Сергей Шаповалов
Под знамением Бога Грозы. Книга вторая. Месть Богов
Часть третья
Кровь за власть
1
…Передо мной не вставай!
Стала душа моя злою.
Мертвых я видел своими глазами
На Темной Земле,
Праху подобны они…
«Из песни об Улликумме».
Суппилулиума решительным движением откинул тяжелую занавесь, скрывавшую вход в покои Фыракдыне. Уже наступила глубокая ночь, и прекрасная таваннанна готовилась ко сну. Небольшую, но богато убранную спальню наполнял завораживающий тонкий аромат благовоний. Серебряные лампадки с тоненькими язычками желтого мерцающего пламени бросали мягкий свет на стены, обтянутые нежно-розовой тканью. Посреди спальни раскинулось просторное мягкое ложе, украшенное золоченой резьбой. Постель скрывал роскошный балдахин из тонкого ассирийского льна спокойного голубого цвета. В одном из углов покоев находилась небольшая золотая истанана: черный куб базальта, на котором стоял лев, вырезанный из голубого мрамора. На спину льва опиралась ногами грозная богиня Сауска. Черты лица и тела правдоподобно сотворил великий мастер из серебра и украсил драгоценными камнями. В другом углу располагался низенький туалетный столик со множеством глиняных флакончиков, маленьких серебряных баночек, золотых гребешков, туалетных ложечек и других прелестных мелочей, необходимых красивой женщине.
Перед столиком на деревянном стульчике с небольшой спинкой сидела сама Фыракдыне. Две девочки-невольницы готовили правительницу ко сну. Таваннанну уже облачили в тонкую ночную хубику с широкими рукавами до локтей. Одна из невольниц расчесывала черные жесткие волосы, плащом укрывавшие плечи и спину правительницы. Широкий гребень из электрона исчезал вместе с кистью в густом водопаде волос. Другая невольница держала зеркальце из полированного серебра с затейливым узором по ободку.
Заметив вошедшего Суппилулиуму, правительница невольно вздрогнула и подала знак прислужницам. Те накинули на плечи таваннанне красную шерстяную андули и, склонившись до земли, попятились из спальни.
– Мог бы предупредить перед приходом. Скоро полночь, – упрекнула его таваннанна, слегка покраснев.
Суппилулиума промолчал. По его мрачному лицу и гневному сверлящему взгляду, Фыракдыне поняла, что лабарна пришел не для выполнения супружеских обязанностей, а для тяжелого неприятного разговора.
Таваннанна покорно ждала, когда лабарна начнет. Суппилулиума же продолжал безмолвно жечь ее взглядом. Наконец Фыракдыне не выдержала и воскликнула:
– В чем ты меня хочешь обвинить? Я в заговоре не участвовала. Наоборот, предупредила тебя перед походом на Митанни, что среди твоих слуг – предатель. Хоть Иссихасса и является мне родственником, однако, никаких тайных дел я с ним не вела. Все мои мешеди взошли на стены и готовы были погибнуть, защищая тебя.
– Я знаю. Если б ты участвовала в заговоре, я бы давно приказал тебя схватить и посадить в темницу, – наконец пробурчал лабарна. – Меня волнует другое: Иссихасса пришел с войсками свергнуть меня и не побоялся гнева Богов. Когда я попытался его укорить, он напомнил мне о лабарне Арнуванде, о моем брате. Обвинил меня в том, что я подослал убийцу. Это – ложь. Фазарука хотел пробраться в покои Арнуванды и прикончить правителя, но я не разрешил. Мало того, я собирался покинуть Хатти, дабы не мешать брату управлять страной.
– Я верю тебе, – голос таваннанны прозвучал глухо.
– Но не это главное, – продолжал Суппилулиума. – Почему Иссихасса, в связи с самоубийством лабарны Арнуванды, вспомнил тебя?
Фыракдыне побледнела и плотно сжала губы. Она дрожащей рукой взяла со столика серебряное зеркальце, затем со злостью швырнула его на место и раздраженно произнесла:
– Ты же знаешь, и все знают, что Арнуванда покончил с собой. Сколько грязи намешали вокруг его смерти! Зачем вновь все ворошить?
– Эта грязь попала на нас, а я хочу быть чистым перед Богами. – Суппилулиума пристально посмотрел таваннанне в глаза и осторожно спросил: – Нас никто не слышит?
– На страже стоят лувийцы. Говори на древнем хаттском. Они плохо понимают этот язык.
