А бабушка, порой, из рук иглу
Не выпускала ноченькой бессонной,
Чтобы могла пойти на танцы в клуб
Я в платье новомодного фасона.
Работала, не покладая рук,
В колхозном поле и в посёлках где-то,
Чтоб я не хуже всех своих подруг
Была всегда обута и одета.
Я думала, что будет так всегда,
Что бабушка моя со мной навечно.
Но вот внезапно в дом пришла беда.
Случился ночью приступ с ней сердечный.
Она же накануне-то всю ночь
Мне платье шила к выпускному балу.
Я не смогла ей вовремя помочь:
Я на балу с друзьями танцевала.
А утром в дом вхожу – лежит она
В поту холодном, учащённо дышит,
Глаза закрыты, мертвенно бледна.
Трясу, кричу, зову, – она не слышит.
Но лишь на краткий миг очнулась вдруг –
Какая-то в ней пробудилась сила,
Она, моих не выпуская рук,
В ладонь мне что-то левую вложила.
Глаза закрыла вновь. И даже двух
Минуток не прошло, – она зевнула
Подряд три раза, испустивши дух,
А я подумала: она уснула.
Я не успела ей сказать: «Прости!»
Сказать: «Люблю!» я тоже не успела.
Я левой не могла разжать горсти
И рядом всё сидела и сидела.
Когда ж раскрыла, наконец, ладонь,
Там – ничего, она совсем пустая.
На миг в ней вспыхнул будто бы огонь,
Да и погас, руки не обжигая.
Оторопев, на бабушку гляжу –
Всё так же неподвижна мама Варя.
И тут взяла меня такая жуть,
Я поняла: она же неживая!
Тогда я, под собой не чуя ног,
Бегу к соседке, тётушке Наталье,
Крича на всё село… Все, кто чем мог,
Сельчане помогли. Земле предали,
Похоронили, хоть и скромно пусть,
Но сделали так, как она просила:
Отпели в церкви, чтоб сорокоуст,
Крест – деревянный чтобы! – на могилу.
И поминали, дружно, всем селом,
Слов много добрых, тёплых говорили.
А разошлись – и опустел наш дом,
И холодно в нём стало, как в могиле.
О переезде в город не могла
Я и подумать: мне мешало что-то.
И вот в Продмаге на краю села
Устроилась на лёгкую работу.
Конечно, я не скрою, лучше мне б
Поехать в город продолжать учиться,
Но чтобы зарабатывать на хлеб,
Его я продавала. Продавщица!
Никто не ведал, грезила о чём,
О чём мечтала, за прилавком стоя,
Девчушка, что хотела быть врачом,
Призванье в жизни у неё какое?
Молилась по утрам и вечерам,
Как в детстве мама Варя приучила,
По праздникам большим ходила в храм
И плакала без видимой причины.
Но эти слёзы были далеки
От слёз глубокой скорби и печали,
От прежних слёз безудержной тоски,
Они мне очищали, облегчали
И обновляли душу…
Как-то раз
(Со смерти бабушки прошло полгода)
Уже и не припомню я сейчас,
Что в левом верхнем ящике комода
Мне было нужно, что же там искать
Среди вещей бабулиных полезла,
На самом дне я там нашла тетрадь,
А в ней – какие, при каких болезнях
Читать молитвы, трав каких настой
Или отвары при каких недугах –
Прописано бабулиной рукой.
А я всё время не могла не думать,
И не жалеть, что не успела мне,
Как обещала, передать секреты
Свои она. И вот – тетрадь, а в ней –
Все записи её, в тетради этой!
И стала я не просто их читать,
А изучать, как в школе, «на пятёрки»!
Я заучила, выучив тетрадь
Всю наизусть, от корки и до корки.
Теперь и я людей смогу лечить,
Как прежде бабушка моя Варвара!
Но мысль одна тревожная в ночи
Мне всё же спать спокойно не давала:
Ну, например, придёт ко мне больной.
Как буду я ему диагноз ставить?
Ни книжки медицинской ни одной,
Ни опыта. Бабулечка, она ведь
Каким-то сверхъестественным чутьём,
Каким-то даром Божьим обладала,
И практики огромнейший объём
Был у неё. В библиотеку стала
В посёлок ездить я по выходным,
Всё лучше, всё яснее сознавая:
Мне медицины знания нужны,
Коль лекарем хочу, как мама Варя,
Я стать. И к полкам медицинских книг
Бросалась я, как жаждущий – к колодцу,
Голодный – к хлебу. Знания из них
Я жадно, бессистемно, как придётся,
Глотая, впитывала.
