Скончаться. Сном забыться.
Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ.
Какие сны в том смертном сне приснятся,
Когда покров земного чувства снят?
Вот в чём разгадка. Вот что удлиняет
Несчастьям нашим жизнь на столько лет.
А тот, кто снёс бы униженья века,
Неправду угнетателей, вельмож
Заносчивость, отринутое чувство,
Нескорый суд и более всего
Насмешки недостойных над достойным,
Когда так просто сводит все концы
Удар кинжала! Кто бы согласился,
Кряхтя, под ношей жизненной плестись,
Когда бы неизвестность после смерти,
Боязнь страны, откуда ни один
Не возвращался, не склоняла воли
Мириться лучше со знакомым злом,
Чем бегством к незнакомому стремиться!
Так всех нас в трусов превращает мысль,
И вянет, как цветок, решимость наша
В бесплодье умственного тупика,
Так погибают замыслы с размахом,
В начале обещавшие успех,
От долгих отлагательств.
Но довольно! Офелия! О радость! Помяни
Мои грехи в своих молитвах, нимфа.
В наглости юноше, конечно, не откажешь. Ведь как раз в это время, – а шел 1971 год, – в Театре на Таганке гремела достаточно скандальная постановка Гамлета с Высоцким в главной роли, которого Андрей, как, впрочем, и большинство ребят из его поколения, просто боготворил. Тягаться юноше с великим актером, конечно, было, мягко говоря, трудновато, но публика в зале приняла его выступление достаточно благосклонно и даже наградила аплодисментами. Классика – она потому и называется классикой, что каждый, независимо от возраста и жизненного опыта, может найти в том или ином произведении что-то свое.
Концерт закончился. Парни быстренько сдвинули ряды сидений в угол, освободив место для танцев. Девчонки сбегали в туалет, чтобы «припудрить носики». Ребята небольшими группами тоже куда-то исчезали на некоторое время – кто в находившуюся рядом раздевалку спортзала, а кто, как Андрей с друзьями, в гримерку за сценой. И те, и другие возвращались в актовый зал подозрительно возбужденные. К счастью, к этому моменту директриса и почти все преподаватели удалились в учительскую, чтобы там отметить выпускной. Конечно же, никакого алкоголя, только чаем с тортиком! Ха ха…
Оставшиеся в актовом зале завуч и представители родительского комитета делали вид, что не замечали резко поднявшегося у ребят настроения. Да и вели себя все достаточно пристойно. Вообще пить спиртные напитки – по крайней мере, в их классе – было как-то не модно. К тому же еще свежа была в памяти произошедшая совсем недавно скандальная история, когда на дне рождения одной из девчонок их угостили шампанским, а один из ребят «спалился» вечером дома, и его родители подняли страшный шум. Требовали даже исключить из школы виновницу торжества за то, что она, якобы, «спаивает» остальных ребят. К счастью, все закончилось благополучно. Но, конечно, в такой день – в выпускной – позволить себе немного вина было совсем не грешно.
В динамиках заиграла утвержденная педсоветом школы музыка, и начались танцы. Со стороны это действо очень напоминало какой-нибудь праздничный вечер в сельском доме культуре. Девчонки сгруппировались в одном конце зала, танцуя парами друг с другом. А парни толпились на противоположной стороне, всем своим видом показывая, что они не имеют к танцам никакого отношения.
По издавна сложившейся традиции объявили медленный «белый танец», когда барышни приглашают кавалеров. Для кого-то момент достаточно формальный, а для кого-то очень трогательный, так как означал, если не признание в любви, то уж точно проявление симпатий.
К Андрею, опережая остальных девчонок, решительно устремилась Надежда, небольшого роста хрупкая черноволосая девчушка.
– Кто бы сомневался! – пошутил он, обняв ее за талию. – Ну, привет тебе.
– Сегодня прекрасно выглядишь. Очень красивое платье, – не мог не сделать Андрей комплимент девушке.
– Вместе с мамой сшили специально к выпускному, – объяснила Надежда.
