Андрей подпрыгнул от радости, обнял Катю и сказал, что этот день самый счастливый в его жизни. Оба дружно встали и пошли в направление гостиницы. По дороге каждый думал о своем. Андрей пытался развязать гордиев узел, но пока что ничего не получалось. Слишком мало фактического материала. Да и поведение Кати не давало ни малейших оснований для каких-либо подозрений и недоверия.
В то же время Катя наткнулась на мысль, что она отступает от плана и может все испортить. Это значит, что ей нужно где-то побыть одной, все хорошо обдумать, с учетом новых обстоятельств. Все выстроить в одну цепочку, в один логический ряд и не отступать от него ни на шаг.
В гостинице их ждал люксовый номер и небольшой конфликт с администратором. Конфликт состоял в том, что Катя и Андрей не женаты. Отсутствует штамп в паспорте. А по гостиничным правилам в одном номере могут жить только муж и жена в зарегистрированном браке. Конфликт был быстро улажен двадцатипятирублевой купюрой.
В номере Катя сказала, что ей нужно сначала решить вопросы, ради которых они сюда приехали. Попросила Андрея подождать полтора-два часа. Андрей ожидал эту просьбу и с радостью согласился. Он знал, что Катя в лучшем случае посидит в каком-то сквере или пойдет по магазинам и принесет какой-нибудь сувенир.
Катя вышла на улицу, села на первое такси и уехала на мост, соединяющий Европу и Азию. Именно там, на мосту, на стыке Европы и Азии, к ней всегда приходили правильные решения. Да и еще были некоторые личные воспоминания. Такси остановилось в метрах двадцати от моста. На дороге, возле моста, машин было много. Люди подъезжали, выходили из машин – с сумками, цветами, зонтиками, фотоаппаратами. Шли на середину моста просто постоять на стыке двух частей света, конечно, сфотографироваться, распить бутылку шампанского, подышать теплым мягким воздухом Урала. Катя остановилась на мосту, точно посредине реки, глядя вниз по течению. Лицо ласкал теплый ветерок. Снизу, от реки, поднималась прохлада. Вся природа настраивала на глубокие размышления. Катя была довольна собой, что удержалась от провального поступка, сформировавшегося на подъеме положительных эмоций – возвратиться в Москву и тут же замуж.
«Нет, дорогой, – думает Катя, – я не могу вручить тебе такой подарок. Я завезу тебя в такую дыру, откуда ты за полгода ни на оленях, ни на собаках не выберешься. А за полгода я сумею так закопать твои душевные раны, что они до конца жизни не раскроются. Да, решено! Завтра уезжаем на Север».
По плану Кати козырного туза Андрей должен вытащить только в поезде. «Во-первых, ограниченное пространство вагона людей сближает, – думает Катя, – и мне легче будет пойти на этот поступок; во-вторых, в дальнейшем Андрей уже будет морально обязан; в-третьих, когда во время свадьбы я раскрою карты, и Андрей потеряет психическое равновесие, увидев пиковую даму, я ему тут же напомню, что он имеет дело не с какой-то проституткой, а со скромной культурной девочкой – в чем он сам убедился в вагоне поезда». Из этого плана вытекает, что первая брачная ночь должна состояться только в поезде. А что касается свадьбы, то Катя рассматривала ее как кульминационный момент плана и лучшую возможность раскрыть карты. Твердо решив свернуть поспешный и ошибочный план, Катя села на такси и умчалась в гостиницу.
В номере Андрей накрыл праздничный стол. Расспрашивать ни о чем не стал – это не входит в компетенцию телохранителя. Сели за стол, подняли бокалы шампанского.
– Ну что, Катя, – предложил Андрей, – выпьем за нас!
– Да – за нас и за нашу далекую и счастливую дорогу.
– Мы, что, Катя, уезжаем?
– Да, уезжаем, – ответила Катя. – Как только покушаем, мигом на вокзал, купи четыре купейных билета на север. Потом позвоним маме. Сообщим маме и папе дату и время отправки поезда. Пусть приедут провожать, так как вернемся мы оттуда нескоро. Свадьбу будем справлять там же, конечно, если все будет по плану.
Андрей пытался возразить, призвать к совести:
– Мы должны ехать в Москву. Там родители, друзья, сокурсники. Твоей свадьбы ждет, может быть, полстолицы. Да и я еще ни с кем не знаком. Катя, так нельзя!