– Тогда я поделюсь своими сомнениями, – уверенней и тверже продолжил лабарна. – Я прекрасно знал брата. Ты тоже прекрасно помнишь все его слабости. Могу сказать с уверенностью: Арнуванда не мог убить себя, да еще таким образом. Он был труслив и малодушен. Я бы еще как-то поверил, что он смог бы пересилить себя и выпить чашу отравленного вина, на крайний случай – вскрыть вены. Но воткнуть кинжал в сердце собственной рукой – сомневаюсь! Ему не хватило бы духа. Уверен – его убили! И сделал это кто-то из окружения лабарны. Но к нынешнему времени из тех вельмож мало кто остался в живых.
Таваннанна резко встала. Лицо ее совсем обескровилось и вытянулось. Глаза испугано блестели.
– Что ты хочешь этим сказать? – выдавила она из себя, сжимая кулачки.
Суппилулиума схватил ее за плечи, грубо усадил обратно на стульчик и прямо в лицо произнес:
– Я по твоим глазам вижу: тебе известно, как погиб правитель. Ты первая обнаружила лабарну мертвым. И еще одно странное обстоятельство: он зарезал себя почему-то в твоей спальне.
Глаза Фыракдыне становились все шире. Лицо сделалось похожим на кусок мрамора. Но она вдруг воскликнула властным голосом:
– Убери руки!
Суппилулиума невольно отпрянул. Сам не сознавая, он подчинялся этой властной женщине, где за красивой внешностью пряталась огромная сила воли и хладнокровие. Фыракдыне не страшен никто. Даже при виде Ярри, ее сердце не дрогнет.
– Тебя мучает совесть? – тихо, но очень твердо произнесла она. Встала и повернулась спиной к лабарне, чтобы он не заметил злости на ее лица. – Твоя совесть чиста. Ты боишься, что будешь держать ответ перед Богами за смерть Арнуванды? Но Боги-то знают истинного убийцу. Так чего ж ты мучаешься? Зачем врываешься ко мне среди ночи, шумишь. Неужели думаешь, что панкус поверит словам предателя Иссихассы?
– Я хочу знать правду, – настойчиво требовал лабарна. – Я невиновен, но неизвестность гнетет меня и не дает спокойно спать.
Таваннанна повернулась к нему всем телом. На ее бледном лице сверкали глаза пантеры, загнанной в угол. Она решительно сказала:
– Ну, знай же правду! Хоть я не уверенна, что, познав ее, ты сможешь спокойно уснуть. Пусть волосы твои поседеют. – Она вся напряглась и, чеканя каждое слово, произнесла: – Лабарну Арнуванду убила я!
– Что? – лицо лабарны перекосилось от ужаса. Словно через какую-то завесу прозвучали эти четыре слова. Его мозг отказывался принять смысл услышанного.
– Да, я, таваннанна Фыракдыне, великая правительница Хатти, твоя старшая жена и мать твоих детей.
– Нет! О, Боги! – воскликнул Суппилулиума и грохнул кулаком по туалетному столику. Заколки, броши, баночки – все посыпалось на пол.
Тут же в спальне появились два здоровенных лувийских охранника, привлеченные шумом. Но, увидев, что все в порядке, и их помощь не требуется, моментально исчезли.
Лабарна отсутствующим взглядом смотрел на упавшие баночки и разлитые по полу ароматные масла. Его взгляд медленно переместился на лицо таваннанны. Как бы удивляясь, он спросил:
– Тебе все это время не было страшно? Ведь ты пошла против воли Богов. Нарушила священный закон Телепину. Совершила страшный, тяжелый грех. – Суппилулиума сел на стульчик и сжал руками виски.
– У тебя дурная привычка: когда злишься, все время стучишь кулаком по столу, – ровным голосом упрекнула его Татухепа. Ее лицо приобретало нормальный цвет. – Ну, как? Тебе стало легче от моего признания? Вспомни то время. Ты сам кричал на Большом Собрании, что Арнуванда проклят Богами. Еще пару лет его правления, и от Хатти осталось бы несколько городов подвластных Митанни. Я бы стала рабыней и мыла ноги какому-нибудь ассирийскому тамкару. – Она подошла к изголовью ложи и достала откуда-то из потайного места кувшин с вином. Не соблюдая никаких приличий, великая таваннанна приложилась прямо к узкому горлышку. Отпив несколько крупных глотков, она продолжала: – Да, я его зарезала, и рука моя не дрогнула, а душа не испытывает угрызения совести. Это говорит о том, что руку мою направили богини Истустая и Папия, прядущие в подземном мире нить жизни лабарны. А совесть мою охраняет Богиня Солнца Вурусему и святая мать Сауска.