– А что мы такие невеселые? – спросил юноша, заметив печаль в ее миндалевидных глазах. – Жалко со школой расставаться?
– Со школой – нет, с тобой – да, – последовал неожиданный ответ.
– Откуда такой пессимизм? Разве мы не будем встречаться и дальше?! – удивился Андрей.
– Почему-то внутренний голос мне подсказывает, что вряд ли, – уже с явной грустью в голосе ответила Надежда.
Последние пару лет их связывали романтические отношения. Можно, конечно, было бы назвать это «первой любовью». Но скорее это было естественное любопытство молодых людей, стремящихся к познанию друг друга. Как бы ни хотелось Андрею, да, наверняка, и Надежде перейти в их отношениях ту самую взрослую грань, но романтик по натуре он всегда останавливал себя в тот самый момент, когда, казалось бы, это было уже почти неизбежно. Он свято верил в то, что невинность души и тела должны быть сохранены до того времени, пока оба участника этого священного действа не будут убеждены на сто процентов, что перед ними тот самый единственный человек, с которым они готовы провести вместе всю оставшуюся жизнь. Наверное, это было очень наивно, но так оно было. Так он был воспитан родителями и книгами, которыми зачитывался с детства. Объятия, поцелуи, ласки – все это было между ними, но при этом им все же удалось сохранить девственную чистоту отношений. Они никогда не скрывали своей «дружбы», ходили по школе, держась за руки. Андрей встречал Надежду у подъезда, и они вместе шли на уроки, а вечером провожал ее домой. Она жила вдвоем с мамой, так что днем квартира была в их полном распоряжении. Редчайший случай для большого города с его перенаселенными квартирами, в которых зачастую жило по несколько поколений одной семьи.
Их «роман» чуть было не закончился драматично, когда директриса застукала их целующимися на перемене. Его дневник украсила запись красными чернилами: «Развратно целовался с одноклассницей между уроками. Просим принять меры». Родителей вызвали в школу и прочитали лекцию о недопустимости «половых контактов» между школьниками, хотя ничего подобного между ними не было. Да, целовались на перемене. И что?
Дело могло дойти до исключения одного из них из школы. Но Андрей убедительно пообещал директрисе, что больше никогда в жизни не будет ни с кем, и уж тем более с Надеждой, целоваться. Ну, а уж в школьных стенах точно. Унаследованный от мамы, да и от отца тоже, актерский дар не подвел, сила убеждения сработала, так что скандал удалось замять, хотя держаться за руки в школе они уже не могли, а обниматься-целоваться тем более.
Когда мать в присущей ей мелодраматической манере вечером рассказала дома, почему ее вызывали в школу, отец как-то хитро улыбнулся и, посмотрев на сына, изрек: «Так они же не во время урока целовались!». А потом вполне серьезным голосом, хотя все с той же бесовщинкой в глазах, добавил: «Сын, не думаю, что тебе надо рассказывать про птичек в парке. Просто помни, что в отношениях с женщинами всегда в ответе мужчина. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду». Мама, по-актерски возмущенно всплеснув руками, хотела было что-то сказать, но, видимо, осознав комичность всей ситуации и бессмысленность дальнейшего разговора, успокоилась. Так что дома эта история тоже не получила продолжения.
Когда отец говорил про птичек, он имел в виду популярный тогда, хотя и немного грубоватый, анекдот про то, как мать просит отца поговорить с повзрослевшим сыном «про это» и советует рассказать на примере птичек. А тот, уединившись с ним, говорит: «Ты помнишь, как мы с тобой ходили гулять в парк. Ты пошел налево с какой-то девушкой, а я с блондинкой направо. Помнишь, чем вы потом занимались? Так вот птички делают это точно также!» Смешно, конечно, но не очень правдиво. В те годы говорить «про это» было как-то не принято – ни дома, ни в школе. Андрей, как и многие его сверстники, были в этом вопросе очень наивными, и их познания о «половых отношениях» между мужчинами и женщинами были, мягко говоря, весьма ограничены.
В школе проблему полов, как будто речь шла о чем-то запредельно неприличным, старались обходить стороной, затрагивая вскользь лишь на уроках анатомии и биологии – те самые «пестики» и «тычинки». А на уроках анатомии, вызывая смешки учеников, преподаватели спешили поскорее проскочить «опасные» зоны человеческого организма, водя указкой по уродливому рисунку, изображающему алкоголично-синюшно-красного, будто только что освежеванного бесполого человека.
В лучшем случае слова «любовь», «чувства», отношения между мужчиной и женщиной звучали на уроках литературы, да и то мимоходом, чтобы не заострять на этом внимание подростков. Исключением, пожалуй, была лишь хрестоматийная Наташа Ростова, да и то ее восторженную инфантильность подавали с иронией как нечто вообще-то не совсем нормальное. Зато пушкинская Татьяна и ее письмо Онегину – пример «правильного» отношения молодой девушки к любви, поскольку ее единственным достоинством должно быть полное, практически монашеское целомудрие. А любая мысль об ином греховна и потому наказуема. Места для любовной лирики в программе почти не находилось. Школьников заставляли учить наизусть тома патриотических стихов. Но, вдалбливая им в голову военную героику, замалчивали тот факт, что герои разных лет и эпох тоже любили, что Родина в их сознании отождествлялась не с чем-то абстрактным, а зачастую с конкретной женщиной-возлюбленной. Именно ради любви, ради сохранения рода русского и отдавали они свои жизни. И не случайно именно военные годы породили столь много беспредельно лиричных, задушевных песен и стихов о расставании, любви, верности, ожидании. Ведь даже слово Родина в русском языке – женского рода, и так было сделано великим русским народом не зря.
Период рыцарства и романтизма в истории пролистывали с космической быстротой, поскольку в его центре опять же стоит тема любви и отношений между мужчинами и женщинами. Словно гербарий, историю высушили до скудного столбца цифр и дат – родился тогда-то, умер тогда-то, пошел походом туда-то. За этой надгробной плитой похоронили личности людей, которые страдали, любили и подчас ради своих возлюбленных совершали подвиги и меняли ход истории. Заменив слова «любовник» и «любовница» на «фаворита» или «фаворитку», царей и цариц превратили в бесполых существ, а, поделив их на «хороших» и «плохих», замазали, будто ретушью, то, что многие из них были далеко не идеальными людьми и вдоволь нагрешили при жизни.
На уроках рисования школьники заставляли малевать вазы и мертвую дичь, но их не пытаются научить восприятию Красоты во всех ее проявлениях, и прежде всего наиболее совершенного и прекрасного из всех – человеческого тела. Стоит ли удивляться после этого, что картины с обнаженной натурой становились для подростков чем-то вроде порнографией. И, придя в музей, они хихикали перед Данаей, впадая почти в истерику при виде античных скульптур нагих богов и богинь.
Где, какой, какой учитель набрался смелости поговорить с учениками о том, что такое семья, что такое любовь – во всех ее проявлениях, как духовных, так и физических. Нет, что вы, об «этом» говорить нельзя! Школа делает вид, что воспитывает умы, но забывает о самом главном – воспитании души. Она пытается обучать половозрелых подростков высшей математике, учит их решать сложнейшие уравнения, но не дает даже азов куда более важной науки – человеческих взаимоотношений, не предлагает решений главной формулы бытия, с которой им придется столкнуться сразу же за порогом школы, формулы, определяемой законами взаимоотношений между людьми и двумя полами, в частности.
Между тем, современная жизнь оторвала нас от природы, порушила связь поколений, порвала ту нить передачи информации о природе бытия, которая существовала в прошлом. Тогда не было школ, Интернета, но были сказания и песни, тетушки и бабки, которые темными вечерами нашептывали краснеющим девицам об их предназначении, учили чистоте тела – душевной и физической, передавали им те знания и навыки, которые сами получили по наследству, и в том числе об отношении мужчин и женщин. Русский человек всегда был целомудренным в своей сути. Разврат, блуд, проституция появились позже вместе с водкой и прочими благами «цивилизации». Конечно же, он грешил, но грешил искренне, с детской непосредственностью.