Катя не обиделась, но Андрею напомнила:
– Андрей, ты случайно не забыл, что ты пока что еще телохранитель? А телохранитель всегда должен находиться там, где находится охраняемое тело. Вон видишь, там какой-то склад. Возле склада стоит часовой. Часовой охраняет склад. Разве может часовой советовать складу стоять здесь или перебежать в другое место и, тем более, призывать его к совести? Если склад захочет, побежит и станет вон под тем бугром. Часовой молча побежит за ним и молча станет на свое место. Или ты хочешь выйти на пенсию в должности телохранителя?
У Андрея не было аргументов. Он ответил:
– Делай, Катя, как хочешь.
– Я хочу, чтобы ты побежал на вокзал и купил четыре купейных билета в Воркуту.
Андрей от удивления чуть не упал со стула. Он думал, что это шутка. Если бы Катя сказала: поедем в Сочи – это поддавалось бы какому-то осмыслению. Но в Воркуту? Андрей спросил:
– Мы в Воркуту поедем вчетвером?
– Нет, вдвоем, – ответила Катя.
Андрей был счастлив. Для него это был подарок. Андрей понял, что, несмотря на то, что он ей нагрубил, подозревая в несправедливости к родителям, все же Катя свадьбу не отменяет. В гостинице жили еще двое суток. Ждали родителей Кати. На вокзал поехали за час до прибытия поезда. Забрали вещи из камеры хранения. Ходили по перрону, поджидали родителей.
Родители Кати прилетели на самолете. Из аэропорта на железнодорожный вокзал приехали на такси. В это время Катя с Андреем прогуливались и поджидали родителей на привокзальной площади. Катя заметила маму в такси еще на подъезде к вокзалу. Когда такси остановилось, Катя увидела, что из такси вышел не папа, а ее дядя Петр Ильич. Это Катю очень взволновало. Мама вышла из такси, махнула Кате и Андрею рукой и быстро пошла в здание вокзала.
Петр Ильич тоже увидел Катю и Андрея. Катя сказала Андрею, что с папой что-то случилось. Ведь мама и папа должны были прилететь вместе. Когда подошли ближе друг к другу, Петр Ильич понял, что Катя забеспокоилась, и сразу сообщил, в чем дело. Оказывается, все хорошо. Папа не смог прилететь ввиду сложных служебных причин. А мама пошла на вокзал позвонить папе и сообщить, что долетели нормально и встретились с Катей и Андреем. Катя представила: «Дядя, знакомьтесь – это мой телохранитель Андрей. Андрей, это мой дядя Петр Ильич». Андрей и Петр Ильич подали друг другу руки, улыбнулись и назвали свои имена.
Дядя – мужчина лет пятидесяти, среднего роста. Волосы русые, глаза голубые, под глазами тоненькие морщинки. При общении в собеседника не всматривается, глазами не сверлит – охватывает всего сразу. При разговоре постоянно улыбается. Складывается ощущение, что он собеседника хорошо знает, что они старые друзья или хорошие знакомые. Такое отношение очень быстро располагает к человеку – не настораживает и не напрягает. Вопросов не задает: кто ты, где родился, крестился, кто твои родители, где и кем работаешь, образование, профессия и тому подобное. То есть то, чем, в таких случаях, как правило, интересуются в первую очередь и детально.
Петр Ильич эти вопросы пропустил полностью. Никаких сложных или неудобных вопросов. Просто подал руку и с улыбкой представился:
– Петр Ильич.
Мама Юля, позвонив домой, сообщила мужу, что все нормально, и быстро, почти бегом, направилась к Кате и Андрею. Ей не терпелось увидеть своего предполагаемого зятя. Катя стояла посредине между двумя близкими ей мужчинами, и все трое улыбались приближающейся Юле.
Андрей стал присматриваться к Юле. Его сердце стучало все быстрее и быстрее. За доли секунды в его воображении пролетела вся его жизнь, с самого детства. Он вспомнил, как в военном училище специальной подготовки после отбоя закладывал руки за голову, закрывал глаза и представлял своих папу и маму. Пытался угадать, какие они. За неуставное положение в постели после отбоя Андрей часто получал замечания. Еще раньше, в своей детской головке Андрей создал образ своих родителей. Они казались самыми красивыми, самыми ласковыми. Андрей был уверен, что они живут вместе, любят друг друга, любят его, ищут его, вот-вот найдут, и всегда будут вместе.
