Тем временем в нижнем течении Дона при впадении в него Иловли, где река-Дон делится на два рукава, в Паншин-городке звенели пилы, стучали топоры. Ломовые лошади, запряженные в сани, тащили сюда длинные сосновые стволы, мужики на пилораме распускали их на доски, кузнецы ковали скобы и гвозди, дымили котлы со смолой, сучились канаты. На стапелях к кильсонам прилаживались штевни и шпангоуты. Кипела работа на паншинской верфи – строились сразу четыре линейных корабля: «Крепость», «Скорпион», «Флаг» и «Звезда» для Азовского флота.
После взятия крепости Азов в 7204-м (1696) году русское государство получило выход к Азовскому, а стало быть, и к Черному морю. Это облегчало торговлю с Европой, поскольку северный порт Архангельск мог принимать купцов четыре-пять месяцев в году. Однако Черное море неспокойно. И не только штормами грозно – купеческие караваны требовали защиты и от разбойников-пиратов, и от недружественного Крымского ханства, да и от всего Османского государства, хозяйничавшего на Черном море. Для этого и строились военные корабли.
Мореходство досель не ново было для Руси. Еще в 6415-м (907) году князь Вещий Олег со своим войском переплывал на ладьях Понт Эвксинский и шел на Царьград. Однако теперь для ратных дел на море ладьи, да струги не годятся. Нужны большие корабли с мощной артиллерией и чтоб две роты солдат могли взять на борт – такие как у голландцев, да у французов, у испанцев, да у англичан. Вот и озадачился царь Петр постройкой нового русского флота. Великие перемены ждали древнюю святую Русь.
В конце марта, по самой распутице, государь вновь спешил из Москвы на воронежские верфи. По весеннему половодью там планировался спуск на воду кораблей Азовской флотилии. Англичанин Осип Най, некоторое время по делам бывший в Москве, и на этот раз ехал с ним, а Джон Ден, увы, скончался зимой от приступа грудной жабы. Петр по дороге пожелал опять навестить воеводу Авдеева. В тот день в гостях у воеводы был купец Афанасий Струнин с дочерью Анастасией.
– Чем торг ведешь, купец? – поинтересовался царь.
– Дык… – от робости перед государем Афанасий замялся. – Всем понемногу. Медами и пенькой, и смолою, и дегтем.
– Пьенька нам ошень нужен, – заметил англичанин. – Для такелаж, для канат пьенька много нужен. И деготь нужен, и смола…
– Что ж, купец, – Петр посмотрел в глаза Афанасию. – Цену втридорога не ломишь?
– Как можно, государь!
– Ну, вот тебе и поставщик! – обратился царь к Осипу, а потом повернулся к воеводе: – А твой сын как вернется из Англии, немедля пусть на верфь отправляется. Отыщет там капитана Петера фон Памбурга и останется у него под началом. Коли на верфи его не найдет, пусть в Таганрог скачет. В экипаж «Крепости» его назначаю вторым штурманом. Я сейчас письмо с рекомендацией напишу. В поход пойдет, в Константинополь.
А потом Петр Алексеевич повернулся к Анастасии:
– Ну а ты, красавица, кем будешь? Уж не зазноба ли тезке моему?
Девушка зарделась.
– Сколько годков тебе?
– Шестнадцатый миновал…
– Ну, вот и славно. Вернется твой милый из турецкого похода, и свадебку сыграем!
Петруша приехал в родные места на Ивана Купалу. И батюшка Антип Прохорович, обняв сына, сразу же поведал ему о царском повелении, вручил письмо к фон Памбургу. Однако пару деньков Петруша решил передохнуть дома, в родимой речке Сосне искупаться, но первым делом, конечно же, повидаться с Анастасией.
Милые встретились на своем заветном месте под сосной на берегу реки.
– Долго ж я ждала тебя, родной мой, – сетовала девушка, – а ты снова в путь.
– Так не по своей воле, милая Настасьюшка! А ослушаться царского веления не вправе я. На службе я теперь. Но не грусти. Дай бог по весне из Турции вернемся, так и повенчаемся с тобою… Жарко-то как! Пойдем-ка лучше к реке, искупаемся!
По крутой тропке спустились они к воде.
– Ты отвернись, не подглядывай!