Как-то раз
Зашла ко мне домой моя подружка, –
Мы в школе с ней в один ходили класс
И жили рядом, – Ветрова Танюшка.
Успели чаю мы попить едва,
Танюшка – в крик от нестерпимой боли:
Ужасно разболелась голова,
Она ещё страдала этим в школе.
И с каждым годом боли всё сильней,
И приступы из года в год всё чаще.
Я растерялась: что мне делать с ней,
Так душераздирающе кричащей?
Укладываю на свою кровать,
Под голову кладу свою подушку,
И тут, мгновенно, руку мою – хвать!
Себе на лоб – ладонь мою Танюшка.
А я тем временем свою тетрадь,
Как будто бы на внутреннем экране,
Увидела и начала читать
Над быстро успокоившейся Таней
Молитвы тихо, нежно, и она
Затихла, засопела, засыпая,
А я сидела рядом, как струна
Натянутая, нервная, прямая.
Танюша и свежа, и весела
Проснулась и меня расцеловала
И убежала. Я же поняла:
Ну, вот оно, «Лиха беда – Начало!»
Однако на душе покоя нет, –
Сомненья, неуверенность, тревога…
Не помню, как заснула. Вижу свет
И Старца в доме около порога.
«Дитя моё, ты просто молодец.
Всё у тебя прекрасно получилось».
Спросила: «Как зовут тебя, отец?»
Ответил: «Называй меня Учитель.
Отныне рядом буду я всегда,
И днём и ночью, в праздники и в будни.
Ты в мыслях призывай меня, когда
Лечить молитвою кого-то будешь.
Но только никому не говори,
Знать посторонним обо мне не надо.
Скажи своей подруге: три зари
К тебе пусть ходит. Посторонним взглядам
Невидим я. С тобой же будем мы
Друг друга понимать легко и быстро.
Не речи звук, – пусть будет только мысль
Из сердца в сердце огненною искрой».
А утром, я под впечатленьем сна
Ещё была, приходит вновь Татьяна,
И я ей говорю: «Ко мне должна
Три раза ты прийти на зорьке рано».
Танюша поняла без лишних слов:
Теперь надежда есть на исцеленье,
Ведь ни один ещё из докторов
Не обеспечил должного леченья.
И мама Варя не смогла помочь
Ничем тогда, лишь боли облегчала.
Опять в сомненьях провела всю ночь.
А на заре: «Лиха беда, – Начало!» –
Уж Ветрова летит к моей избе
Подобно летнему шальному ветру
И говорит: «Ты знаешь, я тебе,
Как в детстве нашем, безгранично верю».
Тогда сомненьям я сказать смогла
Решительно и твёрдо: «Замолчите!»
Глаза закрыла и произнесла:
«Зову тебя, приди ко мне, Учитель!»
И он мгновенно в комнате возник,
Уж не во сне, а в безусловной яви,
И, как фонариком, он в тот же миг
Луч света Тане в голову направил:
«Здесь опухоль видна, сюда взгляни.
Я сделаю всё сам. Ты лишь к иконам
Лицом свою подругу поверни
И «Отче Наш» начни читать спокойно.
А руку ты свою над головой
Её держи, не так, чуть-чуть повыше,
Она же, не волнуйся, ничего
Не чувствует, не видит и не слышит».
И я зажгла церковную свечу,
Господнюю молитву начиная…
Подробности леченья? Умолчу.
Я никому о них, моя родная,
Рассказывать не в праве, ведь не я
Врачом была. Так вот, с того момента
Я поняла: идёт через меня
Поток целебный. Только инструментом
Немым в руках Учителя была,
Ничем иным,– не много и не мало.
А Танька всё сидела у стола
И ровно ничего не ощущала.
И вот сказал Учитель, наконец:
«Ей новую назначь на завтра встречу.
Дитя моё, ты просто молодец!
Ну, а сейчас – вдвоём бегом – на речку!
С молитвами три раза с головой
В проточную вы окунитесь воду.
Мы завтра вновь увидимся с тобой»…
А через месяц уж ко мне народу
Полным полно, почти что всё село
(Ведь кто у нас сегодня без недуга?)
Так вот, народу столько притекло, –
Старалась исцелённая подруга.
Весть о моих способностях она
От одного к другому разносила,
И слух пошёл, что мне передана
От бабушки целительная сила.
И вот, на сколько мне хватало сил
И времени, старалась всем помочь я
Односельчанам, тем, кто приходил
Средь бела дня, нередко – среди ночи.
Я и при солнышке, и при луне
Была всегда всем приходящим рада.
Всех, кто пришёл за помощью ко мне,
Лечила я, не требуя награды.
