От помещений, расположенных под камнем, вглубь идут многочисленные галереи-проходы и камеры, в которых и находятся личинки, матки и запасы пищи, Зимой все переселяются в эти глубокие подземелья, выползая под камень погреться только в теплые солнечные дни.
Чтобы построить галереи и камеры под камнем, муравьи вытаскивают из-под него много земли, укладывая ее рядом по краям. В таком муравейнике камень держится только на тонких перегородках между ходами и камерами и под тяжестью постепенно оседает. Муравьи, подправляя жилище, снова выносят землю наружу. Так и ведется бесконечная борьба муравьиной семьи с последствиями земного притяжения.
Впрочем, погружение камня не бесконечно. Постепенно приходит время, когда он оказывается совсем погребенным. Ветер заносит его сверху землей, и над ним начинает расти трава. Такой камень уже непригоден для жилья и навсегда покидается муравьями. На каменистом склоне немало камней, закопанных муравьями. Многие же только начинают погружаться в землю.
Закапывание камней — процесс долгий. Сколько для этого потребуется времени, ответить трудно. Если камень в год оседает только на один миллиметр, то в десять лет — на сантиметр. Двести-триста лет достаточно для того, чтобы большой камень оказался под землей.
Выше по хребту вьется тропинка. Слева за поворотом открывается большое ущелье Арашан Заилийского Алатау с темно-зелеными, стройными елями. Еловый лес ниже нас, и до вершины ущелья, у которого мы стоим, доходят лишь отдельные деревья, согнутые и искалеченные зимними студеными ветрами.
Внизу уже отцвели травы, и пушистые головки одуванчика давно обдуло ветром. А здесь зеленые лужайки только покрылись цветами. Их много и самых разных: белых, голубых, синих, желтых.
Щебнистые осыпи, голые скалистые вершины, громады снега и льда, покрывающие скалы, и кучевые облака, нависшие над нами, кажутся совсем близкими. Еще выше совсем холодно, трава совсем редеет и чахлая, низенькая, ютиться между серыми гранитными камнями.
Здесь жизнь ютиться под камнями. Застигнутые врасплох, размахивают клешнями черные уховертки. Не спеша, извиваясь, расползаются во все стороны желтые многоножки. Небольшие зеленые жужелицы, совсем такие, как на севере, долго сидят, не замечая произошедшей перемены. Потом, очнувшись, стремительно убегают в поисках нового убежища. А муравьев нет...
Но вот радостная находка. Под перевернутым камнем тут на высоте около четырех тысяч метров над уровнем моря, в суровом климате, где лето тянется не более одного месяца, оказывается, живут и муравьи-мирмики. Под камнями греются сразу и яички, и личинки, и куколки, и вместе с рабочими сама матка с непомерно раздутым брюшком.
Как живут эти северяне высоко в горах под южными широтами? У подземного жилища я не нахожу выхода наружу. Неужели муравьи не покидают своего убежища! Чем же они питаются? Может быть, воспитывают корневых тлей и поедают их сладкие выделения? Но под камнем в земляных камерах и проходах нет этих нежных насекомых. Может быть, они питаются грибками и культивируют их, как это делают некоторые муравьи? Но нет здесь и следов грибков. Уж не ночные ли они охотники, открывающие свои входы только с заходом солнца и наступлением темноты? Но высоко в горах ночью свирепствует холод даже летом, и все живое замирает до восхода солнца.
Так жизнь этого высокогорного муравья, остается неразгаданной.
Мы остановились в солончаковой пустыне недалеко от Капчагайского водохранилища. Обширная впадина оторочена с севера синей полоской гор Чулак, а с юга — Заилийским Алатау. В этом месте она поросла тамарисками солянкой анабазисом, серой полынью и другими травами пустыни.
Осенью пустыня казалась безжизненной. Едва я съехал с проселочной дороги, как почувствовал, что колеса погрузились в пухлый слой солончака, сплошь покрывающего землю.
Пока мои спутники разбивали бивак, я направился на разведку. И был удивлен. Всюду по дороге и только по ней виднелось множество кучек свежевынесенной наружу муравьями земли.
