Я сидел в канцелярии своей роты и предупредил дежурного вызвать ко мне Кучумова, как только он появится. Плана у меня не было и идей тоже не было.
Дверь канцелярии распахнулась в нее без стука вошел Кучумов и обратился ко мне:
– Что надо?
Меня не удивила такая наглость, что-то в таком духе я ожидал.
– Я вызвал, тебя солдат для того чтобы сказать, что ты чмо. Для того чтобы в глаза объявить тебе что ты трус и последняя шестёрка в батальоне. – ели сдерживая ярость спокойно произнес я.
– Что ты сказал, гандон? – прошипел от неожиданности Кучумов.
– Повторю. Ты стукач особиста полка, чмо и шестерка.
– Стукач кого?
– Особиста.
– Кто это такой? – недоумевая произнес Кучумов.
– Вот, вижу хорошую подготовку КГБ. Я знаю, они там своих стукачей готовят к таким разговорам.
– Что ты несешь, старлей? Ты че о..л? – уже громко произнес Кучумов.
– Я тоже сейчас начну орать и весь батальон узнает кто ты.
– Я не понял. Поясни предъяву. – уже более спокойно и гораздо тише произнес Кучумов.
– Дверь плотно прикрой.
Кучумов послушно прикрыл дверь.
– Поясняю. Ты нагло на глазах офицера продаешь солярку. Смело пьешь водку. Очень нагло, с вызовом, на «ты» смеешь обращаться ко мне. Почему? Кто из батальона может себе это позволить? Никто. Только ты. Почему? А потому что тебя опекает особист. Только под их опекой можно такое себе позволить.
– Это все х..ня, то что ты говоришь. Мне все пох…
– Возможно. Но, ты мне объявил войну. Я не хотел принимать вызов, но другого выбора у меня нет. Ты решил подрывать мой авторитет, а я буду уничтожать твой авторитет. Это война. Посмотрим кто победит.
– Я твой рот…… – Кучумов разразившись матерной тирадой покинул канцелярию.
Полный крах. Я остался с очень тяжелыми мыслями.
Это беспредел! И ничего сделать не могу. Так оставлять нельзя. Надо срочно с этим Кучумовым разбираться. Но как? Выход только один.
Я взял лежавший у меня в сейфе заполненный магазин к ПМ, вышел в расположение и направляясь быстро к Кучумову громко крикнул:
– Рядовой Кучумов, ко мне!
Кучумов обернулся и громко ответил:
– Пошел на …..!
В расположении раздался громкий, веселый и одобрительный смех солдат.
В ту же секунду я подскочил к Кучумову и что есть силы, максимально расчётливо. нанес ему кулаком с зажатым в нем магазином удар в лицо. Кучумов пошатнулся, а я тут же нанес ему еще несколько ударов в туловище. Кучумов начал оседать. В это время один из солдат взвода обеспечения батальона успел принять стойку для нанесения удара по мне и я мгновенно переключился на этого солдата, который после первых же ударов закрылся и медленно отступил, потом отыскал глазами еще одного солдата который явно громко смеялся и нанес несколько ударов по нему. Все остальные быстро отскочили на безопасное расстояние и все смешки резко прекратились.
Я осмотрелся. Кучумов присев пытался прийти в себя.
Не дать ему этого сделать! Только добивать, пока не попросит пощады!
Я нанес сильнейший удар в туловище Кучумова ногой. Кучумов буквально завыл от боли. Не останавливаясь нанес ему удар ногой в голень. Потом нанес еще по несколько ударов ногами остальным двум солдатам. Оба запросили пощады, и я им скомандовал:
– Встать!
Солдаты не смогли подняться, а я нанес им еще по паре ударов ногой. Но уже не так сильно.
– Встать!
Вскочили.
Посмотрев на своего заместителя, скомандовал:
– Немедленно сюда три половых тряпки и ведра!
Через несколько секунд тряпки и ведра были на месте.
– Взлетку, даю четыре минуты!
Оба солдата переглянулись, и я сразу нанес им несколько ударов ногами, после чего началась влажная уборка.
Этого, от них, мне было достаточно.
Ни слова не произнося подойдя к Кучумову нанес ему несколько ударов ногой.
– Хватит! – заорал Кучумов.
