– Это письмо Аменхотепу, – сказал дядя, протягивая табличку. – Главном архитектору, а не наследнику. Смотри не перепутай!
Пареннефер пробежался глазами по столбцам иероглифов и увидел, что в письме дядя хвалит своего ученика, передаёт его заботам своего старого друга. Так же здесь имелся список того, что Пареннефер умеет, и он был ужасно преувеличен.
– Ну, ступай, дитя моё! – сказал мастер Туту, разворачивая племенника лицом в строну Фиванского дворца, – Не переживай, твоим родителям я передам, что тебя призвал сам фараон! Да благословит тебя Тот, покровитель искусств!
Пареннефер пошёл прочь от мастерской на ватных ногах. Вставшее солнце напоминало ему о том, что наступило лето, а значит бежать куда глаза глядят – не самая лучшая идея, чреватая смертью от жары и обезвоживания.
Наследник сказал ему явиться сегодня же утром на какую-то церемонию. Ноги сами несли Пареннефера в ту сторону, хоть и дрожали от волнения. Но в то же время он чувствовал предвкушение и любопытство. Неужели, он правда сможет служить при царском дворе?..
По дороге ему встретился Майя. Он был в форме и возвращался домой со стройки царской усыпальницы после ночной смены.
– Эй, что с тобой? – насмешливо спросил Майя, – Ты на ногах не стоишь. Перебрал вчера?
Пареннефер вкратце рассказал, что произошло, но Майя, кажется, не поверил ни единому слову.
– Друг, у кого ты пил? Думаю, там самое крепкое пиво в городе! И если ты теперь царский рисовальщик, но замолви за меня фараону словечко. Знаешь, стать главным военачальником я мечтаю с детства. Ну, давай, иди проспись!
Майя, посмеиваясь ушёл, а Пареннефер, вздохнув, пошёл в сторону дворца.
V
Пареннефер уже неделю жил в царском дворце. В первый же день ему выделили собственную комнату с окном и скромной, но добротной деревянной кроватью. Раньше у него никогда не было собственной комнаты, он довольствовался либо общим помещением с братьями, когда жил в родительском доле, либо вообще тюфяком на полу мастерской, когда служил у мастера Туту. Здесь же ему досталась целая комната на первом этаже домика для прислуги. Конечно, тут всё время неприятно пахло, потому что окно выходило на мусорную яму около кухни, но Пареннефер не был привередой.
Ему до сих пор казалось, что приглашение во дворец – сон. Перед тем, как лечь спать, он молился своему покровителю Тоту, чтобы он дал ему сил и вдохновения, когда наследник фараона призовёт его к себе. Но за неделю он так ни разу и не потребовался…
Пареннефер обычно сидел без дела в домике прислуги или в саду рядом с ним и рисовал простенькие рисунки на глиняных дощечках, которые сделал сам из глины, что нашёл на берегу отхожей канавы. Его кормили дважды в день, как и остальных слуг и служанок, но видя, как те надрываются, обслуживая дворец, Пареннефер чувствовал себя нахлебником, незаслуживающим куска лепёшки.
Он лишь однажды видел главного архитектора Аменхотепа, сына Хапу. Тот торопился куда-то, и Пареннефер едва успел передать ему письмо от дяди. Тот положил его за ворот одежд, но, возможно, потом потерял в спешке.
На этот раз на табличке получились птицы, летящие над зарослями папируса. Среди папируса виднелась девушка. Её Пареннефер изобразил не в профиль и не в анфас, а в три четверти. После недели экспериментов он выяснил, что это был бы идеальный ракурс для необычного лица наследника престола. Пареннефер очень хорошо запомнил это лицо, а особенно глаза, и ему хотелось скорее получить возможность нарисовать наследника в цвете.
Вдруг по дворику прислуги прокатился шёпоток, а за ним раздался оклик:
– Мастер Пареннефер! Главный рисовальщик наследника фараона, да будет он жив, невредим, здрав, Пареннефер!
Он подскочил и побежал на голос. Оказалось, его звал младший жрец Амона, который часто бегал в домик слуг с разными поручениями. На этот раз он примчался в мыле, размахивая белыми парадными одеждами, которые держал в руках.
– Это я, – сказал Пареннефер, подойдя.
– Где ты ходишь? – жрец сунул ему в руки парадные одежды, – Скорее одевайся, церемония вот-вот начнётся.
– Какая церемония?
– Какая!? Церемония назначения наследника Аменхотепа соправителем, конечно!
