– Почему? Он твой брат?
– Он – больше, чем брат, названный сын моего отца. Он – моя совесть.
– Но вы могли столкнуться в бою лицом к лицу. Как тогда бы ты поступил?
– Скорее, подставил бы сердце под его копье, нежели причинил Исмену хоть малейшую рану, – не задумываясь, ответил Фидар. – Такие у нас обычаи: родство превыше любых клятв.
– И за юную амазонку ты тоже готов пожертвовать собой?
– Мы все впятером смешали кровь в священной чаше бога Фагимасада. Мы – одна семья.
Томирис подскакала к Колобуду, уселась спереди на его коня. Она что-то радостно ему щебетала, трепала будина за светлую бороду. Великан смущенно хохотал, бережно обнимал девчушку одной рукой, стараясь не задушить в объятиях. А конь начинал храпеть под тяжестью двоих. Томирис юркнула обратно на свою лошадку и догнала Исмена.
– Аристон, не держи зла на Фидара, – приставал к командиру пэонов Исмен. – Он из-за меня напал. Я виноват. Злись на меня.
Аристон хмыкнул, гневно сверкнув глазами.
– Это мы виноваты, – вторила Томирис, подъезжая с другого боку. – Хочешь, мы попросим за тебя у Александра?
– Не вздумайте, – пригрозил Аристон. – Еще больше опозорить меня хотите?
– Нажили врага, – подвел итог Исмен, когда командир пеонов проехал вперед.
– Одним меньше, одним больше…, – махнула рукой Томирис.
– Откуда у тебя новый плащ, да такой красивый? – заметил Исмен ее синее покрывало с персидским узором, вышитым золотыми нитями.
– Барсина подарила, – похвасталась Томирис. – Она очень добрая. И держится со мной совсем не высокомерно, даже фруктами угощала, учила меня играть на арфе.
Войско несколько дней отдыхало после тяжелой битвы. Героям раздавали щедрые награды. Веселье не смолкало ни днем, ни ночью. В Исском заливе появилось множество кораблей. Из Эллады приплыли известные художники, среди которых был и знаменитый Апеллес10. На другом корабле скульпторы во главе с известным Лисиппом11, который, вопреки отговорам родственников изъявил желание пристать к армии Александра. Прибыл даже архитектор Динократ с учениками. Появилась целая плеяда спорящих и бранящихся философов. Среди всей этой галдящей своры выделялись Анаксимен и Онексикрит, последователи Диогена12, Анаксарх, представитель школы Демокрита13. Философы тут же, сойдя с корабля, затеяли жаркий диспут. Кричали так вдохновенно, что не обратили внимания, как к ним приблизился Александр. Лишь спустя некоторое время, наконец, гегемон был замечен, и философы, прервав спор, приветствовали «второго Ахилла».
– Продолжайте, не смею вам мешать, – скромно ответил Александр. – Позвольте только узнать, где мой друг Демосфен14? Он не с вами? Очень жаль. – И ушел.
Вечером Александр устроил пир в честь прибывших из Эллады деятелей искусства. Но особой честью удостоилась Таис, знаменитая гетера, знавшая наизусть «Илиаду», хорошо разбиравшаяся во многих науках. Она свободно цитировала Геродота и Платона. Могла на равных с умнейшими мужами поддержать философскую беседу или поспорить об истории и географии. К тому же Таис прекрасно пела и танцевала, завораживающе играла на кифаре. Но главное ее достоинство – гетера была очень красива: обладала тонкими благородными чертами лица и стройным гибким телом. А ей всего-навсего исполнилось чуть больше двадцати.
Гости разместились огромным кругом перед шатром правителя Персии. Почетным гражданам Афин и других крупных мегаполисов постелили ковры. Положили множество подушек, чтобы они могли удобно возлежать и наслаждаться зрелищами. Кто имел меньше заслуг, сидел за ними на простых циновках. Пылали факела. Сновали слуги, разнося угощения. Перед гостями извивались гибкие танцовщицы, захваченные в Дамаске, под мелодии музыкантов, плененных там же.
