Обоих сразу, и отца, и мать…
Ведь грубого мне слова не сказала,
Но, чувствуя всю ненависть мою,
Ни разу не пожаловалась сыну,
Разлада чтобы не вносить в семью.
Я мамой настоящей не премину
Ей стать теперь, ведь не её вина
В том, что другую я хотела в снохи.
Она же и красива, и умна,
С ней сын мой счастлив. Я сначала, снова,
С нуля теперь всю жизнь свою начну.
И малышу я бабушкой хорошей
Намереваюсь быть. Свою вину
Хочу скорей загладить и о прошлом
Не вспоминать…» Под этот монолог
Мы начали уже своё леченье
С Учителем. Он указать мне смог,
Где у неё проблема, как и чем я
Могу помочь. И, как всегда, простой
Был метод наш: молитва покаянья,
Покой и сон, целебных трав настой
И в речке нашей ранние купанья.
И на исходе первого же дня
Приходит снова пациентка наша
И радостно благодарит меня:
Поела хорошо и суп, и кашу.
Когда ж пора настала уезжать
В конце леченья через три недели,
Поправилась на килограммов пять,
И щёки у неё порозовели.
Зелёных глаз весёлый и живой
Взгляд озорной задорного мальчишки.
Кудрявою тряхнула головой
С короткой современной модной стрижкой:
«Благодарю!» – Увесистый конверт
Вручила и меня поцеловала:
«Другой такой во всей России нет!
Друзьям в Москве скажу: ты лучший, Валя,
Целитель, лекарь, настоящий врач!
От Бога у тебя такая сила.
За труд свой не стесняйся деньги брать,
Вознагражденье честно заслужила».
Когда осталась в доме я одна,
Конверт свой распечатав, задрожала:
Такая сумма мне была дана!
Таких я денег в жизни не держала!
А тут на днях понравилось мне так,
Что глаз была не в силах оторвать я:
Совсем недавно привезли в Сельмаг
Из крепдешина розовое платье.
Купить его немедленно должна! –
Надену и перед Ильёй пройдусь я.
В него была я с детства влюблена.
Он только что из Армии вернулся.
И туфли на высоких каблуках
Купила к платью этому в придачу.
Теперь в моих он будет женихах,
А я – его невеста, не иначе!
Но мысль одна печалила меня:
Все украшения мои – простые
И не подходят к платью. Поменять
Мне срочно надо их на золотые.
Поехала я в город. Но – увы! –
Оставшихся мне денег было мало.
И всё не выходил из головы
Запавший в душу перстень с камнем алым.
И полетели, закружились дни
Приёма пациентов, их леченья.
Все москвичи приезжие, они
Платили деньги мне без промедленья.
А ночевать у жителей села
Они просились. Быстрыми шагами
Из дома в дом тогда молва пошла,
Что за леченье я беру деньгами.
Уже ходила я на каблуках,
Уже наряды каждый день меняла,
И золото на шее, и в ушах,
И на руках обеих засияло,
Красивей всех себя считала я,
Не продавец – целительницы званье
Уже давно носила, но Илья,
Он на меня не обращал вниманья.
Влюбился в одноклассницу мою,
Её дразнили в школе «Галя-краля».
Он быстро с ней решил создать семью.
И свадьбу поздней осенью сыграли.
На свадьбе той гуляло полсела.
И мне, конечно, приглашенье было.
Я не пошла. Я меры приняла.
В тот вечер я в себе Любовь убила.
А способ мной записан был давно
(На всякий случай, – всё хранить полезно):
До красноты в огне раскалено
И в воду брошено потом железо
Холодную должно мгновенно быть…
Стакан с водой шипел – Везувий точно!
Я прошептала заклинанье. – Пить
Теперь всю воду надо по глоточку.
А в горле – ком, огромный горький ком
От слёз обиды, боли, униженья.
Но с каждым новым маленьким глотком
Я чувствую свободы приближенье.
И вот водичка выпита до дна.
Как пусто и легко на сердце стало!
Я больше ни в кого не влюблена!
А с сердцем что? Да ведь оно из стали
Как будто! Вот как! И на нём – броня,
Надёжная и верная защита.
Любовь! Ты больше не зови меня!
И встреч со мною больше не ищи ты!
С тобой я распростилась навсегда!
С моей уже перемешалась кровью
Та колдовская горькая вода.