– Что ты такое несешь? По закону, я обязан отдать тебя на высший суд панкуса. Панкус должен осудить тебя на смерть, – удрученно произнес Суппилулиума.
– Только попробуй! – прошипела Татухепа, превратившись в тигрицу, готовую прыгнуть и разорвать обидчика на куски. – Я тут же объявлю панкусу, что убила Арнуванду по твоему уговору. А, впрочем, – Она мгновенно расслабилась и пожала плечами. – Никто не сможет доказать мою вину. Разве только Иссихасса.
– Опять Иссихасса! – прорычал Суппилулиума, сжимая руки в кулаки. – Расскажи все. Я должен знать!
– Хорошо. Я расскажу. А ты потом решай: осуждать меня или простить. Запомни: я не говорю: казнить или помиловать, потому что Арнуванда воистину был проклят Богами, и его кровь не запачкала мои руки. На его совести много грязных убийств. Он и тебя собирался прикончить, если б Фазарука не перерубил хребет одноглазому старику там, в подземелье Цапланды.
Суппилулиума содрогнулся, вспомнив сырое подземелье Цапланды и сгорбленного одноглазого старика с кинжалом в руках. Фыракдыне еще глотнула вина и поставила кувшин на стол.
– Мне исполнилось пятнадцать, когда я стала женой лабарны Арнуванды, хотя перед Богами, меня обещали совсем другому. Мой суженый служил телепурием в городе Арина. Мы должны были через год произнести клятву в верности перед истаннаной Богини Солнца. Но однажды, во время праздника Пуруллия, где я участвовала в танцах жриц Богини Сауски, Арнуванда приметил меня. Я так понравилась лабарне, что он решительно наплевал на гнев Богов и совершил ужасную подлость. Ты помнишь эту историю? Телепурий выпил много вина, пошел ночью проверять посты на крепостной стене и случайно свалился вниз. Глупее ничего нельзя придумать.
– А кто был отцом этого юноши? – поинтересовался Суппилулиума.
– Жезлоносец Хухулилла. Теперь ты понимаешь, почему жезлоносец защищал тебя в Цапланде, не испугавшись гнева Арнуванды, а после привел в Хаттусу войско Вурусему. – Суппилулиума кивнул. – После гибели жениха, я не долго носила траур. Вскоре меня отдали в жены лабарне. Я ничего к нему не чувствовала, кроме отвращения. Но, став супругой лабарны, я невольно оказалась возле государственных дел. Не знаю зачем, но Арнуванда частенько приглашал меня на собрание панкуса. Наверное, хотел показать всем, какая у него красивая жена. Правителем же он был бездарный. Многие телепурии потянулись ко мне с просьбами и жалобами. Хотели, чтобы я повлияла на некоторые решения лабарны. Вскоре я с ужасом поняла, что Хатти делает последние вздохи. Города плохо защищены. Землепашцы страдают от поборов. Во многих землях голод и разорение. На границах неспокойно. Правитель, тем временем, заключал какие-то нелепые договоры с Митанни и Арцавой, тем самым, приближая гибель государства. Закатывал пиры и веселые охоты. Сановники все чаще приходили ко мне и умоляли хоть как-то повлиять на правителя. Казна пуста. Соседи дерзко разоряют города и переманивают землепашцев. В войске все чаще случаи неповиновения и дезертирства. А чем я могла помочь?
Не в силах дольше выслушивать жалобы, я попросила отпустить меня в Цапланду к Таваннанне Никламати. Арнуванда возмущался, покричал, но все же разрешил. Как раз через неделю нагрянули каскийцы. Правитель Великой Хатти – жалкий трус – сбежал, оставив на сожжение священную столицу. Я пришла в отчаяние. Чего же дальше ждать? Если враг сжег Хаттусу, то вскоре вся земля Хатти запылает. Хоть я и хурритка чистых кровей, но мои предки еще при Великом Лабарне служили в Хаттусе и в Арине, ходили в походы вместе с победоносным Мурсили, когда пал Вавилон к его ногам. Мой отец командовал войском Бога Зерна при лабарне Тудхалии и погиб под Удой, защищая город.
Я безумно люблю Великую Хатти и не могла поверить, что скоро на месте цветущих долин будет степи, поросшие сорной травой; вместо могущественных городов останутся жалкие поселения полудиких скотоводов. Со всех сторон будут приходить враги набирать рабов, как тягловую скотину из стада. Самое ужасное, что никто из близкого окружения лабарны не разделял мои опасения. Все, как один, старались быть глухими и слепыми. Отчаявшись, я начала бредить о том, как бы самой захватить власть и спасти хоть какую-то часть от бывшей огромной державы, хоть несколько городов. Но вокруг я не видела ни одного воина, способного набраться смелости и поддержать меня в дерзком замысле, а возможно и в заговоре. Видела только трусов и льстецов. А враг тем временем безнаказанно опустошал земли. Великая Хатти умирала.
