Ольга Сысуева
Слёзы Оук Хилла
Памяти Фёдора Шаляпина (продолжение будет),
чуть с надеждой что будет немного смягчат отношение к образу литератора Бориса Савинкова, и А.П.А., М.М., друзьям, родителям – и памяти жертв гражданской войны.
Самое страшное в жизни, когда идёт брат против брата. Если сильна братская кровь, брат отстоит брата, а не воткнёт ему нож в спину.
ПРОЛОГ
Пролог. Эвакуация.
1920 год.
Варшава. Комната Бориса Савинкова. Борис Викторович держал в руках письмо Пилсудского, который просил его о помощи. В тоже время перед ним лежало письмо его друга Александра Христофоровича Бельского, который писал из Крыма, что Петру Врангелю нужна помощь. Савинков раздваивался на части. Вернее, он знал, что может помочь Бельскому только тогда, когда сможет справиться с Дзержинским лично, но тем не менее, где-то подспудно в душе думал про то, что операция Пилсудского провальная – надо переходить к большевикам. Но как постучаться к тем людям, которых считал врагами? Для Бельского ответ был ясен – собирать своих друзей и монатки и готовиться к эвакуации из Крыма. Борис Викторович, отвечая о том, что он один вряд ли чем поможет Врангелю – ответ заставил Врангеля несколько задуматься о происходящем и посмотреть на мир другими глазами… «Моё имя сильно в печати; – писал Савинков Врангелю, – но как один солдат с оружием может Вам помочь? Хотя, конечно, пробраться в амбары большевиков вполне реально, что может только человек, закалённый в подобных вылазках». Пётр Врангель бесился. Но логику ответа понимал. Использовать Савинкова это означало использовать Бельского, Шнуда, Шкуру и других. Это простой солдат, не имеющий шанса стать генералом. И если Савинкова убьёт пуля – то считайте дело проиграно. И использовать его никак не получится. Тем временем, Савинков унижался у Пилсудского и вымаливал денег на эвакуацию – чтобы спасти от беды Бельского и Петровскую, которых любил. Пилсудский немного денег дал, и они были переведены Врангелю, который смутно понимал, ради кого старается Борис Викторович. Их часто можно было видеть на пляже Крыма, который сейчас находился в состоянии войны – он и она – пара, которой в иных обстоятельствах не суждено было сбыться, но благодаря тому, что они оказались сейчас отрезанными каждый от своего круга – они держались вместе в небольшой квартирке, которую снимал он на какие-то личные сбереженья, вероятней всего, оставленные им Савинковым перед тем как тот удрал за Мережковскими в Варшаву. Врангель сплюнул. Александр Христофорович и Ольга Евгеньевна прогуливались по пляжу. Было довольно холодно, что сам Пётр поёжился. На столе у него лежала карта и план эвакуации. «Чёрт подери, как бы только не забыть этих людей» – думал Врангель, понимая, что перед ним стояла более глобальная задача – в Крыму находилась убитая горем по своему погибшему сыну Николаю II вдовствующая императрица Мария Фёдоровна.
Но Пётр Врангель не забыл. Ольга и Бельский вступали по трапу корабля аккуратно, боясь что-то навредить. Бельский дрожал за Ольгу, которую успел полюбить, узнав поближе за все эти годы мытарств и страданий. Несчастные люди не знали, чем закончится их вояж. И, хотя война с немцем уже закончилась, память жертв Лузитании была жива. Мужчина и женщина оборачивались назад – и видели таких же как они людей с тюками и багажом. Пётр Врангель сам лично проследил, чтобы Бельского и Петровскую не тронули по поручению Бориса Викторовича, который сейчас ругался в кабинете с Пилсудским, чтобы им обеспечить выход из страшной ситуации. Петровская обернулась назад, и увидела стоявшую где-то одинокую женщину. Представив себя на её месте, ей захотелось её взять на борт, но Бельский прижал возлюбленную к себе, и заявил глухим голосом: «В другой бы ситуации эта женщина избавилась от тебя, как от пробки из бутылки. Перестань истерить. Значит, мужик, бросил. Смотри, чтобы он не размахивал здесь с пистолетом. Как плохо что нет рядом Савинкова. Он бы их одним взглядом уложил». Петровская послушалась мужчину, и они вошли в трюм, где им была отведена отдельная каюта, несмотря на давку окружающих. Мирное население Крыма, которое прикрывала Армия Врангеля, совершало страшную посадку на R.M.S. Мальборо.