Недавно прошли небольшие дожди, увлажненная земля легко поддавалась челюстям муравьев, и они все спешили расширить свои жилища. Но чтобы муравьи столь явно предпочитали для своих поселений дорогу — было новостью.
Строительством подземных сооружений занималось несколько видов муравьев. В спешке таскали наверх землю крошечные Тапинома ерратикум, Проформики, Кардиокондили. Особенно много здесь было гнезд зачаточных: молодые матки основательницы будущего общества явно предпочитали селиться на этой дороге. Ее проделали недавно строители высоковольтной линии и забросили.
Загадка предпочтения дороге, разъяснилась просто. На пухлом солончаке очень трудно сохранить вход в жилище, а также поверхностные прогревочные камеры. Уж очень рыхл верхний слой земли и толщина его немалая, около 10–12 сантиметров. Большая солончаковая пустыня как бы покрыта пухлым одеялом. На дороге же — почва уплотнена и на ней — отличнейшие условия для жилищного строительства. Велика способность муравьев приспосабливаться к необычной обстановке жизни!
Здесь же я увидел ловчие норки хищных личинок жуков-скакунов. Только на дороге они и смогли устроить идеально вертикальные ходы с небольшими едва заметными плоскими вороночками наружу. Тут же поселились в своих норках и солончаковые сверчки, запечатав сверху дверку аккуратной крышечкой. Наверное, летом здесь еще роют норки одиночные пчелы. Многих насекомых приютила дорога среди пухлого солончака!
Тучи над пустыней становились все темнее и темнее. Вскоре вершины близких гор Чулак закрылись серыми облаками. Впереди показалась рощица разнолистного тополя — туранги, окруженная густыми зарослями высоких трав и бурьяна. За нею просвечивала пожелтевшая от волн река. Остановив машину, я поспешил на поиски места, куда бы можно — поставить палатки. Прибираясь через заросли, неожиданно попал в обширную низинку между барханами, густо заросшую высокой, почти в человеческий рост, лебедой и терескеном. Посредине ее оказалась маленькая диаметром около десяти метров совершенно голая полянка. По-видимому, здесь почва была сильнее засолена, и растения не смогли завладеть этим клочком земли.
Вся полянка была покрыта большими курганчиками — выносами земли из подземелий муравьев. Каждый курганчик, судя по всему, принадлежал большой семье муравьев. Но как на таком крохотном месте могли ужиться столько семей? На поверхности никого не было. Сказывалось похолодание. Все муравьи попрятались в подземные жилища. Пришлось вытащить из полевой сумки маленькую лопаточку, раскопать один из курганчиков. Среди комьев земли, отряхиваясь от пыли, показались большие черно-красные муравьи Кампонотус туркестаникус. Везде, под всеми курганчиками жили эти муравьи.
Что же заставило их собраться вместе и жить в такой тесноте? Видимо ранее вся впадина была заселена содружественными семьями этого вида. В этом году, когда от необычно обильных дождей выросли густые травы и затенили ее, муравьям пришлось волею-неволею переселиться на единственное чистое от растительности место, где солнце освещало и согревало землю, и где в верхних этажах камер можно было растить потомство. Без тепла и солнца муравьям погибель.
Судя по тропинкам, теперь муравьям приходилось ходить подальше и каждой семье в свою сторону, чтобы не мешать друг другу.
Передо мною совершенно голый и ровный такыр. Даже без трещин. Солнце отражается от белой земли, как от снега. От яркого света больно глазам. Посредине такыра темнеет куст тамариска, унизанный лиловыми ажурными цветами. Над тамариском гудят крохотные пчелки, порхают изящные бабочки-голубянки, мечутся мухи. На голой земле видна кучка свежевыброшенной земли и норка, Возле нее оживление. Тут жилище черного бегунка. Сюда подбежал, наверное, чужой муравей бегунок, потому что его моментально узнали, быстро и ловко распяли за все шесть ног и два усика, и застыли в страшном напряжении.
Чужаку нечем защищаться. Но все же кое-как подтянул брюшко к голове одного и другого, выпустил каждому по капельке яда. Отравленные не выдержали, бросили свои посты, помчались вытирать о землю головы.