– Проси прощения чмо! Громко, так что бы весь личный состав слышал! – заорал я и нанес ему сильнейший удар ногой в ягодицу.
– Не буду!
Я нанес еще несколько ударов, но Кучумов издавал только стоны.
Не попросит. Бесполезно. Надо как-то выходить из этой ситуации.
Подошел к своей роте. Увидел один ненавидящий взгляд и тут же нанес удар, потом еще несколько ударов по кому попало. Воцарилась тишина.
– Батальон строиться! Бегом!
Все быстро зашевелились, забегали.
– А сержанты в этом сраном батальоне есть?
Начали раздаваться команды сержантов. Построились. Мне доложили.
Стояла мертвая тишина.
– С этого момента все мои команды и распоряжения выполняются мгновенно и беспрекословно, всем личным составом батальона. Есть те, которые не согласны?
Тишина.
– Не слышу!
– Никак нет! – ответил батальон в разнобой.
– Не понял.
– Никак нет.
В итоге через несколько раз получил громкий и дружный ответ.
Кучумов продолжал находиться в том же месте и слегка постанывал.
– Вольно! – подал я команду.
Осмотрел весь строй и обратился ко всему личному составу.
– Мужики! Я не хотел этого всего. Я не хотел бить Кучумова. Даю вам честное слово. Как его зовут?
– Саня. – ответил кто-то.
Я подошел к Кучумову и произнес:
– Саша, я не хотел тебя бить, я не хочу тебя унижать. Ты не оставил мне выбора, ты меня сильно унизил, и я был вынужден ударить своего сослуживца солдата, тем более русского. Прости меня, Саня, от души прошу. Прости. Я тебя тоже простил. Даже без твоих слов простил.
Я протянул руку, перекинут руку Кучумова через свою шею и начал поднимать его с пола. Посадил на табуретку.
Подозвал санинструктора роты (в то время эта должность еще была в роте и ее занимал нормальный боец, имеющий диплом медучилища), приказал оказать помощь Кучумову.
– Почему? – задал я вопрос подойдя к строю.
Бойцы смотрели на меня с недоумением.
– Почему, когда к солдатам грузинам или азербайджанцам приходит служить офицер грузин или азербайджанец, то они сразу окружают его и стараются помочь? А вы, когда пришел я, такой же русский, как и вы, встретили меня с враждой? Почему? Я вас спрашиваю?
Стояла гробовая тишина.
– Вы все наверняка успели послужить и с кавказцами, и с призывниками из Средней Азии и многое успели понять. Почему вы меня так встретили? За что?
Я медленно обошел строй, всматриваясь в лица бойцов. Многие отводили свой взгляд. Было видно, что мои слова запали им в душу.
– Я так мечтал о том, чтобы у меня все солдаты были русскими, пускай бурятами, украинцами, якутами, но русскими по мозгам, по культуре. И что получил? Я мечтал служить в России, дни считал, как вы, дембеля. Зачем вы так ребята? Вынудили меня руку поднять на таких же, как и я русских ребят. На прежнем месте службы я и с кавказцами, и с таджиками и узбеками нашел общий язык, но очень тяжело. Думал, что уж здесь все будет по-другому. А что вышло? За что вы так ребята ко мне отнеслись?
– Извините, товарищ старший лейтенант, мы потом уже узнали, что вы в Карабахе воевали, но уже было поздно. – ответил один из самых авторитетных сержантов батальона, из соседней роты.
– А если бы не воевал, то что?
– Тогда другое дело.
– Почему?
– Офицеры тоже разные бывают.
– Мы вас больше не подведем. – спокойно произнес мой заместитель.
– Товарищ старшнант, давайте забудем.
– Согласен забыть. И у меня еще есть пожелание. Не называйте меня, пожалуйста, старшнант. Называйте меня товарищ старший лейтенант, членораздельно. Мне не просто так досталось это воинское звание. Еще из этой же оперы: не называйте меня взводным, только командиром взвода. Потому что я командир, а не бегунок какой-то.
– Ясно. Так и будет. В нашем батальоне, и командиры рот не разрешают их называть ротными, только командирами рот. Нам уже давно это объяснили. – произнес сержант из минометной батареи.
– Мы все поняли, товарищ старший лейтенант. – глухо произнес Кучумов, который продолжал сидеть на табуретке.
– Разойдись! – скомандовал я.
