– Это как? – в очередной раз усомнился Филипп.
– Во многих полисах Эллады издревле практикуется наставничество, – фиванский военачальник терпеливо и подробно принялся издали подводить своего недоверчивого собеседника к главной сути разговора. – В Македонии юноша вступает во взрослую жизнь убив своего первого вперяя на охоте и сразив врага в бою, а в Греции отрок становится на путь зрелого мужа по достижении двенадцати лет. В столь молодом возрасте юноше просто необходим наставник и учитель, который подготовил бы его ко вступлению в полноценную взрослую жизнь. Именно такой опытный наставник и должен со временем превратить несмышлёного отрока в полноценного гражданина.
– А нельзя воспитать из неоперившегося юнца полноценного воина и гражданина, не разделяя с ним ложе? – у Филиппа был очень большой запас внутреннего неприятия и отрицания гомосексуальных связей.
– Наставник, которого называют эрастисом, то есть любящим, никогда против воли своего воспитанника – эроменоса не вступит с ним с телесную близость, – горячо заверил Паммен. – Эроменос означает возлюбленный, но любовь необязательно бывает плотской. Это может быть и более высокая любовь, как отца к сыну, например. Наставник и его подопечный разделяют ложе исключительно по взаимному согласию, скрепляя таким образом свой духовный союз. Тех гнусных развратников, что совращают юношей ради насыщения похоти, наказывают самым строжайшим образом, вплоть до лишения гражданства и вечного изгнания из отечества!
– А как же мужчины, занимающиеся проституцией!? – с плохо скрываемым возмущением воскликнул Филипп. – Если достигший совершеннолетия юнец не стал воином или в крайнем случае ремесленником – это сурово порицается македонским обществом. На худой конец, лучше сделаться пастухом или землепашцем, чем продавать своё тело похотливым развратникам. Мужчину-проститутку, вне всякого сомнения, надо гнать прочь из родного отечества, а лучше забить его камнями или палками!
– В Греции каждый зарабатывает как может и как умеет, лишь бы заработок этот не был связан с нарушением законов, – ответил Паммен. – Мужчина, занимающийся проституцией, порицаем и многими презираем в нашем обществе. Такому человеку никогда не откроют двери в приличном доме, его никогда не признают полноправным гражданином и не привлекут ни к каким общественным делам.
– У нас – в Македонии молодежь воспитывают отцы, старшие братья, старейшины, а затем опытные воины и командиры, – горделиво заявил Филипп. – И без наставников, и без учителей, и без эрастисов македонцы вырастают надёжными товарищами, верными помощниками царя и отважными воинами!
– Не в обиду будет сказано, но пока воины македонские по степени выучки своей и достижениям на полях сражений значительно уступают фиванцам, – осторожно заметил Паммен. – Ещё заметнее превосходство над македонскими бойцами воинов Спарты, а ведь к каждому истинному спартанцу в обязательном порядке ещё с отроческой поры прикрепляется наставник.
– Вот тут ты совершено прав, благородный Паммен, – неохотно, но открыто и искренне признался македонский царевич. – Мои земляки сильно отстают в своей боевой выучке от эллинов. Уже убедился я окончательно, что и войско македонское намного слабее греческих армий, и способы ведения войны наши куда менее эффективные, чем у фессалийцев и беотийцев. Но ведь не зря же жребий судьбы привёл меня в Фивы! Мне выпала уникальная возможность обучиться воинскому искусству и ремеслу у тебя, Пелопида и самого Эпаминонда! А что касается обычаев и нравов, то не мне – заложнику из дальней державы, которую некоторые эллины считают варварской, судить моральный облик людей, у которых нашёл я достойное пристанище, почётное обхождение и столь радушный приём.
Глава III. Азы воинского ремесла и полководческой науки.
I
Слова Филиппа, касающиеся его большого желания обучаться у Пелопида и Эпаминонда, не были пустой бравадой или сиюминутным порывом юношеского максимализма. В уме царевича уже давно созревал план превращения македонской армии в сильную военную организацию равную по своей мощи фиванскому, афинскому или спартанскому войску.