Глава первая
Погружение во тьму
Александру Аникину
1898 год.
Собираясь на бал со своей кузиной Мимми, семнадцатилетняя Ольга не представляла, что её ждёт.
Роскошный приём в Букенгемском дворце в честь королевы Виктории.
Бал в честь дня Рождения королевы Виктории, которое приходилось на 24 мая, – ждал многих гостей своего времени.
Ольга Петровская ждала этого бала, потому что ей хотелось очень увидеть королеву Викторию лично.
Мать Ольги, кузина княгини Виктории Фёдоровны Романовой, супруги Великого князя Кирилла Владимировича Романова, которые получили приглашение на этот знаменательный бал, как внуки королевы Виктории, была приглашена на бал по особому приглашению. Владимир Степанович ждал какого-то подвоха-провокации относительно Сергея Александровича, и поэтому поспешил за ним и Эллой с вечным охранником – Дмитрием Николаевичем Путилиным. Путилин был в весьма весёлом расположении духа, и пристально осматривал присутствовавших. Ему не казался бал угрозой, но всё-таки ради безопасности великого князя Сергея Александровича Путилин должен был быть на балу. Красивый сотрудник российской полиции привлекал к себе внимание молодых девиц, пробегавших мимо него в роскошных розовых и голубых платьях. Они, смеясь, убегали прочь от своих уже не могущих так бегать тётушек, которые расположились на стульях. Молодой человек подумывал завести интрижку-другую с какой-нибудь прелестной англичанкой. Дело герцогини Лейкомпширской как-то стёрлось из памяти. Сам Ревенко хотел его поскорее закрыть за не имением фактов, и уехать с Великим Князем в Российскую Империю, поскольку российский император Николай II беспокоился бы за долгое отсутствие Великого Князя.
Александру Аникину
1898 год. Бал у королевы Виктории.
Церемониал британской королевы Виктории и страшно утомлял, и капитан дальнего плавания Эдвард Джон Смит задремал, сидя на стуле в правом крыле Букингемского дворца. Подошедший к нему 59-летний Александр Бельский, слегка ухмыльнулся и подал Смиту руку приветствия. Гордый моряк отверг руку русского дворянина, приняв его за лакея, и ушёл прочь, вглубь зала.
Александр усмехнулся, и, пожал плечами: развеять тоску британского морского волка не удалось. К Бельскому подошёл церемониймейстер бала Филипп Сиэтл.
– Что Вы застыли? _ Спросил Филипп грозно сдвинув брови. – Вас ждёт Маэстро Пуччини, с просьбой разобрать что он написал – какую-то арию Скарпиа.
Бельский ядовито ухмыльнулся.
– Маэстро Пуччини написал и не понял что он написал? А я должен ему сказать что он сочинил?
– Для обычного русского Вы слишком ядовиты. – Заметил церемониймейстер – высокий человек среднего возраста в изысканном зелёном костюме. – Маэстро написал гениально. Это Вы ничего не поняли.
Бельский, смолчав на сей раз чтобы не быть выгнанным из роскошного дворца на холодную улицу, и чтобы его не подобрали и не увели в дом призрения, пожал плечами и вынуждено поплёлся за Филиппом.
В коридоре мимо них прошёл молодой человек со светлыми волосами и голубыми, как океан в солнечную погоду, глазами. Юноша подмигнул Бельскому, и Александр понял, что это его соотечественник – тот самый, что спас его в 1896 году на Ходынке – при коронации Николая II. "Смелый юноша!", – подумал Бельский, и Борис ему снова улыбнулся, будто поймав мысль. Церемониймейстер и дворянин пошли в глубь дворца прочь, а к Борису Викторовичу подошла его дальняя троюродная сестра – кузина Ольга Евгеньевна Петровская – в роскошном нежно-голубом платье, доходившем ей до пола.
Кузине очень шёл этот цвет, он делал её щёки пунцовыми, и Борис Викторович залился сам от смущения пунцовой краской – настолько она показалась ему сейчас нежной и прекрасной. Но поняв, что он никогда не сделает Ольге предложения – Борис был влюблён в дочь известного писателя Веру Глебовну Успенскую, и уже был назначен день их обручения, а Савинков сам предположить не мог, что когда-нибудь изменит с кем-нибудь Вере, – молодой человек себя одёрнул, и просто поздоровался с кузиной. Чтобы уйти от прямых разговоров Петровская посмотрела в сторону уходивших церемониймейстера и Бельского, и задала простой вопрос Борису:
– Кто это?
– Он будет петь сегодня, Ольга Евгеньевна. – Почтительно ответил Борис Викторович и улыбнулся своей фирменной улыбкой кузине. Та снова смутилась, почувствовав лёгкое душевное волнение, и её взор снова был обращён в сторону уходившего Бельского, который почему-то обернулся – видимо снова захотел увидеть своего спасителя, который ему помахал своей рукой в белой перчатке. Бельский подмигнул Савинкову и встретился глазами с Петровской – та зарделась ещё больше, а сам дворянин ушёл, поражённый в самое сердце – настолько ему девушка показалась нежной и прекрасной. "Надо будет узнать у Савинкова кто она такая", – подумал Бельский, заодно порадовавшись что нашёл повод общения со своим спасителем, к которому искренне привязался.
Тем временем Бельский, вероятней всего ,уходил зря – помощь нужна была и Савинкову и Петровской так как к ним напролом лезла противная герцогиня Амалия Кэмбриджская под руку с противным капитаном Эдвардом Смитом. Борис Савинков скривился при виде обоих – герцогиня раздражала его своими пёстрыми нарядами абсолютно не в духе эпохи, но поскольку у неё была своя швея, чем Кэмбриджская хвастала постоянно, раздражая даже саму королеву Викторию, которая, будто издеваясь над ней шила ей ужасные причудливые
наряды, будто издеваясь над герцогиней и позоря её при всех, Амалия понимала, что может себе позволить всё. Капитан Эдвард Смит заметил прелестницу в голубом платье – и пригласил её на танец. Смутившись, Петровская при всех не нашла мотива отказать капитану, тем более что герцогиня Кэмбриджская в случае отказа явно бы подняла скандал.
Борис Викторович понимая, что его незамужняя кузина попала в ловушку, решил искать спасения у Бельского, но он не знал как проникнуть к самому Маэстро Пуччини, который был охраняем не только противным церемониймейстером Филиппом Сиэтлом, но и охраной.
Александру Аникину
Но к сожалению для самого Савинкова, этой охраной были не Ревенко с Путилиным, которые сейчас застряли у королевы Виктории, дававший им разнос за 1896 год и за то что они не уберегли Великого князя Сергея Александровича от глупости, которую совершил он без их ведома. Но поскольку у королевы Виктории оказались виноватыми во всём Ревенко и Путилин, а не Великий князь Сергей, который вообще-то командовал парадом, то Ревенко и Путилин, краснея и бледнея, и мечтая вырваться на холодный мороз лишь бы не находиться в Букингемском дворце больше ни минуты – посматривая на часы и косясь глазами в окно, вынуждены были отмазывать Сергея перед его разгневанной бабушкой, которая, подойдя к окну смотрела на то как до сих пор ещё проходят гости на бал – и была явно недовольна тем, что её внук, не без участия своей личной охраны, допустил такую глупость и оплошность.