Ко мне подошел командир одной из рот, который был в этот день ответственным, молчал и тихо наблюдал, не хотел мне помешать.
– Красавчик. – коротко произнес он и сильно пожал руку.
Утром ко мне подошел Кучумов. Вид у него был плохой. Под глазом красовался большой синяк, одно ухо было перевязано, кроме того, он сильно хромал. Подошел ко мне как положено и спросил:
– Товарищ старший лейтенант, вы докладывать комбату насчет солярки будете?
– Нет.
– Спасибо. А насчет ч…к вы полностью правы. Они друг за друга горой, не то что мы. Знайте, если я увижу, что на вас наехали ч….ны, Кучумов тут же за вас впишется. И вообще с моей стороны больше проблем не будет.
Мы пожали друг другу руки и разошлись.
После развода комбат обратился ко мне и произнес:
– Тимофеев. Зайди ко мне.
Оказалось, комбат был уже в курсе всех дел. Откуда? Понятно, что это не ответственный офицер доложил.
Разговор получился коротким, суть которого заключалась в том, чтобы я не слишком увлекался «мордобоем».
С этих пор у меня не было никаких проблем с личным составом.
На майские праздники приехала Ольга. Мы ездили в Нижний Новгород и другие, небольшие города области. Расстались с ней обговорив все наши планы на отпуск.
Командир полка свое слово сдержал и первого июля я уехал в отпуск на два, с лишним месяца.
Ольга прилетела ко мне, в Дзержинск и мы вместе, на машине, поехали в Витязево, почти на месяц. Туда же приехали мои родители. Потом, на машине, через Украину, Белоруссию, Литву поехали в Калининград. Из Калининграда мы с Ольгой по сложившейся традиции поехали по уже не нашей Прибалтике. Потом из Калининграда, уже один, поехал в Дзержинск. Каких-то серьезных трудностей на границах мы еще не испытывали, но на Украине и в Литве уже почувствовалось, что трудности вот-вот наступят. Особенно в Литве.
Осенью после увольнения личного состава, пополнение не пришло. Как и обещали. Впрочем, к этому я был готов. С техникой был полный порядок. Этому вопросу я старался уделять основное внимание.
Кучумов уволился и в батальоне не осталось ни одного водителя. Иногда приходилось садиться за руль УРАЛа офицерам, включая меня. Дослужились! Какая честь быть водителем грузовика!
В целом ситуация в полку продолжала деградировать. Из трех танковых батальонов людей хватало максимум на два, в них и свели всех солдат-танкистов. Солдат своей роты я практически не видел, максимум три человека получалось «вырвать» для работы на технике, а так они все время пропадали в различных рабочих командах и командировках. Боевая подготовка полностью отсутствовала, даже расписания не писали. Рабочий день был почти нормированным, с обязательным выходным. Изредка заступал помощником дежурного по полку.
На Новый год приехала Ольга.
Я понимал, что Ольга очень хочет замуж, но говорить мне об этом не осмеливалась. Знала мое мнение.
Весной в полку сократили штаты. Теперь даже по штату в роте должно быть тридцать человек, остальной личный состав должен был поступать из Автозаводского районного военкомата г. Нижний Новгород, в случае войны. На деле в роте было два солдата, оба механики-водители, а в батальоне восемь солдат. Деградация полная.
Летом 1993 года меня опять отпустили в отпуск летом, и мы с Ольгой повторили свое путешествие сначала на юг, потом в Калининград и далее по побережью Балтики.
Неожиданно для меня Ольга призналась, что у нее появился парень, ходит в моря и предлагает ей выйти замуж. Я спросил, что она решила, а она ответила, что поскольку от меня предложений нет, то и у нее выхода другого тоже нет. Сказала, что пообещала парню дать ответ после его прихода из рейса. Больше к этой теме мы не возвращались. Мне было жаль терять Ольгу, мои мысли постоянно возвращались к этому вопросу. Однако, жениться я не хотел категорически.