И начал реализацию своей масштабной реформы Филипп с самого себя. Любая армия зиждется на простых воинах. Вот и решил македонец прежде всего лично обучиться самому тем приёмам и манипуляциям, которыми владели все без исключения рядовые беотийские воины.
Желание обучаться наравне с фиванскими юношами-призывниками фехтованию мечом, метанию копья и кинжала, защите щитом, верховой езде и стрельбе из лука вызвали у Паммена и Пелопида бурное восхищение и уважительное одобрение.
На первой же совместной тренировке с фиванскими воинами Филиппа ждало неожиданное открытие. Копьё фиванское оказалось на локоть40 длиннее всех прочих греческих копий, да и македонских тоже. Чтобы не ошибиться в своих промерах, Филипп тщательно измерил десяток боевых и учебных копий.
По строение своему фиванское копьё ничем не отличалось от прочих копий. На прочное, гибкое и довольно лёгкое ясеневое древко плотно нанизывалось железное или бронзовое остриё. Для более надёжной фиксации острия использовалось специальное скрепляющее кольцо.
На самом конце древка имелся специальный металлический наконечник, с помощью которого копьё надёжно вонзалось при необходимости в землю. Обычное греческое копьё весило не менее двух килограммов, а длина его превышала два с половиной метра. Длина фиванского копья, соответственно, составляла более трёх метров.
Македонский царевич тотчас хотел поделиться своим открытием и спросить Паммена, отчего так вышло. Однако внутренний голос подсказал Филиппу, что не стоит огласке придавать обнаруженный факт, поскольку честного ответа на свой вопрос услышать не придётся.
Довольно быстро Филипп и сам догадался, почему фиванцы и беотийцы увеличили длину древка. Внимательно наблюдая, и по возможности участвуя в тренировочных боях, македонский заложник сам ответил на возникшие у него закономерные вопросы.
Более длинное древко копья давало возможность первым нанести разящий удар по противнику, до того как тот в свою очередь достанет до тебя своим ответным выпадом. Фиванская фаланга, ощетинившаяся такими более длинными копьями способна сдерживать врага на безопасной для своих воинов дистанции, нанося противнику урон, оставаясь в относительной безопасности.
Удлиненное фиванское копьё весит больше, чем прочие греческие аналоги. На большую дистанцию фиванское копьё не метнёшь, зато при броске на короткой дистанции его убойная сила будет гораздо сильнее и разрушительнее.
Полностью пройдя курс «молодого фиванского бойца», Филипп выпросил уже у самого Эпаминонда разрешение присутствовать, а по возможности и участвовать в тренировках и занятиях «Священного отряда» – самого элитного подразделения Беотийского союза.
С момента появления первых профессиональных армий в полисах Древней Греции элитой эллинских войск считалась царская гвардия. В неё набирали наиболее прославленных, физически крепких, отважных бойцов-профессионалов, имевших богатый боевой опыт, а также внушительный «список славных ратных деяний и подвигов».
Уже много веков Фивы и Беотия не признавали над собой царской власти. Однако гвардейские традиции в беотийском войске сохранилась. Самое прославленное и элитное подразделение не только Фив, но и всей Беотии именовалось «Священным отрядом». Его численный состав равнялся трём сотням отборных всадников.
Воины отряда носили полный комплект бронзовых лат, мускульных кирас, наплечников, поножей, наручей и налокотников. Каждый боец в бою надевал специальный шлём из почерненной бронзы, увенчанный особым конским плюмажем, а также носил отличительный плащ.
Каждый воин «Священного отряда» превосходно владел мечом, копьём, кинжалом, щитом, а кроме того, неплохо стрелял из лука и метал дротики. От каждого беотийца, принятого в отряд, требовалось не только мастерски сражаться в пешем строю, но и умело действовать в конном строе.