И никогда уже своей любовью
Никто, вы слышите? – никто, нигде
И даже не зовите, не кричите,
Никто из жалких немощных людей
Меня не увлечёт!.. И лишь Учитель
Мне интересен… Но три дня назад, –
Мы пациента нового встречали, –
Я на себе поймала долгий взгляд,
Взор, полный боли, жалости, печали.
И стали кратковременны, малы
Его визиты, с каждым днём – всё реже,
И я давно привычной похвалы
Из уст его не получала… Где же
Учитель мой, мой самый близкий друг?
Приди! Отец! Учитель! Где ты? Где ты?
И на стене образовался круг,
Огромный круг сияющего света.
В нём во весь рост стоял Учитель мой.
Свет завращался, как в большой воронке.
«Прощай, дитя моё!» – взмахнул рукой
И как в туннель ушёл. Лишь лучик тонкий
Остался ненадолго на стене,
Как луч ушедшего за море солнца.
Я всё сидела: так хотелось мне
Надеяться, что он ещё вернётся.
А утром уж стоит передо мной
И смотрит на меня с такой надеждой
Приезжий мой больной очередной,
Что мне опять поверилось: как прежде
Довольно трёх моих привычных слов,
И будем, как всегда, его лечить мы.
Но только не являлся на мой зов,
Не шёл, не возвращался мой Учитель.
Я растерялась. Отказаться мне б!
Не принимать? Всех отправлять обратно?
Вновь за прилавок: «Покупайте хлеб!?» –
Лишь мысль о том была мне неприятна.
И я больного провела в избу.
Уже не зная, так ли иль не так ли,
Я начала леченье наобум.
Дала ему настойку трав и капли.
Я до сих пор причину не пойму,
Он мне сказал: «Как хорошо ты лечишь!» –
На третий день больному моему,
Должно быть, от молитвы, стало легче.
И я приободрилась: «По плечу
Теперь мне всё. Накоплен славный опыт.
Вот я уже одна, сама лечу», –
Себе твердила, заглушая шёпот
Больной смертельно совести своей, –
«К тому ж мне вовсе некого бояться:
Не вылечу кого из москвичей,
Они ж не пожелают возвращаться.
А вот односельчане, земляки
Давно дорожку проторили в город,
Пусть экономят люди медяки,
Им непонятен метод мой и дорог».
Так чередою проплывали дни,
Лечебные сеансы продолжались.
Я знала: бесполезные они.
Не помню, чтобы состраданье, жалость
Душой овладевали. Холодна
Была душа моя, как та водица
В стакане, мною выпитом до дна,
Что помогла железу охладиться.
Но вот однажды мне пришло письмо.
В нём значилось без лишних слов упрёка,
Что пациент такой-то бывший мой
Покинул землю бренную до срока.
Тут я, конечно, не спала всю ночь:
Кошмары снились…
Только утром рано
Стучит в окно и просит ей помочь, –
Пришла больная бабушка Ульяна.
Переминаясь на ногу с ноги:
«Деньгами-то я нынче не богата.
Ты мне по старой дружбе помоги,
Дружили с бабой Варей мы когда-то.
Ты знаешь, я давно уже больна.
Терпела столько, сколько было силы.
И ноги ломят, и болит спина,
Но боли до того невыносимы
Сегодня где-то спереди, в груди,
Что еле до тебя доковыляла.
Ты будь добра, хотя бы погляди,
Авось, поможешь бабке…» Я молчала.
Раскаяние позднее пришло.
И тут вздыхает бабушка Ульяна,
Так горестно вздыхает, тяжело
И вынимает рубль из кармана:
«Вот всё, что есть, покамест, у меня.
Я доплачу тебе потом, Валюша.
До пенсии всего четыре дня.
Меня ты знаешь: слова не нарушу».
И я зажгла церковную свечу,
Привычную молитву начиная,
Хоть сознавала: наобум лечу,
Реального диагноза не зная.
Я за одной другую все подряд
Молитвы долго наизусть читала,
И вижу: щёки у неё горят,
И чувствую: она сидеть устала.
Тогда я ей дала настой травы,
Сказала, чтоб пила по полстакана
Три раза в сутки до еды. Увы!
Скончалась ночью бабушка Ульяна.
Никто не видел, что ко мне она
Лечиться на рассвете приходила,
Но я-то знала: в том моя вина,
Ей не ко мне, – в больницу надо было.
И я решила: больше никого
И ни за что лечить уже не буду.
Но только не учла я одного:
Что говорить страдающему люду?
Приехавшим ко мне издалека
Как объяснить такую перемену?
Народ подумал: не иначе как
Я за леченье набиваю цену.
И доставали люди кошельки.