Александр возлежал на мраморном постаменте, на котором раньше стоял походный алтарь Ахуры Мазды с неугасающим огнем. Он позволил сдавшимся в плен полководцам Дария присутствовать в первых рядах, среди прославившихся воинов, знаменитых ученых и ваятелей. Место нашлось и для Фидара. Исмену приказал сесть справа рядом с Клитом. Тут же примостилась Томирис.
– О, Александр! Я ослеп? Или мне мерещится? – воскликнул чернобородый, широкоплечий воин, увидев новых соматофилаков. Он носил одежду гетайра. По его запыленному плащу и грязных подтеках на висках можно было понять, что он только с дороги. Исмен и Томирис признали в воине лживого атравана-лазутчика.
– Кратер. Ты уже прибыл от Геллеспонта? Завтра сделаешь доклад. Сегодня у нас веселье. Но что тебя так возмутило? – спросил Александр.
– Мое бедро до сих пор ноет, вспоминая стрелу, которую я получил от этой девчонки. А рука еще гноится от зубов лохматого чудовища, которого они на меня натравили.
– Так прости их. Они выполняли свой долг. Но теперь скифы служат мне. Посмотри, многие вчерашние полководцы Дария теперь здесь. Они дали клятву верности мне.
– Воистину, ты творишь чудеса, Александр! – все еще удивлялся Кратер, присаживаясь рядом с Исменом. Протянул ему руку: – Друг Александра – мой друг.
– Я рад, что тебя тогда не казнили, – пожал Исмен его крепкую широкую ладонь.
– Спасибо, – сухо ответил Кратер.
– Но ты сам виноват: плохой из тебя атраван. Оделся бы лучше кардаком. Тогда бы мы тебя не схватили.
– Эх, малыш, ты ничего не понял. Меня должны были схватить и учинить допрос. Таков был план.
– План? Ты сознательно подвергся опасности? – удивился Исмен.
– Да. А что еще оставалось делать? В армии у Дария после Мемнонм остался только один грамотный полководец – Харидем. Вот его-то Александр и задумал устранить. – Он толкнул Исмена локтем, наклонился к самому уху и тихо сказал: – Еще неизвестно, к кому повернулась бы Ника15, будь на поле боя Харидем во главе гоплитов.
– Ты хотел его подкупить?
– Нет. У Александра не было столько золота, сколько обычно требует Харидем за предательство. Поэтому я должен был проникнуть в лагерь персов. Меня должны были схватить… а дальше все произошло, как и планировалось: бросить тень на Харидема, да так, чтобы ни у кого не возникло сомнения, что он – предатель. Гениальный план! Александр придумал.
– Неужели Александр тебя послал на смерть?
– Я сам вызвался. Простому воину персы могли и не поверить, но коль сам Кратер, один из полководцев Александра ведет переговоры с предателем… Вот тут Дарий испугался, да так, что предпочел придушить Харидема.
– Но если бы тебя убили вслед за Харидемом?
– Убили, так убили, – безразлично ответил Кратер. – Главное, я довел до конца возложенное на меня дело. В нашей грандиозной победе есть и моя заслуга. Этим можно гордиться.
– А не слишком ли это подло? – заметила Томирис.
– Да, подло, – согласился Кратер. – Так, и персы подкупают афинских ораторов, чтобы они поднимали народ против Александра. И лакедемонян они снабжают золотом. Старик Антипатр сколько уже воюет с ними. И Дарий сам не скрывал, что подкупил Павсания, когда тот всадил кинжал в спину Филиппа. Разве это не подлость? Война без подлости – это не война.
Публика взорвалась приветствиями, когда появилась стайка красивых женщин в тонких розовых хитонах. Воздух наполнился легким ароматом цветов. Одна из них, самая стройная и изящная, легкими шажками приблизилась к Александру.
– Приветствую тебя, потомок Ахилла, последователь Геракла, любимец богов Олимпа, – произнесла она звонким мелодичным голосом и возложила на его голову золотой венок. В ее черных живых глазах вспыхивали веселые искорки.
– О, Таис! – воскликнул Александр. – Я не мог поверить, что сюда, в эту глушь прибудет умнейшая женщина Ойкумены.
– Как же я могу сидеть в проплесневелых Афинах, когда тут, в глуши творится история,
– Рад такому вниманию дочери Афродиты к моим делам. Но скажи честно: одобрила ли твое путешествие Фрина Афинская16? И как вообще поживает неувядаемый цветок Эллады. Почему сама не покинула Керамику17? Я бы ее встретил с почестями, достойными богине.