Говорить «об этом» вслух считалось неприличным – ни в школе, ни дома, ни в кино, ни в литературе. В итоге молодые души вынуждены были сами решать сложнейшую загадку бытия или искать ответ на нее в подворотне. И тем самым лишь поощряли болезненное, неудовлетворенное любопытство, столь же, однако, естественное как первый поцелуй влюбленных. Стоит ли удивляться после этого, что беременеют старшеклассницы, что распадаются через пару недель совместной жизни молодые семьи, что неудовлетворенное любопытство порождает разврат и распущенность.
Так что отношения Андрея и Надежды были вполне естественны и на самом деле девственно чисты, как бы это не смотрелось со стороны. Андрей ненавидел слово «секс», которое стало входить тогда в моду. Для него акт слияния двух человек был неким прекрасным апофеозом великого чувства – любви. А выражение «заняться сексом» звучало как нечто обыденное и пошлое, все равно как сходить в туалет по нужде.
Впрочем, в 10-м классе отношения Нади и Андрея практически сошли на нет. На встречи и свидания после школы просто не хватало времени. Приличные дети из приличных семей, собирающиеся поступать в приличные ВУЗы, в выпускном классе должны были заниматься с приличными репетиторами, которые готовили их к вступительным экзаменам по профильным предметам. Так что Андрею приходилось сразу после уроков бежать то к преподавателю английского, то русского языка и литературы, то к историку. Дни были расписаны не то, что по часам, а по минутам.
Но дневник с той записью Андрей сохранил вместе с другими учительскими «замечания», которыми он гордился как солдат боевыми наградами. «Бросил в голову учителя портфель с учебниками. Таким как он не место в советской школе», – вот одна из первых, пожалуй, самая любимая. На самом деле портфель он в преподавателя не бросал. Татьяна Петровна просто не вовремя вышла из кабинета, когда они с ребятами развлекались на перемене «метанием» портфелей на расстояние. Так что портфель Андрея попал в нее совершенно случайно. Вообще Татьяна Петровна была дамой весьма странной. Не понимая всей двусмысленности своих слов, она часто называла себя «жертвой автомобильной катастрофы» – когда-то на нее действительно слегка наехала на переходе какая-то машина. Но, учитывая немаленькие размеры этой дамы, представляется, что от столкновения с ее шарообразным торсом, наверняка, больше пострадал капот автомобиля. И уж совсем шокирующей была ее странная привычка садиться попой на первую парту, демонстрируя при этом ошалевшему классу длинные панталоны «с начесом» нежно-розового или голубого цвета. Так что из физики Андрей запомнил только эти трусы из серии «Прощай, молодость!», как их называли в народе.
Чуть позже его дневник украсила другая удивительная своей бессмысленностью учительская запись: «Сломал стену в туалете для мальчиков». Уму непостижимо как мальчишка – ученик 7-го класса мог сломать толстую кирпичную стену! А на самом деле было так: насмотревшись вышедших тогда на киноэкраны фильмов про каратистов, ребята на перемене действительно по очереди дубасили по стене ногами, типа отрабатывая удар. Да так сильно, что и вправду немного треснула штукатурка. Поймавший их за этим занятием завхоз схватил Андрея – первого попавшегося ему под руку и отвел к директору. А тот, будучи парнем честным, взял всю вину на себя, чтобы не подставлять других ребят. Стену его родители, конечно же, починили, трещину заштукатурили и закрасили, но между собой ребята до конца школы называли этот маленький вестибюль справа на первом этаже – «Залом воинской славы!». Он был в стороне от основных учительских троп, поэтому они любили там иногда заговорщицки встречаться для обсуждения своих мальчишеских тайн.