Мне помнятся трясущиеся руки:
Несчастные больные старики,
И девушки, и древние старухи,
Мужчины, женщины в расцвете лет…
Печальные, болезненные лица…
Как сделать так, чтобы простыл и след?–
Мне в город надо переехать, скрыться!
Конечно, я село своё люблю,
Здесь жизнь моя, все радости и беды,
Ещё немного денег накоплю,
И я уеду, Господи, уеду!
И снова дни за днями потекли:
Дожди, снега, морозы и туманы…
Рекой неиссякаемой рубли
Текли в мои бездонные карманы.
Мне приходили письма иногда
С известием о смерти пациента,
Я искренне печалилась тогда,
Но это были краткие моменты.
А в основном всё было хорошо.
Уж к личному я счастью не стремилась.
А у Ильи с Галиной сыну шёл
Четвёртый месяц, – славный мальчик, милый.
Его хотелось подержать в руках,
Поцеловать, понянчить. Только Гала,
Как будто ощутив внезапный страх,
Меня, едва завидев, избегала,
Как, впрочем, и другие, встреч со мной,
Стремясь держаться от меня «подале».
Догадывалась: за моей спиной
Меня сельчане наши осуждали.
Но безразличны сплетни были мне,
Они меня ничуть не раздражали.
Уж цель была близка. На самом дне
Комода в левом ящике лежали
Те денежки, та сумма, что нужна
Мне на покупку дома городского.
Такая баснословная цена!
Я завтра заплатить её готова.
Ещё немного денег соберу,
Чтоб в новом доме – всё, как я мечтала:
Чтоб в комнаты – по мягкому ковру,
В серванте бы – хрустальные бокалы.
Какие феерические сны
Мне виделись той зимней снежной ночью!
Не сразу стали крики мне слышны
И стук в окно: стучала что есть мочи
Ко мне Галина с сыном на руках.
Ребёнок плакал, не переставая.
Открыла дверь. – Она вбежала: «Ах!
Он умирает! Помоги мне, Валя!»
Я в ужасе: «Вези его к врачу!» –
«Я не успею: дальняя дорога!» –
«Да я давно, как надо, не лечу!» –
«Ну, помоги! Ты можешь! Ради Бога!» –
«Да я давно свой потеряла дар,
Тебе я первой признаюсь, Галина!» –
«Ах, у него, – потрогай, – страшный жар!» –
И подаёт мне плачущего сына.
Но мальчик начинает так кричать,
Едва к нему протягиваю руки,
Что снова обезумевшая мать
Его хватает: «Ты сильна в науке
Врачебной… Результаты налицо…» –
«В больницу, в сельсовете есть машина…»
Снимает обручальное кольцо:
«Возьми, вот плата за спасенье сына».
А у ребёнка уж не крик, а стон,
На лобик выступают капли пота.
И стал каким-то сонным, вялым он,
И началась протяжная зевота.
И я зажгла церковную свечу,
Господнюю молитву начиная…
На что надеюсь я? Чего хочу?
Ах, если бы сейчас, не вспоминая
Грехов моих, пришёл на зов ко мне
Учитель мой! Учитель! Где ты? Где ты?
И тут образовался на стене
Огромный круг сияющего света.
В нём, будто бы на облаке, парил
Учитель мой. – Я вся затрепетала.
Он что-то объясняя, говорил,
Он говорил, но я не понимала.
Он снова стал невидим для меня,
Лишь на стене остался лучик нежный.
И я, себя ругая и кляня
Внутри, была почти спокойна внешне.
Я продолжала медленно читать,
Едва закончу и начну сначала,
А слева от меня сидела мать
И сына к сердцу крепко прижимала.
«Заснул сыночек. Правда? Посмотри.
Затих совсем. Читай теперь потише».
Вдруг в комнате раздался страшный крик:
«Да он не дышит, Господи! Не дышит!»
Трясёт его: «Проснись же, мальчик мой!
Тебя своим я криком испугала?
Ну, хочешь, мы пойдём сейчас домой?
Открой же глазки, милый!» – «Гала, Гала! –
Стакан воды ей наливаю я:
«На, выпей, успокойся, всё напрасно…» –
«Ах, Валька, подколодная змея!
Ты виновата, знаю я прекрасно –
Разрушить хочешь так мою семью?
Что зыркаешь? Ты думаешь, не знала?
Да ты ж, как кошка, влюблена в Илью.
Ты Коленьке отходную читала!»
И крик, истошный крик на всю избу:
«Скотина! Тварь! Нет, хуже, хуже твари!