– Чего захотел, – засмеялась Таис. – Фрина пришла в ярость, узнав, куда я отправляюсь. Она ненавидит тебя за разрушенные Фивы. Представляешь, предложила все свое золото на восстановление города.
– Ее золото – ее право, – рассудил Александр. – Присаживайся рядом, – пригласил он Таис.
– Хорошо, но прежде я хочу увидеть то, что меня заинтриговало не меньше, чем разгром непобедимой мидийской армии.
– Что же могло тебя удивить больше?
– Я слышала, среди твоих воинов находится юная воительница из племени Ипполиты. Где она? – Таис поискала взглядом. Глаза ее вспыхнули. Она протянула руку Томирис. Та невольно поднялась. – Да разве она похожа на тех кривоногих мужеподобных женщин, что описывает Геродот? Посмотри, как она мила. Совсем еще девочка. А какое чистое лицо. Нет, это не кривоногая азиатка. Она больше напоминает смуглую тонконогую критянку. Но что за ужасная грубая одежда! – поморщилась гетера.
– Хватит разглядывать меня, как товар на торжище, – возмутилась Томирис, придя в себя.
– Ты сможешь сотворить из девчонки чудо? – спросил Александр.
– Я украду ее на несколько мгновений. Пойдем со мной, – поманила гетера. Томирис нехотя поплелась следом.
Александр поднял чашу, гости примолкли.
– Я пью за вас, друзья, за новый эллинский мир, над которым больше не будет нависать страх персидского махайра.
– За мир! – подхватили все.
– За вечный праздник! Как там у Анакреона18, – попытался припомнить Александр: —
Что же сухо в чаше дно?
Наливай мне, мальчик резвый,
Только пьяное вино
Раствори водою трезвой.
Мы не скифы, не люблю,
Други, пьянствовать бесчинно:
Нет, за чашей я пою
Иль беседую невинно.19
– процитировал он под овации. Обратился к Фидару: – Скажи, это правда, что скифы пьют только неразбавленное вино?
– Правда, – ответил Фидар.
– И ты?
– И я.
– Почему? От крепкого вина теряешь разум.
– Если разбавить водой молоко, разве оно будет вкусное? – спросил Фидар.
– Гадость, – согласился Александр.
– А сок с водой?
– Теряет вкус.
– А если кровь человека разбавить водой?
– Он умрет, – вставил лекарь Филипп.
– Что не разбавляй водой – все плохо, – сделал вывод Фидар.
– Отлично сказано! – не сдержал возглас восхищения Гефестион. – Виночерпий, мне налейте неразбавленного.
– Тогда – и мне! – потребовал Неарх.
– И мне! – закричали гетайры.
– Ты так всех моих друзей споишь, – покачал недовольно головой Александр. – Они же не скифы.
– Скифы знают меру, – возразил на это Фидар. – Не важно, что пьешь, важно – сколько пьешь.
– Опомнись, Александр, – воскликнул Гефестион, – мы же – македоняне. Вспомни, на пирах Филиппа вино пили только неразбавленное…
– Замолчи! – оборвал его Александр, гневно сверкнув разноцветными глазами. – Не напоминай о грязных пьянках в Пелле. Умей различать культурные симпозиумы и обыкновенное свинство.
– Прости, – смутился Гефестион.
Тем временем появилась Таис. Она вела за руку тонкую красивую девочку в нежно-голубом коротком хитоне. Серебряный чешуйчатый поясок перехватывал талию, подчеркивая стройность юного тела. Высоко уложенные черные волосы открывали чистый лоб и маленькие розовые ушки с золотыми кольцами. Край одежды доходил до колен, оставляя открытыми стройные сильные икры, оплетенные ремешками сандалий. Подведенные глаза делали взгляд выразительным и строгим. Ожерелье, преподнесенное в дар Дарием, украшало ее тонкую шею и спускалось на грудь. Все зааплодировали. Исмен не сразу узнал в красивой девочке Томирис.
– Твоя подруга воистину – дочь Артемиды, – восхищенно произнес Александр.
