каждого – будь он неладен – свое название, один перепутаешь – все пойдет насмарку. Не понимаю, как мы вообще отчалили. Наверное, благодаря тем немногим, кто знал, что делает: старику Сэму, еще одному негру по имени Габриэль, высокому азиату Яну и нашему Дэну. Эти четверо позволили кораблю отчалить, помогали им еще несколько молодых ребят – не старше нас с Тимом, которые уже плавали раз или два и потому считали себя морскими волками. Мы, салаги, неуклюже метались туда-сюда, путаясь у всех под ногами. Я потерял из виду Тима, потом Дэна. Я все время пытался создать впечатление, будто только что закончил выполнять одно важное задание и теперь перехожу к следующему, напустив на себя вид смышленого и ревностного трудяги. Краем глаза я успел увидеть, как док постепенно удаляется. Люди на причале превратились в сплошное пятно. Неожиданно на прощание раздался сладкий гулкий звон лондонских часов.
Я стоял в замешательстве. Вдруг перед самым моим носом выскочил темноволосый мальчик с круглой головой. Вид у него был растерянный и одновременно сосредоточенный, губы напряженно поджаты. Лицо его отражало именно то, что чувствовал я сам, покачиваясь на месте и не зная, что делать дальше. На секунду наши глаза встретились в молчаливом согласии. Потом мальчик улыбнулся, не разжимая губ, спокойно и понимающе.
Наш молчаливый диалог нарушили грохот сапог мистера Рейни и его лошадиное фырканье; точно молния ударила промеж нас.
– Здесь что, по-вашему, чаепитие в саду? – грозно спросил он, дал мальчику затрещину и отшвырнул его в сторону. – Кретины! – рявкнул он и мрачно зашагал дальше по палубе, вразвалку, уверенно переставляя кривые ноги. Одному Богу ведомо, почему мне не досталось. Скорее всего, его внимание привлекла следующая жертва – мальчик, запутавшийся наверху в снастях. – А ну спускайся, сволочь бестолковая! – заорал мистер Рейни, закинув голову. – Чтоб ты сдох, выродок несчастный, и все твое волчье семя!
Я торопливо обернулся в поисках Тима, но его нигде не было видно. Так я и остался стоять без дела. Кто-то шлепнул меня по затылку со словами «а ну живее!».
– Я не знаю, что делать! – неожиданно взорвался я. Откуда я мог знать?
Долговязый тощий матрос, с длинным чутким носом как у муравьеда и изогнутыми бровями, которые делали его похожим на клоуна, подтащил меня к брашпилю и бросил: