– Он говорит, что ты дал ему фальшивые монеты.
– Но ведь я их только что выменял здесь, на базаре! – возмущался Петруша. – Даже могу показать, у кого! В чем моя вина?!
– Эти русские мошенники и тати! – раздались вопли в толпе.
Крики и гомон собирали вокруг все больше народу. Сквозь толпу пробились несколько янычар. Петруша отбивался от них, но в итоге ему заломили за спину руки и отвели в тюрьму.
Весть об инциденте дошла до капитана «Крепости» и до послов. Делегация от матросов явилась к фон Памбургу, но тот лишь пожал плечами:
– А чем я могу помочь в этом деле? Манеер Авдеев сам виноват, пусть сам и выкручивается!
Послы отправили Мезаморте Хусейн-паше ноту протеста с требованием освободить русского моряка. Если, мол, он и виновен, то понесет наказание от своего государя. Но великий визирь был непреклонен.
– Пленника будут судить здесь, публично, по законам шариата.
Петруша томился в тюрьме Семибашенного замка Йедикюль до ноября. Уже начались переговоры о мире с русскими послами, а суда над заключенным все еще не было. Наконец, кадий вынес свой приговор: смертная казнь. Это возмутило русскую делегацию. Как? За что? В чем провинность? В том, что в руках русского моряка случайно оказалась фальшивая монета? Но кадий упомянул об отягчающих обстоятельствах – оскорбление и нанесение телесных повреждений янычарам, производившим задержание. Русская делегация отправила петицию самому султану. Рассмотрев ее, тот отменил решение кадия о смертном приговоре, но окончательный вердикт обещал вынести по завершении переговоров.
Однако переговоры затянулись надолго. Уже наступил новый, 1700-й год, а воз, как говорится, оставался всё там же. Мустафа II медлил с принятием решения. Условия, предложенные русской делегацией, обсуждались на конференциях, и ни один вопрос не находил консенсуса.
До самой весны Петруша промаялся в сырой холодной темнице. Послы, занятые дипломатической миссией, совсем позабыли о его судьбе, видимо, решив, что после помилования от смертной казни, осужденного освободили. Капитан фон Памбург и вовсе не интересовался судьбой своего помощника. Его больше заботило техническое состояние «Крепости» – в некоторых местах появилась течь, и корпус требовал ремонта.
Апрельским днем в камеру, где томился Петруша, вошли янычары, связали ему за спиной руки и повели в сторону порта. Пленник надеялся, что его, наконец, решили освободить и ведут на «Крепость». Но конвой направился к пришвартованной у причала галере.
Глава 5
Праздник Пасхи пришелся в 1700 году на 11 апреля. Осип Най к тому времени заканчивал на Воронежской верфи строительство пятидесятивосьмипушечного корабля «Черепаха», однако на празднование Христова дня был приглашен царем в Москву. Там встретился он со своим соотечественником Робертом Ирвином, пребывающим на Руси с дипломатической миссией. Сразу же после праздника Ирвин получил письмо от своего короля Вильгельма III, в коем было повеление отправиться по некоторым секретным делам в Константинополь. Для совершения этого вояжа, как было сказано в послании, в Керчи его будет ожидать английский военный корабль.
Переждав распутицу, в конце апреля оба англичанина двинулись в путь – Ирвин вознамерился добраться до Керчи через Воронеж, составив компанию соотечественнику, который отправлялся обратно на верфь. Осип Най решил по традиции засвидетельствовать почтение своему знакомому, елецкому воеводе Антипу Авдееву, а заодно проведать и государева поставщика Афанасия Струнина. В тереме воеводы собралась вся честна́я компания, в том числе и дочь купца Анастасия.
Англичане неплохо изъяснялись по-русски, поэтому беседа затруднений не вызывала. Дурной вестью было опечалено семейство Авдеевых – в Константинополе арестован Петруша. Английские гости хорошо знали сына воеводы – Осип Най, можно сказать, был его первым учителем и корабельного дела, и английского языка, а в доме Ирвина Петруша гостил во время обучения в мореходной академии.
– Это, безусловно, есть недоразумение, – уверенно заявил Ирвин. – Турки способны на провокация. Полагаю, его можно освободить, если заплатить выкуп.
– А сколько, сколько этот выкуп? – не удержавшись, тут же воскликнула Анастасия.
– Это трудно сказать. Может сто талеров, а может, и тысяча. Зависит от того, в чем его обвиняют и кому давать взятка.
Вернувшись домой, Анастасия открыла свою шкатулку с драгоценностями. Тут было и ожерелье из крупных самоцветов, и золотой перстень с красным яхонтом, и бусы из жемчуга, и брошь с изумрудами. Интересно, хватит ли этого на выкуп? Она твердо решила сама отправиться в Константинополь и освободить Петрушу. Заранее предвидя, что отец вряд ли отпустит её в столь далекий путь, Анастасия надумала бежать, не спросясь. Она тайно собралась в дорогу, рано поутру поднялась, оставила записку любимому батюшке в своей опочивальне и двинулась пешком по дороге к Воронежу. Пройдя несколько верст, девушка остановилась и стала поджидать возок, в котором ехали англичане.
Когда возок показался, она начала махать руками, и возница остановил лошадей.
– Как вы здесь оказались? – узнав ее, удивился Роберт Ирвин.
– Прошу вас, пожалуйста, умоляю! Возьмите меня в Константинополь!
– Мисс, но как я могу? А что скажут ваши родители?
– Я батюшке все объяснила, он не смеет меня удерживать. Я везу выкуп. Я должна освободить Петрушу! Должна, иначе… Иначе мне не жить!
* * *
Английский фрегат «Утренняя звезда» вторую неделю находился в гавани Керчи. Это был линейный военный корабль, сопровождавший торговые суда Левантийской компании с целью отражать нападения пиратов Средиземноморья. В Константинополе капитан «Утренней звезды» получил распоряжение короля доставить из Керчи английского дипломата для выполнения некоей секретной миссии. Капитан не знал даже имени этого дипломата. Ему было дано указание стоять на рейде, и каждый день с двенадцати до четырех часов пополудни по Гринвичскому времени отправлять к пристани шлюпку с английским флагом. В лодке должен находиться офицер, знающий секретный пароль.
Девять дней шлюпка возвращалась без пассажира. Лишь на десятый день, когда дежуривший офицер собирался уже отдать матросам команду «весла на воду», он вдруг заметил пожилого джентльмена в парике и камзоле английского покроя, а с ним молодую барышню. Джентльмен подошел к лодке и произнес по-английски:
– Совсем не знак бездушья молчаливость.
– Гремит лишь то, что пусто изнутри4, – ответил офицер. – Давно ждем вас.
– О, эти русские дороги! – посетовал Ирвин и, помогая Анастасии забраться в лодку, пояснил: – леди со мной.
– Весла на воду! – скомандовал, наконец, офицер скучающим матросам.
Шлюпка причалила к кораблю, пассажиры по трапу поднялись на борт, где их встретил капитан.
– Майкл! – раскинув руки, удивленно воскликнул Ирвин.
– Отец!
Капитан фрегата и дипломат обнялись, радуясь такой неожиданной встрече.
– Удивительная вещь – Судьба. Рад, очень рад!
– Я тоже очень рад, отец. А кто эта молодая леди?
– Это невеста капитана Питера. Того юноши, что квартировал у нас пару лет назад.
– Невеста Пита? А где же он сам?
– С ним случилось несчастье. Его арестовали в Константинополе.
– Бог мой! За что?
– Говорят, он хотел расплатиться фальшивыми монетами. Ему наверняка их подложили. Мисс Анастасия хочет выкупить его на свободу.
– В таком случае, мы должны помочь ей.
– Да, я постараюсь добиться аудиенции с великим визирем и замолвлю слово за капитана Пита.
Глава 6
Петруша остановился.
– Куда вы меня ведете? Мой корабль не здесь!
Но старший янычар вынул из ножен шамшир, а трое других угрожающе подняли вверх топоры. С галеры на причал был перекинут трап, конвоиры подвели к нему Петрушу и, подталкивая в спину древками топоров, заставили подняться на борт. Там их встретили несколько турок. Они разглядывали Петрушу, одобрительно кивали головами и шумно разговаривали на своем языке. Старший из турок что-то сказал янычарам, и один из них разрезал веревку, которой были связаны Петрушины руки.
– Зачем вы меня сюда привели? Это не мой корабль! Вы должны отвести меня на «Крепость»!
Петруша повернулся к трапу, чтобы сойти с палубы, но янычары преградили ему путь топорами. Тогда он размахнулся и ударил в челюсть старшего янычара. Тот не удержался на ногах, перевалился через фальшборт и упал в воду в просвет между галерой и пристанью. Двое янычар поспешили ему на помощь, а Петруша почувствовал, как сзади что-то просвистело и резко обожгло его спину. Обернувшись, он понял, что один из турок ударил его плетью. Едва Петруша замахнулся на обидчика кулаком, как плеть хлестнула его наискось по лицу. В глазах стало красно, кровь потекла со лба. Следующий удар плетью пришелся по груди, разорвав при этом рубаху. Четверо турок заломили ему за спину руки и затолкали в трюм.
В трюме было тесно и душно. Стоял зловонный запах нечистот, немытых тел и пота. Двести с лишним пленников томились тут как сельди в бочке, кто в кандалах, кто прикованный цепью за ногу к шпангоуту. Тихий гомон голосов на время прекратился, рабы оглядели своего нового товарища. Один из турок, приведших Петрушу, надел на его ноги железные оковы и запер их. Турки удалились.
Гомон в трюме возобновился. К Петруше обращались с вопросами на разных языках, услышал он и русскую речь.
– Ты кто? – спросил его человек, обритый наголо, но с небольшим клоком волос на темени. – И как попал сюда?
– Я Петр Авдеев, помощник капитана фрегата «Крепость». По навету в тюрьме оказался. А ты кто?
– Донской казак я. Степан Стольчин. Четвертый год уже на каторге. В полон попал при взятии Азова. Упредив штурм, наш атаман решил устроить ночную вылазку, да неудачно вышло… Силы были неравные.
– А что у тебя с ухом? – Петруша заметил, что у Степана отсечено левое ухо. – В бою?
– Нет, бежать с каторги пытался. За побег басурмане одно ухо отрезают. За вторую попытку – другое, а за третью нос. А потом и целиком голову.
В трюм спустился цирюльник и обрил налысо голову Петруше.
– Это у них такие знаки отличия, – пояснил Степан. – Преступников бреют наголо, пленным чуб оставляют, а вольникам разрешают усы носить.
– Неужто кто-то по доброй воле сюда попадает?
– Всяко бывает. Нищие, да сирые, кому деваться некуда. Или от закона кто прячется.
– Тут, смотрю, с усами-то и нет никого.
– Есть немного. Их в другом трюме содержат.
Наверху в это время началась суета. С палубы стали доноситься звуки свистков, топот ног, скрип снастей.
– Видать, в море басурманы засобирались, – проворчал Степан. – Сейчас на работу погонят.
И впрямь, щелкая плетьми, в трюм спустились турки-аргузины и ударами по спинам принялись поднимать рабов. Они снимали оковы, которыми пленники были прикованы к шпангоутам, но сковывали им ноги, чтоб невозможно было сделать широкий шаг. Упираясь в спины ятаганами, аргузины направляли рабов на выход из трюма, а подручные подгоняли их ударами плеток. На палубе комит, держа в правой руке обнаженную саблю, а в левой плеть, указывал место на банке, куда сажать того или иного гребца.
На каждую банку комит рассаживал по два гребца, его помощник тут же приковывал их цепью к веслу и банке. Петрушино место оказалось возле борта. Рядом с ним, у прохода, сидел рослый, исхудавший, но очень мускулистый человек. Судя по тому, что на лице его были усы, Петруша догадался, что это вольнонаемный. Ноги его, как у всех гребцов, были скованы, однако в отличие от других к веслу и банке он прикован не был.
– What the hell brought me to this galley5, – проворчал усатый сосед.
– Ты англичанин? – спросил его Петруша по-английски.
– Да.
– А звать тебя как?
– Вильям.
– Я – Петр, Пит, по-вашему. А как ты оказался здесь?