Со временем с этих портретов исчезли рамки, краски, а потом и бумага, и они парили в воздухе. Это позволяло Андрею общаться и разговаривать с ними, как с живыми. Особенно при значимых событиях в жизни. Андрей приходил к родителям, как на доклад: «Здравствуйте, мама и папа! Сегодня у меня радостный день – меня приняли в комсомол; сегодня я принял присягу; мне уже доверили боевое оружие; сегодня я вступил в партию; сегодня я закончил училище. Мне присвоили звание лейтенанта».
Во время войны, в боевой обстановке, Андрей успокаивал родителей:
– Папа, мама, не бойтесь, меня не убьют. Мы еще обязательно встретимся.
После боя опять шел на свидание:
– Вот, видите, я же обещал, что меня не убьют. А как ваши дела? Не болеете? Берегите себя – вы мне нужны, я вас очень люблю.
Последняя встреча с родителями была, когда Андрей вытаскивал из желтых вод Меконга офицера, израненного крокодилом. Тогда родители смотрели сверху. В этот раз они не улыбались. Но впервые за все прошедшие годы заговорили.
Андрей услышал от мамы:
– Сынок, ты сейчас вплотную приблизился к своей судьбе и к своему счастью. Твоя дальнейшая судьба будет связана с этим человеком. Но счастье твое будет недолгим. Будь очень внимательным и очень осторожным, особенно в собственных поступках. Мы уходим, к нам больше не приходи. Нас больше не встретишь.
Андрею стало страшно – он боялся одиночества. Он стал чувствовать себя сиротой. Как дальше жить, с кем теперь поделиться своими успехами, своей радостью? В сердце пустота, одиночество. Однако Андрей быстро и надолго забыл родителей. Но когда вспоминал, то представить их лиц он уже не мог, сердце больше не трепетало. Постепенно окончательно забыл. Он привык жить один, все решать один, переживать один – ни с кем не советоваться. Тем не менее долгое расставание с детством и воображаемыми родителями оставило в сердце Андрея букет нежных эмоций, которые долгие годы ждали достойного обладателя.
Когда Андрей увидел Юлю, букет нежных эмоций стал прорываться из глубины его души. Сердце затрепетало, затряслись ноги, пересохло во рту. Андрей вспомнил, как он рассказывал маме о своих подвигах и о своих успехах, а потом забыл на долгие годы. Да, это была она. Как две капли воды, его мама, созданная им за долгие годы могучей силой его детского воображения. Поэтому Андрею до слез хотелось назвать Юлю мамой, обнять, поцеловать, как родного и близкого человека – как родную маму. Андрея качнуло. Катя заметила, что с Андреем что-то происходит, подхватила его крепче под руку, посмотрела в лицо. Андрей был белый как полотно.
Катя спросила:
– Андрей, ты что, испугался мою маму?
– Нет, Катя, это мама не только твоя, но и моя.
Кате стало радостно. Андрей влюбился в ее маму с первого взгляда. Она заулыбалась, прижалась к руке Андрея своим плечом и лицом. Катя буквально расцвела и всем своим видом показывала, что она влюблена, что Андрей ее выбор, что она прилипла к нему и будет с ним всегда и всю жизнь. Состояние Андрея быстро восстановилось. Но Катя продолжала засыпать вопросами. На все вопросы Кати Андрей ответил, что времени мало. Тем более что ответов на них нет, да и мама уже близко. Катя подбежала к маме. Они обнялись, поцеловались, и пока обошлось без слез.
Андрей, конечно, понимал, что это не мистика, не трансформация детского воображения в действительность, а очень редкое совпадение, стечение воображаемого с действительностью. И уже не образам, не воображаемым родителям, а вполне реальной живой женщине он положил на алтарь всю свою военную карьеру – фактически отказавшись от генеральских погон. Здесь впервые за все это непродолжительное время, с плеч Андрея буквально слетел груз тоски о брошенной службе, самоедства, самобичевания. Андрей с облегчением ответил на постоянно угнетающий его вопрос – все правильно. С этого момента Андрей забыл о прошлой жизни, вычеркнул ее из своего сердца. Он погрузился в лоно новых ценностей, начал новую жизнь, стал другим человеком. Андрею хотелось по примеру Кати подбежать к Юле, прижать к себе, сказать: «Наконец мы встретились, теперь мы никогда не расстанемся, я буду вас охранять и оберегать. Я вас люблю!» Но этикет не позволял это делать. Ведь они видят друг друга впервые. А то, что мама Кати как две капли воды похожа на его маму, созданную его воображением, так это хоть и очень редкое, но все же только совпадение. Поэтому знакомство, первоначальное общение могут протекать только в русле общепринятой скромности, сдержанности, приличия и минимума эмоций. В противном случае Юля Андрея не поймет и, несомненно, примет за сумасшедшего или невежественного человека. И это будет оправдано.