На счету «Священного отряда» были славные и эпические победы над профессиональными армиями и подразделениями самых могущественных полисов и государств Эллады. Бойцы отряда внесли решающий вклад в победы над войсками Афин, Коринфа и даже легендарной Спарты, чья тогдашняя военная организация считалась эталоном всесокрушающей мощи и непобедимости.
Всё в выучке, организации, подготовке, экипировке «Священного отряда» было по душе Филиппу. Однако македонца смущали, а порой брезгливо вводили в недоумение и тайное порицание принципы его комплектования и обряд посвящения новобранцев.
Дело в том, что «Священный отряд» состоял из ста пятидесяти пар возлюбленных знатных фиванских мужей. А приносили новобранцы клятву верности отряду и соратникам на могиле Иолая – самого известного из всех многочисленных возлюбленных Геракла.
Первоначально эти особенности буквально шокировали Филиппа. Однако Паммен, сам длительное время состоявший в «Священном отряде», постарался наиболее доходчиво объяснить, почему всё сложилось именно таким образом.
– С незапамятных времён греки выходили на бой общинами. Однако дальние родичи, земляки-горожане и соплеменники никогда не станут сражаться столь отчаянно и неистово, как любящие друг друга мужи. У общинников полиса слишком разные заботы и чаяния даже на поле брани перед лицом общего врага. Мужи отряда ради спасения своего возлюбленного пожертвуют жизнью своей. Они никогда не выкажут трусости или недостойного поведения на глазах своего побратима, с которым делят ложе. Движимые любовью друг к другу, состязанием в мужестве и стойкости, подобно героям времён легендарной Трои, воины «Священного отряда» приложат все усилия к победе или достойной погибели!
Эти пламенные слова Паммена несколько обескураженный тогда Филипп запомнил хорошо. В конце концов, какая разница, в каких отношениях состоят бойцы отряда, и кто из них с кем делит своё ложе. Самое главное, что на поле боя эти фиванцы неистовы, монолитны и неустрашимо следуют путём личной славы и всеобщей победы беотийского войска.
Бойцы «Священного отряда» тренировались дважды в сутки вне зависимости от климатических особенностей, семейного положения, состояния здоровья, религиозных празднеств. Только две причины считались уважительными для пропуска занятий – смерть и тяжёлое ранение.
II
На первой вечерней тренировке, к участию в которой допустили македонского царевича, лично присутствовал сам Эпаминонд. Он носил титул архистратига – главнокомандующего объединенными силами всей Беотии. Кроме того, Эпаминонд являлся беотархом – высшим государственным должностным лицом полиса, избираемым сроком на год путём народного голосования.
Много раз Филипп ловил себя на мысли, что внешний облик Пелопида никак не вяжется с его ореолом непобедимого и легендарного полководца. Фиванец был невысок ростом, хоть и очень крепок в плечах. Он не имел атлетической фигуры, присущей олимпийским атлетам, увенчанных горами рельефных и утончёно очерченных мускулов.
Лицо Эпаминонда излучавшее добродушие, высокий интеллект и печальный оттенок военного жизненного опыта, более всего подошло бы философу или сочинителю. В больших карих глазах полководца, в его взгляде, лишенном каких-либо пороков и скрытых жестоких наклонностей, отражалась задумчивость и склонность к глубокому анализу происходящей действительности.
И Пелопид, и Эпаминонд слыли живыми легендами не только Фив и Беотии, но и всей Эллады. Более полувека сильнейшим государством Греции по праву считалась могучая Спарта. Власть её была настолько велика, а политическое влияние распространялось столь далеко, что в акрополе Кадмея на постоянной основе находился спартанский гарнизон.
Эпаминонд и Пелопид с верными соратниками не только изгнали спартанских воинов из акрополя и Фив, они подняли народ на борьбу с продажными олигархами. Спартанское наместничество было ликвидировано, а олигархический режим низложен. Фивы стали управляться по прогрессивным демократическим принципам.
Спартанцы не пожелали мириться с таким положением дел. Между Лакедемоном (именно так фиванцы называли чаще всего Спартанское государство) и Беотией вспыхнула многолетняя война.