Девица сняла сарафан, осталась в сорочке. Зашла в реку по колено. Воздух зноен, а водица еще студена. Наклонилась, посмотрев на свое отражение, зачерпнула воду ладонью.
– Ну что, можно? – спросил Петруша.
– Можно, можно.
Парень скинул кафтан и порты, в исподнем с разбегу плюхнулся в воду, окатив брызгами Анастасию.
– Ой! – вскрикнула девушка.
А Петруша уже плыл саженками, саженей на двадцать отплыл.
– Плыви ко мне, Настасьюшка!
Анастасия зажмурилась, набрала воздуху в легкие, решительно погрузилась. Открыла глаза, стараясь не окунать голову, загребая руками по-собачьи, поплыла, а Петруша ей навстречу. Встретились, где ноги дна не касаются, обнялись, поцеловались, вдвоем не спеша поплыли к берегу.
Глава 3
Петруша добрался до Таганрога к концу июля. К тому времени весь флот уже находился там. Корабли стояли и у пристани, и на рейде. Матросы суетились, загружали в трюмы мешки, ящики, бочки – провиант и пресную воду, – офицеры подгоняли их. Грузился и сорокашестипушечный фрегат «Крепость». Капитан фон Памбург орал на матросов, мешая русские и португальские ругательства. Откуда он родом, фон Памбург, никто толком не знал. Не то голландец, не то португалец. С коричневым обветренным и просоленным лицом, усы жесткие черные, нос крючком. Говорят, бывший пират, а там кто его знает.
За всей этой кутерьмой наблюдали сам царь Петр, да бояре и дьяки посольского приказа, коим предстояло отбыть на переговоры с турками. Главой делегации на переговорах царь назначил Украинцева Емельяна Игнатьевича. Задачей его было подписание мира с Османской империей, дабы турки не помешали готовящейся войне со шведами.
Увидев на пристани государя Петра, Петруша подбежал к нему, в ноги поклонился:
– Доброго здравия тебе, государь!
– А, ну здравствуй, тезка! Ну, как учеба? Морскую науку освоил? Покажи аттестацию.
Петруша достал из-за пазухи и протянул царю бумагу.
– Ну, молодец, не подвел. Ступай к фон Памбургу, представься. Я про тебя ему сказывал.
Петер фон Памбург оглядел Петрушу с ног до головы. Высок, статен, молод, силён. Судя по всему и умён. В Англии обучался. В характере юноши старый морской волк угадал задатки лидера. Сразу возникло ревностное чувство, не станет ли этот молокосос ему конкурентом на капитанском мостике? Сквозь зубы, сжимающие короткую глиняную трубку, процедил по-русски:
– Ступай в трюм, проследи за погрузкой. Да смотри, будет крен или деферент… – хотел сказать «кишки выпущу», но осекся: не простой мужик перед ним, сын воеводы. – Сам будешь весь груз перетаскивать.
Вес мешков, бочек и ящиков, которые матросы тащили в трюм, Петруша определял на глазок: по тому, насколько сильно грузчики сгибались под тяжестью поклажи. Указывал, куда что складывать, записывал на бумаге, где что лежит, даже схему рисовал. Последним раскладывал он груз, привезенный послами – меха, чай, кубки серебряные, клыки моржей с витиеватой резьбой – сие предназначалось в подарки турецким чиновникам и разным «нужным людям» в ходе переговоров.
На Ильин день погрузка была закончена. Через три дня планировалось выйти в открытое море, царь хотел провести учебные стрельбы, организовать репетицию морского сражения. Море штормило, осложняя канонирам условия для стрельбы. Репетиции боя не получалось, шторм разметал корабли, пришлось вернуться в бухту и там проводить учения, проверить, пристрелять пушки. Дней десять спустя, крепким фордевиндом2 эскадра из десяти кораблей, возглавляемая «Крепостью», двинулась в сторону Керчи. На пятый день похода стали на рейде и салютовали выстрелом из пушек турецким кораблям.
Турки не ждали русского флота, хотя о прибытии послов были предупреждены, но ожидали, что они прибудут дорогой сухопутной. Воинственный вид русской эскадры впечатлил Крымское ханство. На «Крепость» в лодке был доставлен прибывший из Константинополя турецкий пристав Мегмет-ага. Он был прислан султаном для встречи русских послов.