И вдруг, все заговорили о Суппилулиуме. Будто огненный меч Бога Солнца прорезал свинцовые тучи. Нас оповещали обо всех победах дерзкого юного полководца. Мне стало понятно, что наши стремления совпадают, только ты уже действуешь, а я бессильна что-либо предпринять. Иссихасса, упросив старую таваннанну отдать ему мешедей, ушел к тебе на подмогу. Я хотела идти с ним, все равно кем, хоть лучником, хоть помогать лекарям. Но Никламати, со слезами на глазах просила остаться возле нее в Цапланде.
Наконец объявился Арнуванда. После разгрома Каски и Арцавы, у него, наконец, хватило смелости спуститься с Бычьих гор. Осознавая свой позор, он ходил злой, ни с кем не разговаривал. Когда же узнал, что ты взялся за восстановление Хаттусы, его чуть не хватил удар. Телепурии отдаленных земель перестали ему подчиняться. А глава Верхней Страны, Хемиша прогнал посланников, да еще пригрозил вырезать им печень, если они еще заявятся. Запершись с преданными сановниками в тайной комнате, он строил планы, как тебя скорее извести. Они решили вызвать тебя на Большое Собрание, обвинить в нарушении закона Телепину, затем казнить. В крайнем случае, если панкус воспротивится, подослать убийцу. Я поняла, что это конец не только для тебя, но и для всей Хатти. Тогда я решила настроить против Арнуванды некоторых сановников, которые еще сохранили разум и не потеряли совесть. Да, это я подговорила жезлоносца Хухулилллу поддержать тебя. Каков ты был на Большом Собрании! Я глаза не могла оторвать. Но эти трусливые шакалы по прозвищу «Великий род» сидели и молчали. Только Хухулилла что-то мямлил в твое оправдание. Потом тебя вместе с Цулой увели в подземелье. Я ушла с Большого Собрания, посмеявшись над панкусом. Арнуванда не особо на меня злился. Ему было важно то, что с тобой покончено. Я пыталась хоть что-нибудь придумать, чтобы вытащить тебя из подземелья. Хотела с мешедями прорваться в темницу и освободить. Фазарука оказался проворнее.
Арнуванда пришел в бешенство, когда узнал о твоем побеге и раздавал пощечины направо и налево. Когда же нашли в темнице окоченевшее тело одноглазого, лабарна потерял сознание и долго не мог придти в чувства.
Арнуванда в бешенстве решил наказать всех бунтарей и потребовал готовить войска для похода на Хаттусу. Я поняла, что может произойти кровопролитие, после которого некому будет защищать даже Цапланду. Решила любой ценой предотвратить очередную глупость Арнуванды. Мне удалось поговорить наедине с Хухулиллой. Он и без того впал в немилость у лабарны. А тут я ему сказала, что он не будет стоить и кусочка женской хасгалы, если не уведет войско Вурусему в Хаттусу. Он колебался, но я крикнула ему в лицо, чтобы он вспомнил убитого сына. Я сказала: если он не сможет этого сделать, то пусть прыгнет с башни и расколет себе голову о камни, но не позорит память сына. Хухулилла смог переманить на твою сторону войско Вурусему.
Если б ты видел, что произошло с лабарной, когда он узнал об измене. Он орал и топал ногами. Все разбегались и прятались, лишь бы не попасть под горячую руку. Арнуванда не знал, на ком сорвать злость. Его гнев дошел и до меня. Он припомнил все: как я оскорбила панкус, как смеялась над ним, как смотрела восхищенно на тебя, когда ты обвинил его в предательстве… Сначала меня забавлял его истерический визг. Я никогда не боялась этого дурачка. Вскоре он начал мне надоедать. Еще через некоторое время – злить. Этот болван распалялся все больше и больше. В конце концов, обнаглел и ударил меня по лицу. – Таваннанна перевела дыхание. – Мой род идет от знатных вольных хурритов. Никто безнаказанно не смеет бить человека из нашего рода по лицу, словно жалкого раба, будь то даже сам лабарна. В голове у меня затуманилось. Я сама не поняла, как все произошло. Как будто это был кто-то другой, я же стояла и наблюдала со стороны.