На короткое время равновесие сил оказалось нарушенным, шестерка оставшихся муравьев зашевелилась. Но свободное место вскоре же заняли другие и снова застыли, напрягая силы. К ним подбегают другие, осматривают чужака, щупают его усиками, но никто не намеревается с ним расправляться. Ждут кого-то мудреного, а его нет, запропастился. И так долго продолжалось ожидание, что мои ноги заныли и не стадо сип сидеть на корточках.
Через полчаса все то же. Еще через полчаса я застал палача. Он сидел верхом на чужаке, и, не торопясь, старательно отпиливал ему голову. Наконец сделал дело, казнил противника. Происшествие исчерпано, кучка муравьев разбрелась в стороны.
Если присмотреться к такыру, то издалека видно, как всюду по нему по всем направлениям безудержно мечутся муравьи-бегунки. Ни один из них не остановится, не передохнет секунду. Впрочем, как остановиться, когда земля накалена, пышет жаром, по ней такой горячей, можно только бежать.
Муравьи заняты беспрестанными поисками добычи. Их жилище посреди бесплодной, голой земли, кажется ошибкой, тяжким испытанием. Чем они здесь могут питаться в этой мертвой пустыне?
Загадка бегунков вскоре открывается. Такыр — что море. Не всякий летящий пересекает его по своей воле. Кое-кого, ослабевшего, сюда приносит ветер. И он, опустившись на гладкую площадь, почти мгновенно попадает в челюсти ретивых охотников. Немало насекомых выползает из зарослей трав, обрамляющих такыр со всех сторон. Многие из них не в силах изменить заранее взятое направление пути и продолжают его уже на открытом пространстве. Но не у всех хватает сил преодолеть эту раскаленную сковородку без кусочка тени, без спасительной норки или трещинки. Оглушенные жаром и сухостью, они тоже становятся добычей. Наверное, еще на такыр падают на лету насекомые, закончившие свой жизненный путь. Здесь их легко найти, не то, что среди зарослей растений.
Один надоедливый слепень охотится за мною уже более часа. Сейчас он зорок, быстр, неуловим: мгновенная посадка на кожу и сразу же укус. От неожиданной боли вздрагиваешь, замахиваешься, а кровопийца и след простыл. Очень осторожен и верток. Долго ли он будет меня истязать! Наконец победа за мною. Слепень пойман, придавлен и падает на землю. Маленький бегунок-разведчик сейчас же хватает его и мчится с ним, таким большим, прямо к кучке свежевыброшенной земли. Такыр велик, но по нему, такому гладкому, легко тащить добычу. В общем, выходит, что не зря на нем обосновались муравьи и, судя по всему, по размерам курганчика возле входа, дела у поселенцев идут отлично, хотя вокруг царят сухость и жара и всюду мертвая голая земля.
Много лет подряд я посещаю урочище Чингильсу в восточных отрогах Заилийского Алатау. В нестерпимый зной здесь всегда прохладно, чистый прозрачный ручей струится среди пустынных, выгоревших на жарком солнце гор. Под развесистыми ивами всегда глубокая тень, масса цветов и... насекомых. На угрюмых скалах перекликаются кекпики, кричит в воздухе пустельга, и еще много разных обитателей в этом царстве зелени, живительной влаги и покоя.
Но так бы по прежде. В последние годы Чингильсу очень сильно изменился. До земли съедены растения, поломаны деревья, общипаны кусты, голая пыльная земля покрыта овечьим пометом. Изменился и ручей, и воды в нем заметно убыло. Раньше скот приходил сюда только на зимовку. Ранней весной, чтобы сохранить для предстоящей зимовки место, животных угоняли на все лето в горы. За лето природа восстанавливалась. Сейчас же длительное использование этого кусочка пустыни сделало свое недоброе дело. На языке животноводов урочище Чингильсу постиг перевыпас. Чудесный оазис потерял свое былое очарование.
Почти безнадежно искать здесь и насекомых. Исчезло все. Даже муравьи. Одни бегунки носятся с невероятной быстротой по бесплодной и голой земле, как будто сознавая, что только неуемная энергия, да быстрые ноги помогут выжить в этой суровой обстановке.