Ровно десять лет назад во встречной битве близ города Тегира спешенный «Священный отряд», возглавляемый Пелопидом, при поддержке нескольких десятков всадников одержал победу над спартанцами, имевшими пятикратное преимущество.
Лакедемоняне были разбиты и обращены в бегство, а главные спартанские командиры погибли. Эта победа принесла всенародную славу Пелопиду и очень обозлила спартанцев. Прошло ещё четыре года и противоборствующие стороны сошлись в решающей и самой масштабной битве близ беотийского городка Левктры.
Объединенное войско Беотии возглавлял Эпаминонд. Он нашёл отличное средство для нейтрализации спартанской непобедимости. Фиванский стратег изменил привычное построение традиционной греческой фаланги – классического боевого построения эллинов.
Эпаминонд многократно усилил один из своих флангов, нанеся им решающий удар по наименее защищенному и стойкому участку спартанского строя. На острие решающего и сокрушительного удара находился «Священный отряд», вновь возглавляемый Пелопидом.
Войско Спарты было разбито, на поле боя среди тысячи павших оказались самые знатные мужи Лакедемона, в том числе и царь Клеомброт. Трёхвековой ореол непобедимости навсегда был утрачен спартанской армией.
Эпаминонд и Пелопид после совместного триумфа у Левктр стали национальными героями. Но намного раньше их боевая дружба переросла в длительную интимную связь, вызывавшую понимание и одобрение высших правящих фиванских кругов и местной аристократии.
А война тем временем продолжалась. Потерпевшая тяжелейшее поражение Спарта в отчаянии обратилась за помощью к своим давним и непримиримым врагам – Коринфу, Афинам и даже к персидскому царю. Ни Персия, ни прочие полисы Эллады не желали усиления Беотии и надвигающейся гегемонии Фив.
Именно по этой причине Эпаминонд на каждом собрании беотархов неизменно возвращался к настойчивому требованию не только не уменьшать объём средств, выделяемых на военные нужды, но и увеличить размер пошлин, взимаемых с фиванских граждан для выплаты жалования фиванским воинам и наёмникам.
– Зачем тратить лишнее серебро на уже выигранную войну!? – недоуменно пожимали плечами земляки и соратники полководца. – Не лучше ли употребить эти деньги на празднества, которые граждане Беотии заслужили сполна!?
– Спарта проиграла лишь битву, но не войну, – сокрушёно увещевал Эпаминонд своих недальновидных соплеменников, желавших променять поскорее тяготы войны на длительное хмельное веселье. – Пока хотя бы один лакедемонянин способен держать в руках своих оружие, Спарта не признает своего поражения!
Фиванцы в ответ беззаботно махали руками, намекая на то, что прославленный полководец плохо разбирается в большой политике. Однако очень мрачные прогнозы Эпаминонда сбылись.
Правящие круги Спарты, не имея возможности собственными силами на равных противостоять Беотийскому союзу, пошли на отчаянный, но сильный политический ход. Цари и старейшины Лакедемона отправили своих послов к самому могущественному из восточных правителей – персидскому владыке Артахшассе II.
В переводе с древнеперсидского языка имя Артахшасса переводилось как «властелин праведного царства». Для греков имя персидского монарха оказалось слишком трудным в плане произношения, поэтому они называли его на свой лад – Артаксеркс.
Те же самые эллины прозвали персидского царя Мнемоном – то есть «памятливым», отдавая дань феноменальной памяти Артаксеркса и его незаурядным интеллектуальным способностям.
Спартанцы возлагали большие надежды на союз с Артаксерксом Мнемоном, планируя получить от него если не военную помощь, то хотя бы солидные финансовые пожертвования и боевые корабли.
Владыка персидский в силу своего преклонного возраста не пожелал открыто ввязываться в затяжную войну против самых влиятельных полисов Эллады из-за амбиций Спарты. Артаксеркс предложил выступить посредником при заключении мира между враждующими греческими государствами.