«Ведь мы видимся впервые, – думает Андрей, – и бурные эмоции будут выглядеть вызывающе. Кроме того, неизвестно, как сложатся отношения с Катей». Андрей заметил, что мама и Петр Ильич вели себя с Катей чрезвычайно странно: во-первых, никто из них ни слова не сказал из того, что бы сказали любые другие родителей в такой ситуации. Мол, ребята, вы что творите? А ну-ка на самолет и домой! Сыграем свадьбу, потом можете ехать на все четыре стороны.
Но при всех любезностях, нежности и ласкового отношения с дочкой, да и с Андреем, они вели себя так, как будто бы провожали дочку куда-то на дачу, в Подмосковье к бабушке, а не неизвестно пока еще с кем, и неизвестно куда. Тем более, под зиму, да еще и в Арктику. В их поведении просматривалось не то что сожаление об отъезде Кати, а, наоборот, даже желание отправить Катю куда подальше, безо всякого сожаления. Такое же отношение было и к Андрею. При всех любезностях, добродушии, улыбках никто из них не спросил Андрея: кто ты, откуда, где твой дом, где и кто твои родители, где они живут, чем занимаются.
Андрею показалось, что если бы Катя не представила, то они, наверное, не спросили бы даже, как его зовут. Из поведения мамы и дяди можно сделать два вывода: либо они Андрея уже хорошо знают и не считают нужным что-то уточнять или притворяться, либо они интеллектуалы такого уровня, что знание биографии Андрея и его семьи абсолютно не играет никакой роли в отношениях между их дочкой и предполагаемым зятем – в их совместной жизни, материальном благополучии и семейном счастье.
И, конечно, хотя эта позиция абсолютно верна, но она отступает от стандартного поведения ста процентов людей, оказавшихся в такой ситуации. Обычно родители, впервые встретившие кандидата в зятья, хотя и под предлогом телохранителя, или, тем более, кандидата в зятья и плюс штатного телохранителя дочери, долго, по нескольку раз, подробно расспрашивают обо всей его прошедшей жизни. Это связано не только с обеспокоенностью родителей за свою дочь, с естественным желанием знать, в чьи руки попадает их дочь, будут ли эти руки такие же нежные и ласковые, как руки родителей, но и с тем, что незнакомым людям, впервые встретившимся, больше не о чем и разговаривать, кроме как знакомиться и узнавать побольше друг о друге. Андрей был удивлен и даже поражен тем, что при всех нежностях мама и дядя не сделали даже намека на то, чтобы свадьбу справить в Москве, среди родных, близких, друзей детства, сокурсников, коллег по работе.
Мысли лезли разные, вплоть до криминальных, но объяснения ни одного. Криминал объективно исключался. В Москве Катя вела себя довольно свободно, весело. Общалась с соседями, бывшими сокурсниками. Как потом выяснилось, к большому удивлению, Катя выписалась в милиции по месту жительства. В то же время чувствовалось, что родители Кати – люди высокого ранга, известные не только в своей стране. И привязывать к ним что-то плохое было даже стыдно. В связи с этим интрига закручивалась все крепче и крепче. И, казалось, раскрутить ее будет уже очень трудно. Оставалось только ждать.
Катя и Андрей с мамой и Петром Ильичом вышли на перрон. Вагоны уже подцепили к локомотиву, кондукторы стояли в тамбурах с флажками. До отправки поезда оставались считанные минуты. Кондукторы просили отъезжающих поторопиться и зайти в вагоны. Из вагонов поспешно выходили провожающие, становились каждый напротив окна уезжающих близких, а отъезжающие, успешно занявшие свои места, высовывались в открытые окна и продолжали прощаться и слушать пожелания счастливого пути, давая последние напутствия. Юля держала Катю двумя руками за левую руку, голову чуть-чуть наклонила к плечу Кати. Остановились в двух-трех метрах от вагона, повернулись друг к другу лицом, взяв друг друга под локти и молча смотрели друг на друга.