Исчезли и многие хорошо мне знакомые деревья. От них остались пеньки. Но уцелела самая большая, в несколько обхватов, ива, быть может, еще и потому, что спилить ее или срубить не просто, уж очень много надо положить на это труда.
Дерево зеленое, до него не дотянуться овцам. Оно — будто государство и кто только на нем не живет. Под его морщинистой корой масса куколок бабочек, на ветвях сидят тли. Их сладкие выделения кормят муравьиную братию. Много живности и на больших мохнатых галлах — ведьминых метлах, и на листьях ползает немало насекомых. Всех не перечтешь.
У самого корня старой ивы обосновалось гнездо мелких муравьев Тетрамориум цеспитум или как их еще называют — дерновых муравьев. От него на дерево тянется торная тропинка, по которой происходит непрерывное движение. Только по ней и бегут разведчики и охотники. Вокруг же нечего делать, голо, пусто, мертво.
Так и связали муравьи свою судьбу со старой ивой, и хотя они типичные обитатели почвы и открытых пространств, здесь поневоле стали муравьями-древесинниками.
Ничего не поделаешь. Как-то надо пережить тяжкое время, свалившееся на Чингильсу.
В тропических лесах Мексики и Бразилии обитают муравьи Эцитоны, которые ведут кочевой образ жизни. Об этих муравьях написано немало историй; муравьи производят большое впечатление своими лавинами, передвигающимися настойчиво в заранее выбранном направлении и уничтожающими все на своем пути живое. Их не останавливают никакие препятствия. Если перед колонной движущихся муравьев оказывается река или на них обрушивается тропический ливень, все многочисленное общество сбивается плотным шаром и, переворачиваясь с боку на бок, плывет по воде, пока не пристанет к суше. И, наконец, есть виды часто и периодически переселяющиеся с места на место. Таков обитающий у нас блуждающий муравей Тапинома ерратикум.
Различные стихийные бедствия тоже могут стать причиной переселения муравьев. Покидают муравьи свое жилище и переселяются, когда оно почему-либо становится непригодным для жизни, допустим, становится тесным, а расширение его по какой либо причине невозможно.
Иногда переселение муравьев из одного места обитания в другое носит сезонный характер. Например, на жаркое и сухое лето муравьи иногда переселяются в низины, на осень и зиму и весну — возвращаются обратно в насиженные места. Таков житель пустыни неугомонный муравей черный бегунок. Не всегда переселения кончаются удачно...
После долгих путешествий по пустыне радостен обратный путь к дому. Машина вырывается на асфальтовое шоссе, горы все ближе, ярче, зеленее. Видны окраины города, антенны радиостанций, фабричные трубы.
Вот и незаметный съезд с шоссе к небольшому ручью, бегущему в обрывистых лёссовых берегах среди кустов и небольших деревьев. Здесь наша обязательная остановка, на ней объявляется война грязи и пыли как на себе, так и на машине.
Пока мои спутники приводят в порядок машину, я брожу в поисках насекомых. За ручейком на светлой тропинке сразу же натолкнулся на то, что обещало оказаться интересным. Под небольшим сухим листочком тополя, упавшим на землю, лежала кучка белых куколок, а вокруг нее суетились маленькие темные муравьи тапиномы. Сегодня слегка пасмурно. Солнце, скрытое пеленой облаков, едва заметное, жары как не бывало. Иначе нежным куколкам — любителям темных подземелий, пришлось бы плохо. Сухой листик с детками служит чем-то вроде перевалочной базы. Сюда с поспешностью мчатся из зарослей возле ручья муравьи с куколками и, бросив их в общую кучку, торопятся обратно. Отсюда же куколок волокут другие носильщики дальше в новый склад под кустиком курчавки, а потом еще дальше — в заросли трав в неряшливую, очевидно, временную норку под камешком. Возле куколок медленно ползают степенные крупные самки, а рядом с ними суетятся рабочие, колотят их усиками, тянут за челюсти в общий поток переселенцев. Потолкавшись, самки продолжают путь вместе со всеми к спасительному камешку.