– По пьяни. Мы шли на пакетботе из Ливерпуля в Касабланку. В Лиссабоне сделали стоянку, такелаж поправить, пресной воды набрать и все такое. С двумя моими друзьями зашли мы в таверну. Там один турок, очень любезный, богато одетый, угощал нас вином. Похоже, в вино он что-то, подсыпал. Очнулись мы уже на этой галере. Нам показали бумагу – контракт, который мы якобы подписали. Оказалось, что мы нанялись сюда на десять лет. Два года прошло, но еще восемь осталось. Оба мои друга уже лежат на дне морском. Тут с пленниками поступают просто: плохо работаешь – сперва плетью секут, а потом голову с плеч и за борт.
На берегу к причалу восемь невольников поднесли богатые носилки. Откинув полог, оттуда вышли мужчина и женщина, по трапу они взошли на борт галеры. За ними следовали несколько невольниц и трое слуг, которые несли поклажу. Мужчина и женщина поднялись на кормовую надстройку. Там, на верхней площадке, защищенной от солнца и дождя матерчатым тентом с бахромой, стоял капитан и рядом с ним три офицера. Они с почтением приветствовали прибывших.
Петруша узнал поднявшегося на борт мужчину – это был кадий, вынесший ему на суде смертный приговор.
– Кадий Юсуф с супругой, – пояснил Вильям. – Хозяин этой посудины. Видать собрались на морскую прогулочку.
Тем временем с берега убрали трап, несколько человек на причале толкнули галеру шестами, а шестивесельная шлюпка за привязанный к шпирону галеры фал развернула ее носом к выходу из залива. Свисток комита возвестил о начале движения. Аргузины прошлись по куршее – настилу между банок – и рукоятками плеток понукали гребцов взяться за весла, податься вперед и приготовиться грести…
Покинув Золотой Рог, галера взяла курс на запад и двигалась в видимости берега. Погода стояла солнечная и почти безветренная, море спокойное. Звук барабана задавал ритм гребли, комит и его помощники прохаживались по куршее от кормы к носу и обратно, следили за работой гребцов. До самой темноты гребля продолжалась без отдыха. Когда наступила ночь, вдали показались огни города. Капитан направил судно к берегу и, не доходя кабельтова, велел остановиться. Комит приказал гребцам выбрать весла, матросы на кабестане опустили якоря.
Гребцов оставили спать на своих рабочих местах. С рассветом их растолкали. Комит орал и щелкал плетью, отдавая команды то грести, то табанить, выполняя маневры. Галера зашла в порт и стала у причала. Рабов отковали от весел и загнали в трюмы.
Двое суток судно стояло в порту, на третьи по свистку комита рабов снова усадили за весла.
Глава 7
Каторжное существование в качестве раба на галере, пожалуй, самая ужасная, тяжелая и безрадостная страница жизни Петруши. Изнурительный многочасовой безостановочный труд, скудный паек из нескольких сухарей и глотка жидкой похлебки, побои, редкие часы отдыха сидя на банке или в тесном вонючем трюме и непрестанные думы о побеге. Его сердце рвалось на родину, где остались батюшка с матушкой, братья и сестры, а главное – Анастасия. Его Настасьюшка. О ней грустил он и денно, и нощно.
Он потерял счет дням, ему казалось, что прошли уже годы, хотя на самом деле шел всего лишь третий месяц его пребывания в рабстве. Комит и аргузины нещадно секли плетью гребцов, которые пытались переговариваться друг с другом. Тем не менее, Петруше удавалось перекинуться словцом то с Вильямом во время гребли, то со Степаном, когда на длительной стоянке всех рабов загоняли в трюмы.
– Можно ли, все-таки, удрать отсюда? – задавал он вопрос себе и своим товарищам.
Вильям лишь пожимал плечами:
– Если представится счастливый случай…
А Степан трогал изуродованное ухо:
– Спроста не получится. Нужен хороший план.
Галера кадия Юсуфа направлялась в Алжир, где после кончины дея Баба Хасана предстояли выборы нового дея. Юсуф имел поручение султана тайно оказать влияние на исход выборов, дабы деем стал нужный ему человек. Кадий спешил и требовал от капитана, не жалея рабов, мчаться в Алжир как птица. Когда до Алжира оставалось не больше двух дней пути, на судне буквально до капли закончилась пресная вода, поскольку погода последнюю неделю стояла изнурительно жаркая. Юсуф велел сделать остановку в Беджае для восполнения запасов.