Жрец помог Пареннеферу натянуть неудобную церемониальную одежду. Если учесть, что он привык большую часть времени ходить в одной набедренной повязке, то такое количество ткани на теле ему казалось просто пыткой. Жрец схватил Пареннефера за руку и потащил сквозь хозяйственные постройки в сторону дворцового храма Амона. Чем ближе они приближались, тем больше народа было вокруг.
– Дорогу! Дорогу! – кричал всё время младший жрец.
И вот, они оказались перед главным входом храма. Жрец, не смущаясь того, что Пареннефер не был посвящён в таинства Амона, затащил его прямо в храм, где посередине стояла ещё одна толпа. Но это были не жрецы, как казалось сначала, а большей частью светские чиновники.
– Привёл его, – отчитался жрец какому-то старику.
– Хорошо, – старик обернулся, и Пареннефер узнал главного архитектора.
На этот раз его схватил за руку старик, и протиснувшись прямо в центр толпы, приблизился к самому наследнику.
– Отлично, – напряжённо улыбнулся наследник. Было видно, что он очень устал, – Дайте рисовальщику левое опахало.
– Не думаю, что это очень хорошая идея, – сказал мужчина, лысый, но с маленьким хвостиком на голове. В руках он держал несколько длинных палочек для письма. По всему этому можно было догадаться, что он главный писец наследника. Так же у него в руках было опахало из пышных разноцветных перьев. – Ты должен дать левое опахало жрецу, а не оборванцу.
Пареннефера сверлили взглядом несколько жрецов высшего ранга, одетых в белоснежные одежды и леопардовые шкуры. Пожив всего неделю во дворце, Пареннефер избавился от привычки простолюдина падать ниц перед любым чисто одетым человеком, и теперь чувствовал себя почти уверенно под взглядами жрецов.
– Дайте ему левое опахало, – спокойно повторил наследник, – Не переживай, Яхмес, я знаю, что делаю.
Писец недовольно фыркнул и встал с правой стороны от наследника, подняв опахало. Кто-то дал Пареннеферу такое же опахало и заставил встать с левой стороны от наследника.
– Добром это не кончится… – ворчал себе под нос писей Яхмес.
– Просто иди вперёд, – услышал Пареннефер за спиной голос главного архитектора, – Не размахивай опахалом, просто иди.
Всю церемонию Пареннефер шёл, не отрывая взгляд от спины наследника. У него была задача – держат ровно тяжёлое опахало, и он думал только о ней. Ему казалось, что если он отведёт глаза и увидит, что происходит вокруг, то сразу сойдёт с ума. Потому что процессия шла по всем Фивам, сквозь толпу, распростёртую ниц или просто почтительно склонившую головы, если они двигались сквозь кварталы знатных людей. Пареннефер шёл в окружении вельмож и жрецов, сопровождая с опахалом наследника божественного трона, и думал, что после такого ничего никогда не будет бояться.
Вернулись к дворцу они в середине дня, когда солнце стояло в зените. И перед главным входом во дворец их встретил сам фараон Небмаатра! Пареннефер стоял всего в нескольких шагах от бога и мог видеть даже морщины на лице воплощения Гора! Хотя раньше он думал, что у богов не бывает морщин…
– О, отец мой, Владыка Обоих Земель, Небмаатра! – неожиданно громко произнёс наследник Аменхотеп и опустился на колени. Свита синхронно с ним припала к земле, держа, тем не менее, опахала и регалии власти наследника фараона над головой, – О, сын Амона и земное воплощение Атона! Услышь мои мольбы, жалкого раба твоего, и царствуй ещё тысячу тысяч лет!
– О, сын мой, Аменхотеп, – ответил властным голосом фараон. – Я услышал твои мольбы, и дабы упрочить моё царствование на протяжении тысячи тысяч лет я назначаю тебя своим соправителем и вручаю тебе знаки власти соправителя.
Из-за спины фараона выползли на коленях двое вельмож, державших загнутый скипетр и символическую плеть. Навстречу им приподнялись над землёй двое вельмож из свиты Аменхотепа и поменялись с ними точно такими же предметами, только меньшего размера.
– Отныне ты равен богу! – сказал фараон, и наследник Аменхотеп поднялся, оказавшись выше своего отца.
VI
На следующий день после церемонии Пареннефера снова вызвали к наследнику. Нубийский раб явился к дому для прислуги, с сильным акцентом позвал главного рисовальщика наследника фараона и удалился. Чтобы не заблудится к коридорах главного здания дворца, Пареннеферу пришлось немедленно выбежать из комнаты и понестись за нубийцем.