Томирис села рядом с Исменом, положила руку с изящными тонкими браслетами ему на плечо.
– Не смотри на меня так, – сказала она и густо покраснела, смущенная вниманием стольких мужчин. – Подай соку, – попросила.
– Таис, станцуй нам! – начали требовать гости. – Таис, станцуй.
– Гегемон позволит? – спросила красавица.
– Могу ли я запретить? – развел он руками. – Тебя просит богема. Я – всего лишь простой воин, по сравнению с ними.
– Этот танец мы приготовили для тебя, Непобедимый.
Таис медленно, грациозно поднялась. Тонкие руки взвились над головой стройными лозами. Ладошки отбили такт. Музыканты тут же подхватили. Гетеры покинули своих собеседников и встали в круг. В руках каждая держала чашу, наполненную вином до самых краев. Плавные завораживающие движения: словно трава гнулась под ветром, словно лебеди поднимались в воздух, словно волны накатывались на берег. И ни одна капелька из чаши не упала на землю.
Танец окончился. Зрители аплодировали. Философы тут же подняли бурный спор о силе искусства. Раскрасневшаяся Таис вновь присела на ложе Александра.
– Тебе понравилось, гегемон.
– Нет танца чудесней, чем танец ялкаде, – недовольно произнес Александр, нахмурив брови. – Говоришь: этот танец приготовила для меня? Но его танцуют лакедомоняне. А ты знаешь прекрасно, как я к ним отношусь.
– Прости, – воскликнула гетера, сделав вид, что не на шутку испугалась. – Я не знала…
– Знала. Прекрасно знала, – упрекнул ее Александр. – Не пытайся со мной играть. Не забывай, что перед тобой сын Громовержца, а не финикийский торговец.
Щеки Таис вспыхнули, в глазах сверкнул гнев. Но умная гетера тут же подавила в себе чувства и ласково промурлыкала:
– О, Непобедимый, прости мою глупость. Но все афинские танцы ты уже видел. И критскими танцами тебе не удивишь. Что же мне оставалось? Прикажи, и я разучу любой, дабы в следующий раз усладить твой взор.
– В последнее время мне нравятся танцы варваров. Ты знаешь хоть один?
– Нет, мой повелитель. – Хитрая улыбка скользнула по пунцовым губам гетеры. – Но я знаю, кто может исполнить танец, который ты никогда не видел, – загадочно произнесла Таис.
– Что же это за танец? – немного отошел от гнева Александр.
– Посвященный Артемиде. Его исполняют амазонки.
Таис намеренно громко произнесла последние слова. Философы тут же прекратили спор и обратили взгляды к Томирис.
– Покажи нам танец, посвященный Артемде, – попросил Александр.
– Но, гегемон, – нахмурившись, возразила Томирис. – Его танцуют перед алтарем богини, а не перед веселящейся толпой. Я не хочу разгневать Аргинпасу.
– Послушай, – серьезно сказал Александр. – Артемида и ваша Аргинпаса – одна и та же богиня.
– Я знаю.
– Так вот, у Артемиды был чудесный храм в городе Эфесе. Ты о нем слышала?
– Слышала. Но храм сгорел.
– А знаешь истинную причину пожара?
– Его сжег сумасшедший, надеясь прославить собственное имя.
– Все правильно. Но ты не задумывалась, почему могущественная богиня не смогла спасти свой дом?
– Нет, – честно призналась Томирис.
– Артемида или, как ты ее называешь, Аргинпаса, в это время в образе простой повитухи помогала женщине при родах. Если бы не ее помощь, то роженица бы умерла, а ребенок так и не родился. Ужасные, тяжелые роды. Женщина уже молила о смерти, как вдруг появилась таинственная повитуха и помогла. Она положила на грудь измученной женщины младенца, и та с удивлением увидела ее прекраснейшее лицо под старым серым покрывалом, нежные божественные руки молочной белизны, вдохнула чудный, ни с чем несравнимый аромат. Вдруг в дом ворвался грозный воин, расшвыривая всех на пути, и крикнул повитухе: «Спеши скорее в Эфес. Там безумный Герострат сжег твой храм!» «Не могу, – ответила таинственная и прекрасная повитуха. – Разве не видишь, Арес20, – я помогаю сыну Зевса».