Мегмет-ага уговаривал русских не пересекать Черное море, ехать в Константинополь берегом.
– Вы не знаете, как опасно Черное море! – говорил он. – Недаром и имя его таково.
Но Емельян Украинцев был непреклонен.
– Полагаемся на волю Божию, но сухим путем не поедем!
Он получил строгий наказ царя – на переговоры явиться на «Крепости». Иначе для чего строился весь этот флот? Немалые деньги были затрачены исключительно для того, чтобы запугать турок, показать, что и мы не лаптем щи хлебаем, у нас есть, на чём воевать на море. Устрашив Керчь своим превосходством, русская эскадра дождалась, когда «Крепость» выйдет в Черное море, и вернулась в Таганрог.
Фон Памбург вел «Крепость» крутым бейдевиндом3, подняв все паруса. Судно шло с лихим креном при небольшой килевой качке. Экипаж корабля больше чем на половину состоял из иностранцев, тут были и голландцы, и немцы, и англичане. Сто сорок солдат-пехотинцев, взятых на случай абордажной схватки и в качестве пушкарей были русскими. Некоторые из русских матросов были еще плохо обучены, не всегда понимали команды, за что получали зуботычины от боцманов и удары плеткой от офицеров. Новички путали ванты с талями, шкоты со штагами, лоты с лагами.
– Мерить скорость! Лаг за борт! – кричал Памбург.
Молодой матрос держал в руках линь, не знал, что ему делать. Петруша старался помогать русским морякам в освоении морской профессии. Он объяснял пареньку:
– Бревно с линем кидай за борт. Вот эта веревка – линь. Зажми в кулаке. Считай, сколько узлов через кулак пройдет, пока песок в часах из верхней склянки в нижнюю пересыплется.
– Манеер Авдеев! – крикнул с мостика Памбург. – Ви не есть боцман, ви есть мой помощник! Сюда на мостик ко мне!
– Стать к штурвал! – велел он, когда Петруша взобрался на квартердек. – Держать курс шесть румбов к ветру, чтоб ни на румб ни вправо, ни влево! Через две склянки менять галс, поворот оверштаг!
Маневр для фрегата довольно сложный. Разогнавшись, надо не теряя скорости быстро убрать лишние паруса, повернуть на двенадцать румбов и снова, распустив паруса, лечь на ветер. Интересно, как справится с этим салага, думал фон Памбург. Неприязнь фон Памбурга к Петруше всё нарастала. Он и сам вряд ли смог бы объяснить, чем это вызвано. Быть может тем, что, несмотря на молодость, Петруша уже неплохо соображал в морском деле, а может, излишней его демократичностью по отношению к команде. Петруша ни разу не ударил матроса, неся вахту, отдавал команды четко и без ругательств. «Белый ворона, как говорят русские, – думал Памбург. – Из него не выйдет морской волк».
На пятые сутки после выхода из Керчи показался Анатолийский берег. В подзорную трубу можно было разглядеть вход в Босфор. Убрав марселя, «Крепость» сбавила ход. Вскоре невооруженным глазом стали различимы постройки Гераклеи Понтийской.
– Господин капитан! – обратился Петруша к фон Памбургу. – Надо бы просигналить на берег, чтоб прислали лоцмана.
– Не надо лоцман, сам проведу. Убрать грот! – крикнул матросам, а Петруше сказал по-английски: – Ступай на мидель-дек, прикажи, чтоб по штирборту зарядили пятнадцать пушек холостым зарядом. Когда войдем в бухту, надо сделать подряд пять выстрелов залпом из трех орудий.
Петруша спустился с квартердека на среднюю палубу, разыскал старшего канонира, отдал ему распоряжение. А сам взошел на полубак полюбоваться приближающимся берегом. С ним рядом стояли два русских матроса.
– Эх, ты ж, мать честная! – восклицал один. – Лепота-то! Башни белокаменные, хаты черепицей крыты!
– Это ж Царьград, – говорил другой. – Второй Рим, почитай. А ныне басурмане им владеют. Вона – свои островерхие церквы понаставили с луною заместо креста!