Довольно было мне людских сердец
Любви и благодарности спонтанной.
«Дитя моё, ты просто молодец!» –
Мне говорил Учитель постоянно.
Однажды мне соседи привели
Свою сноху, москвичку, что гостила
У них с сынишкой. Ей же не могли
Ничем помочь московские светила
Науки медицинской, А она
Двенадцать лет страдала псориазом.
Сказал Учитель, что она должна
(Болезнь такая не проходит сразу)
На зорьке три недели приходить
Без опозданий, дня не пропуская,
Самой молиться Богу и простить
Обиды все, большая бы какая
Обида ни была нанесена, –
Простить, забыть и к ней не возвращаться.
Всё в точности исполнила она.
Мы каждый день ходили с ней купаться
На речку после утренних молитв
И солнце восходящее встречали
В тот миг, когда свободных вод разлив
Уносит и болезни, и печали.
Истёк леченья трёхнедельный срок,
И вот уж бывшая моя больная,
В последний раз ступив на мой порог,
Не просто слепо веря, – твёрдо зная:
Болезнь к ней не вернётся никогда,
Сказала: «Я твой метод оценила:
Молитвы, всепрощенье и вода –
В них скрыта чудодейственная сила.
Мне рассказали о твоей судьбе:
Не знала ты ни папу и ни маму.
Я в благодарность, милая, тебе
В Москве устрою средь подруг рекламу.
Но никого бесплатно не лечи.
Ты зарабатывать имеешь право.
Тебя поймут прекрасно москвичи:
Ты тратишь время, собираешь травы…»
И, быстро отклоняя мой протест:
«Смущаться и стесняться не должна ты,
У москвичей проблем с деньгами нет.
Известно всем: они – народ богатый».
Я не сказала ничего в ответ,
Подумав: «Заработаю немножко,
Ведь в этом ничего плохого нет»,
А душу заскребли сомнений кошки.
И вот, прошло совсем немного дней, –
Стучится в дом ещё одна москвичка.
Ох, платье, как на вешалке не ней,
Сухая и худая, словно спичка.
Фигура – словно плоская доска,
Прилизаны, примяты волосёнки,
В глазах – невыразимая тоска,
Немой вопрос смущённого ребёнка.
Она сказала: «Я уж целый год
Страдаю несварением желудка.
Что ни поем, – меня тотчас же рвёт
Порой до крови, часто – с болью жуткой.
Но не находят ничего врачи:
Ни язвы, ни гастрита, ни колита.
Анализы хорошие. Лечить,
Мол, нечего, а то, что он болит-то,
Желудок мой, да им и дела нет!
В каких я только ни была больницах!
Вчера подруга мне дала совет:
За помощью к Вам, Валя, обратиться.
Ах, это будет чудо из чудес!
Но в чудеса я, кстати, с детства верю,
И я – в аэропорт, и вот я здесь…» –
«Вы заходите, что стоять у двери?»
Учитель появился, как всегда,
На мой призыв и указал причину
Её заболеванья: вся беда
Была лишь в том, что сын её, мужчина
Довольно взрослый, в жёны взял не ту,
Что прочила ему она, – другую,
С ребёнком. Несмотря на доброту,
Она их невзлюбила. «Ты такую
Сейчас поставь задачу перед ней:
Как дочь родную, как родного внука
Ей надо их принять, не то сильней,
Ещё невыносимей будет мука».
Я всё подробно ей передала,
Сказав, что это будет лишь начало
Леченья, и, вскочив из-за стола,
«Как знать ты можешь?! – женщина вскричала, –
Ведь никому не говорила я,
Всегда была хорошею свекровью,
Но только внешне, злобу затая,
А сердце в тайне обливалось кровью.
Я догадалась: ты к тому ж пророк,
Все тайные пути тебе открыты.
Я верю, свято верю: будет прок
От твоего леченья. Говори ты
Скорей, что делать мне, с чего начать?
Я всё исполню точно, скрупулёзно!»
Продлился так у нас ещё на час
Серьёзный разговор признаний слёзных.
Передавала то, что говорил
Учитель мой, но для неё незримый.
Мы говорить могли бы до зари,
И всё же попрощались до зари мы.
«Да, я пойду, пожалуй. Отдохнуть
С дороги дальней следует немножко».
Но лишь едва рассвет забрезжил чуть,
Она уже стучит в моё окошко.
И говорит взволнованно: «Всю ночь
В постели, не смыкая глаз, лежала.
И оказалось, что сноху как дочь
Огромного труда не составляло
Мне сердцем и сознанием принять.
Она своих-то рано потеряла