Но Бориса Викторовича грела та мысль, что он хотя бы видел, в какую сторону увели Александра Бельского. "Вальс!", – пропел глашатай басом, и дирижёр, взмахнув своей волшебной палочкой, кивнув первому скрипачу, начал играть вальс Иоганна Штрауса "На прекрасном голубом Дунае". Петровская нехотя вальсировала со Смитом, на пару смотрела отдыхавшая на стуле у окна 17-летняя графиня Александра Луиза Баденская, давно влюблённая в капитана Смита и мечтающая с ним познакомиться лично. Александра с гневом посмотрела на Ольгу, и, сверкнув глазами зашипела своей ближайшей подруге Элеоноре Савойской:
– Я его у неё отобью этим же вечером.
Элеонора Савойская – великосветская глупышка – даже здесь поняла, что Александра явно сошла с ума.
– Дорогая, но эта девушка ему не жена. Я видела жену Эдварда на прошлом балу. И могу тебя заверить, что Эдвард быстро разочаруется в этой некрасивой девчонке, которую он ведёт в вальсе явно из-за приятного цвета платья, которое ей явно подобрала её маменька из любви к своему ужасному крысёнку.
– Я его у всех отобью. – Затрещала Александра, и Элеонора, чтобы не возражать обезумевшей от приступа страсти подруги, решила просто наслаждаться музыкой и искала себе кавалера помоложе Смита, чтобы Александра не загрызла и её, если вольное сердце капитана вдруг сумеет оценить красоту Элеоноры Савойской.
Александру Аникину
Александр Христофорович был одет в элегантный коричневый костюм, ходил с изящной тростью на манер русского певца-баса Фёдора Шаляпина, и с задиристым к верху носом. Так он привлёк внимание юной Ольги, которой он понравился своим, как ей показалось экстравагантным нравом. Ольга была по природе своей молчалива, чем позабавила Александра. Но то, что в нём проснулось какое-то странное чувство к этой девушке, детектив не знал. Он хотел разглядеть Ольгу чуть поближе.
Наблюдая за тем, как Ольга Петровская вальсировала в танце с капитаном Смитом, Александр Христофорович слегка помутился рассудком – он понимал, что если влюбится в эту девушку, то сгубит свою душу, но тем не менее какая-то забота о чести девушки, которую мог просто так погубить любвеобильный капитан; которого наверняка ждала с этого бала его красавица жена, которую Эдвард время от времени забывал в своих странствиях с той или иной красоткой, решила всё = и перевернула душу Александру Христофоровичу: он таки влюбился в Ольгу Евгеньевну. И навсегда.
Александру Аникину
Там его и нашёл американский миллионер Джон Джейкоб Астор IV, который приехал на приём к королеве Виктории вместе со своей первой женой, любительницей бриллиантов Авой Уоллинг. На ней были шикарные драгоценности, и Ревенко подумал, что ему в первую голову придётся охранять Аву Астор, а не Эллу Романову. Внучка королевы Виктории порадовала бабушку, которая смотрела на неё восторженно. Сама Виктория, не желающая присоединиться к веселящимся молодым людям, ступала в традиционном чёрном, в пол платье. На её декольте было одето изящное украшение по моде того времени – сияющая сапфировая капля. Женщина взирала сквозь лорнет, и присоединилась к дамам и кавалерам чуть позже, когда все расселись за шикарный длинный стол, который органично вписывался в интерьер другого бального зала во дворце. Часть пар продолжала танцевать изящные танцы. Александр Христофорович поймал на себе насмешливый взгляд Джона Джейкоба Астора IV, которому, видимо, тоже понравилась Ольга. Миллионер посмотрел в сторону девушки, и потом переведя взгляд на Ревенко, вздохнул и пошёл танцевать с женой.
Астору было тогда 34 года, и Бельский чуть смутился своей наивности. Но он увидел, что Ольга смотрит на него как-то по особенному. Нет, девушку нужно было непременно вычеркнуть из сердца. Но отказать Борису Викторовичу Савинкову в просьбе о том, чтобы спасти Петровскую от лап коварного капитана Бельский не мог – и сам не понимал, что его сердце ведёт к погибели – Александр Христофорович под лёгкую усмешку заметившего влюблённость русского дворянина в нежную Ольгу Петровскую, – сильно влюбился в девушку сам.