Ноги его вновь привели в зал, где он впервые встретился с наследником Аменхотепом. Сейчас был день, и с окон сняли синие полотна ткани, так что зал можно было внимательно рассмотреть. Оказалось, что стены побелены, причём совсем недавно: в воздухе витал специфический запах белой краски с примесью известняка. В прошлый раз Пареннефер не вглядывался в стены и колонны, но был уверен, что они, как и всё во дворце, были покрыты парадными изображениями фараона и богов.
Помимо наследника престола в зале находился главный архитектор Аменхотеп, сын Хапу и главный писец наследника Яхмес, а также несколько нубийских рабов и рабынь, держащих подносы с кушаньями. Первым Пареннефера заметил архитектор.
– Мальчик мой! – улыбнулся тот, – Надеюсь, ты уже успел освоиться во дворце. Сегодня тебе предстоит важное задание.
К ним подошёл раб с маленьким серебряным подносом, на котором лежало несколько свежих глиняных табличек, ещё влажных, и много тонких деревянных палочек.
– Что мне нужно рисовать? – спросил Пареннефер.
– Меня, – раздался тихий, но отдающийся эхом от стен голос наследника престола, – Наш фараон, Владыка Обеих Земель, сын Амона, воплощение солнечного диска Атона, мой отец Небмаатра в честь моего возвышения разрешил моим людям расписать стену в гробнице главного визиря Рамоса. Я хотел, чтобы ты написал меня, возносящего мольбы моему отцу в образе дарующего свет Атона…
– Жрецы Амона и Ра устроят скандал, – проворчал Яхмес.
– Ты свободен, – махнул ему рукой наследник.
– Что?.. – опешил писец, очевидно, не привыкший к такому обращению.
– Свободен, – повторил наследник и не проронил не звука, пока Яхмес не скрылся в коридоре. Потом наследник обратился к архитектору, – Я хочу перестроить и мою гробницу. Мне хочется годить отцу, а для этого я должен сколоть изображения всех богов и оставить только солнечные диски, олицетворяющие Атона и моего отца.
– Не хочу вызвать твой гнев, о повелитель, – спокойно и почти язвительно ответил старик, – но позвольте задать вам один вопрос перед тем, как мы приступим к планам твоей гробницы и к украшениям гробницы визиря.
– Задавай.
– Здоровье твоего отца фараона, да будет он жив, невредим, здрав и властвует над нами тысячу тысяч лет, последнее время оставляет желать лучшего. Рано или поздно тебе придётся вознестись на небывалую высоту его величия, да будет милостива к тебе вдохновляющая Хатхор. К сожалению, доля фараона, хоть он и является бесспорным богом, немногим отличается от доли чиновников, управляющими номами или городами. Им всем приходится вникать в дела подданных, милуя и возвеличивая одних и карая и наказывая других…
– Что же ты хочешь сказать, мой сладкоречивый друг? – напряжённо улыбнулся наследник.
– Что и фараонам, и владыкам мелких номов приходится приближать к себе людей, помогающих им и разделяющим часть царских обязанностей. Твой отец, наш солнцеликий фараон, однажды приблизил к себе фиванских жрецов Амона. Из-за этого мы перенесли столицу из Мемфиса в Фивы, а наш владыка устраивает грандиозные праздники Сед в честь Амона. Но, правда, оракулы местных храмов теперь всегда предсказывают ему долголетие, процветание и победы…
– На что ты намекаешь?
– Имейте терпение, это добродетель… В отличие от вашего отца, ваш дед Тутмос однажды приблизил к себе военных. В частности, одну семью, во главе которой стоял Иуйя, отец вашей матушки, великой супруги царской Тейе. Не стоит вам напоминать, что и ваша жена Нефертити приходится внучкой Иуйе и дочерью его сына Эйе, ныне здравствующего приближённого фараона.
– Ты решил пересказать мне и главному рисовальщику историю моей семьи? – наследник с лёгкой усмешкой кивнул на Пареннефера.
А ему было очень неудобно слушать этот разговор. Он, конечно, слышал множество слухов и пересуд о царской семье, но никогда ими не интересовался. Так, от него каким-то образом скользнул тот факт, что наследник, оказывается, женат.
– Отчасти, – ответил архитектор, – Новому главному рисовальщику полезно это знать. Я лишь хочу напомнить вам, что основатель вашей могучей династии Яхмес, забавным образом являющийся тёской вашего главного жреца, в далёкие времена так же приблизил к себе военных, дабы изгнать из дельты Великой Реки проклятых богом Нила Сехметом гиксосов. Первый фараон династии возвысился благодаря военным, хотя сначала полагался на гелиопольских жрецов Ра. Но мечи оказались эффективнее молитв.