Капитан уверенно провел корабль через Босфор и после салютационной стрельбы поставил на якорь в бухте Золотой Рог. На берег тут же высыпала толпа зевак, среди которых угадывалась и местная знать. И на верхней палубе «Крепости» тоже собралась почти вся команда, в том числе и послы под предводительством Емельяна Игнатьевича. До них доносился гомон голосов с берега. Примерно через час отряд янычар раздвинул толпу, освобождая в ней коридор.
– Не иначе как великий визирь, а то и сам султан пожаловали, – высказался кто-то из послов.
– Это вряд ли, – ответил другой. – Чтоб султан свой зад от трона оторвал, разве что солнце должно на землю спуститься.
Глава 4
Слуги откинули полог носилок и помогли выйти Мезаморте Хусейн-паше, великому визирю. Его ноги ступили на роскошную ковровую дорожку, которая через анфиладу привела его в помещение дворца, где ожидал его султан Мустафа II. После традиционных приветствий великий визирь сообщил султану:
– О, повелитель! Прибыли русские послы!
– Что ж, хорошо. И что они хотят, русские послы?
– Они предлагают заключить соглашение о мире.
– Вот как? – султан помолчал немного. – Мир дело хорошее, но нет ли в этом подвоха?
– Кто знает. Послы прибыли на большом корабле. На нем сорок пушек и много солдат. Говорят у русских еще сорок таких кораблей. Царь Петр не на шутку становится грозен. Мы потеряли Азов. Если не заключим мировое соглашение, можем потерять Крым.
– Крым никогда не будет русским. Наши крепости в состоянии выдержать осаду с суши и дать отпор, если русские корабли предпримут попытку нападения с моря. Я думаю, царь Петр ставит другие цели. Русских теснит с запада молодой шведский король. В настоящее время эта задача для них важнее, чем захватывать Крым. Думаю, русский царь этим перемирием хочет развязать себе руки для войны с Карлом Двенадцатым.
– Ты прав, повелитель! Но как нам лучше поступить в данной ситуации? Несогласие однозначно приведет к конфликту, а мир… Русские могут повлиять на расстановку сил в Европе. Если они потеснят шведов, это может привести к укреплению Речи Посполитой.
– Я думаю, надо повременить с миром. Потянуть время, посмотреть, как будут развиваться события дальше. А послов следует принять с уважением, но без особых почестей. Поселите их где-нибудь… Не в самом престижном месте
– Слушаюсь, о повелитель!
– Но даже если мы заключим мир с русским царем, наш народ должен знать, что это перемирие временное. Русские никогда не будут нашими друзьями. Если не получается разбить их лицом к лицу, надо бить в им спину. Мы должны настроить наш народ против русских. Устройте для начала какую-нибудь провокацию. Пусть жители Истамбула увидят, что эти русские – варвары и мошенники.
– Это несложно сделать, повелитель! Я дам соответствующие поручения.
Возле русского корабля целыми днями крутились каюки – горожанам было любопытно осмотреть «Крепость» поближе. Даже сам великий визирь, не дожидаясь схода послов на берег, нанес им визит на борту корабля. Капитан фон Памбург встретил его орудийным салютом. И не только в честь гостя, но и каждый день на восходе солнца, в полдень и на закате «Крепость» давала залп из нескольких пушек.
На второй день после прибытия, на четырех каюках Емельян Украинцев и остальные посланники русского царя, прихватив дары, покинули судно. Посольству отвели двор в далеко не самом фешенебельном районе Константинополя – близ городских ворот, именуемых Куликаны или Песочные. Султан принял дары, но не торопился начать переговоры.
Команде русского корабля выдали жалование талерами из царской казны. Эти монеты принимали не всякие купцы, в столице Османской империи более ходовыми были местные акче и дирхемы. Менял в городе хватало, сидели они и на базарах. Петруша и два других помощника капитана бродили по базарам, прицениваясь к местным диковинкам.
Петруша выбирал подарки для батюшки с матушкой и, конечно же, для Анастасии. В одной из лавок ему приглянулся венец с самоцветами, который пришелся бы очень к лицу его возлюбленной. Торговаться с купцом приходилось жестами – Петруша не знал по-турецки, а купец не владел ни английским, ни, тем более, русским. Сговорившись о цене, Петруша выложил за покупку монеты. Купец попробовал одну на зуб и стал громко кричать, размахивая руками. На шум сбежались другие торговцы и разный люд. Нашелся среди них и толмач.