В этой поездке стало известно, что с осени посетить наши Прибалтийские страны можно будет только по заграничному паспорту и по визе. А у нас, у офицеров, не было не то что заграничного паспорта и, но простого не было. До меня дошло что, возможно, я в последний раз в жизни вижу Ниду, Клайпеду, Палангу, Юрмалу, Ригу, Пярну, Таллин и другие города. Стало как-то нестерпимо больно и обидно. Но Литва, Латвия и Эстония очень хотели от нас отгородиться. Тяжело было на душе. К этим мыслям я возвращался постоянно. Не хотелось признавать, что местное население совсем не хочет жить с нами, да еще без границ. Возмущало и то что мы не собираемся вводить визовый режим с Азербайджаном, Арменией, Грузией и всей Средней Азией. Вот если бы наоборот, со всеми южными странами визовый режим, а с Прибалтикой безвизовый режим!
Тогда я не понимал, как теперь можно будет попасть на машине из Москвы в Калининград. Получается, чтобы проехать в Калининград на машине или на поезде, нужна виза? Не может быть. Наши начальники не должны это допустить. Но ощущения были тревожные. Это была моя последняя свободная поездка в Прибалтику и о новых правителях России думал слишком хорошо, все потом оказалось гораздо хуже.
Опять я вернулся, к тем еще детским и юношеским размышлениям о том, что такое Родина. Покидая Прибалтийские страны у меня возникло очень острое чувство что, я покидаю свою Родину, которая теперь мне и не Родина. Горько и тяжело было на душе.
Осенью в батальоне не осталось ни одного солдата. Боевая подготовка шла только в первом и втором танковых батальонах, да и то, второй танковый батальон был не полного состава, а третий танковый батальон имел лишь механиков-водителей.
Впрочем, я, как и остальные офицеры-пехотинцы со временем вошли во вкус новых условий службы. Размеренная и почти гражданская жизнь начала нравиться. Ностальгии по боевой подготовке было все меньше. Я занялся подготовкой к академии и личной физподготовкой. Квартира у меня была оплачена до конца года, но надо было еще оплачивать коммунальные расходы, а деньги в полку прекратили платить вообще. Вместе с тем, не смотря на крайне экономный подход к расходованию денег, к ноябрю месяцу они закончились, полностью. Чему удивляться? Я все-таки позволял себе с Ольгой расходы в отпусках. Грузинский запас полностью иссяк.
Все время я ходил и думал где достать деньги. На выплату денежного довольствия я не рассчитывал потому что начфин полка насчет его выплаты давал мрачные прогнозы. Украсть я тоже ничего не могу. Нет боевой подготовки, нет топлива.
Очередная неприятность пришла откуда я ее ждал. Позвонил Ольге и узнал, когда у нее свадьба. Впрочем, это громко сказано, просто распишутся. Нормально поговорили без слез и истерик.
– Оля, дорогая моя. От всей души желаю тебе счастья. Поверь мне. От всей души. Если бы я мог жениться на тебе я бы это сделал. Не могу.
– А почему не можешь, Юра?
– А ты поедешь со мной служить в Дзержинск?
– Нет.
– Вот видишь, ты даже в Дзержинск не поедешь из Калининграда, а это не последний мой гарнизон и возможно самый комфортный и лучший.
– Юра, увольняйся! Я прошу тебя уволься и приезжай в Калининград. Здесь у нас связи, мой отец тебя в свою фирму, в конце концов возьмет, построим дом на берегу морю и будем спокойно жить.
– Нет, Оля. Нет. Я женат на Русской армии. – эти слова я произнес неожиданно для себя, впервые в жизни. Раньше я их не слышал ни от кого. Поразился точности сказанных мною слов и глубокому смыслу.
Надо запомнить эту мою фразу. Получается это мой девиз. Надо же было мне влюбиться в эту дуру: Российская армия. Некрасивая, бедная, неухоженная, бездушная и очень дурная, прямо совсем дура-дурой. А ведь я в нее влюбился. Точно говорят: любовь зла…..
Грустно. Очень тяжело на душе. Я простился с очень хорошим и надежным человеком. На автомате пришел домой. Опять вспомнил Лену. Похоже я ее любил и люблю, скорее не саму Лену, а ее образ. Перебрал в памяти всех своих женщин. Всех вспомнил с благодарностью и добротой. Я опять один. Все-таки не приятная вещь, одиночество. А как там Игорь? Ничего не знаем друг о друге, потому что чёрствые мы с ним душой и эгоисты. В полку так ни с кем и не подружился, не хочется душу свою открывать. Со всеми нормальные отношения, но дружбы нет.