– И что? – наследник демонстративно зевнул.
– После Яхмеса правил твой далёкий предок тёска Аменхотеп. После Аменхотепа подряд правили трое великих завоевателей Тутмосов. Но все мы знаем, что вместо последнего из них долгие годы правила проклятая всеми тёмными богами Хатшепсут! Имя её стёрто со стен всех храмов, со всех домов. Она опозорила твою династию, незаконно возвысившись до звания фараона. Ты, мой юный друг, уже не застал её изображений, но я ещё видел несколько ныне уничтоженных. Это безобразная женщина, пытавшаяся стать мужчиной, чтобы заполучить власть. Она изображала сыном Амона, с бородой и даже с мужским естеством!
– Я думал, это только анекдоты, – хихикнул в углу Пареннефер.
– Нет! Увы, боги не разразили её молнией за столь грязное попрание наших традиций. Напротив. Проклятая Хатшепсут заключила со жрецами Амона сделку. Они признали законность её власти, когда она назвалась «женой бога», двулично в этом случае называя себя женщиной, хотя обычно приказывала изображать себя мужчиной. С тех пор мы одиннадцать дней в году отмечаем обременительный для казны праздник Опет в честь Амона, длящийся одиннадцать дней каждый год, а все дары в эти дни идут, разумеется, жрецам…
– Надеюсь, в этом зале нет ушей, – усмехнулся наследник, – Иначе отец велит тебя казнить за богохульство.
– Ему можно доверять, – архитектор показал на Пареннефера, – Так вот. Фараоны после проклятой Хатшепсут: Тутмос, Аменхотеп и снова Тутмос – пытались избавиться от влияния жрецов. Они снова приблизили к себе военных. Я уже упоминал о семье Иуйи и считаю, что это было одним из удачнейших приобретений двора Египта после колонии в Нубии с чернокожими рабами…
– Ты говоришь так, словно клан моей матери и моей жены тоже состоит из рабов.
– В такой же мере, в какой все мы рабы фараона, да будет он жив, невредим, здрав. Твой дед Тутмос мудро пользовался влиянием этого клана. Он женил твоего отца Аменхотепа… Нет, твоего отца Небмаатра на дочери Иуйи Тейе, и это навсегда связало царскую династию с этим кланом. Твой дед также, чтобы защититься от влияния фиванских жрецов Амона или гелиопольских жрецов Ра воздвиг между лап Великого Сфинкса Стелу Сна, на которой называет своим покровителем Хоремахета – «Гора в горизонте». И это был не менее мудрый шаг твоего гениального деда, чем приближение семьи Иуйи. И Небмаатра, да благословят его Гор и Хатхор, сначала продолжал дело Тутмоса, но потом посмотрел в вечность…
– Что ты имеешь в виду? – насторожился наследник.
– У нас стариков «посмотреть в вечность» означает задумать о том, чем ты станешь после Перехода, после смерти. Для простых людей вроде твоего нового главного рисовальщика, это не представляет проблемы. Да, Пареннефер?
– Ну… Наши сердца взвешивает Маат. Если они легче пера из её крыльев, то мы прожили праведную жизнь и присоединимся к предкам в Подземном мире Осириса. Если тяжелее, то его пожрёт монстр … и мы навсегда лишимся покоя…
– Я же говорил, – вздохнул архитектор, – Но когда Пареннефер достаточно долго проживёт бок о бок с самыми развитыми людьми царского двора, он поймёт глубину своих убеждений и поймёт, как страшно смотреть в вечность. Твой отец раньше часто вызывал меня к себе, чтобы поговорить и в разговоре приблизиться к истине о жизни и смерти. Я рассказывал всё, к чему мы с мастером Туту пришли, познавая искусство, но увы, фараон разговаривал не только с нами. И медовые речи жрецов ему понравились больше… Отойдя от семьи Иуйи, твой отец стал полагаться на жрецов Амона, которые точно знали, как сделать так, чтобы сердце фараона стало легче пера Маат. Но вскоре и жрецы не могли удовлетворить беспокойство фараона, и он решил, что безопаснее быть не просто сыном бога, а самим богом. Он возродил полузабытый культ солнечного диска Атона и провозгласил, что является не просто его сыном, а им самим. В итоге имеет, что имеет: у твоего отца есть собственное жречество Атона, а военная знать потомков Иуйи и высшие жрецы Амона скоро начнут грызть друг другу глотки за влияние над тобой, новым соправителем.