– До рассвета еще далеко, я и сам не знаю, почему сенатор так рано меня выставил. Нам же не до Остии надо было скакать. Как бы там ни было, благодарю за службу, вы свободны.
Двое всадников пожали плечами и скрылись в темноте. Туллий же подойдя близко к судну увидел трап и, вместе с Опойей, прошел на палубу. И здесь никого.
– Ловушка, господин? – спросила рабыня, слегка волнуясь.
– Не думаю. Но вот только сейчас до меня дошло, что я зря у сенатора кинжал не взял.
На палубе появился матрос:
– Гнилая рыба, – выругался он. – как вы посмели сюда зайти без разрешения капитана?
– Я купил билет и направляюсь в Иудею.
– И что? Сказано же было-приходить к рассвету, а сейчас что, рассвет? Может рассвет, а? Может, это я плохо вижу?
– Что ты тут опять разорался на весь Тибр, а? – появился капитан, с виду похожий на пирата за пятьдесят. Одного глаза не было, на правой руке три пальца вместо пяти. Борода и усы скрывали наличие лишь нескольких зубов во рту.
– Да тут, капитан, пришли раньше времени. Пытаюсь прогнать.
– Чего же вы так спешите, родные мои? – поинтересовался у Туллия капитан.
– Думали, не успеем.
– Далеко, бедненькие, живете? Небось с Британии добирались?
– Мы римляне.
– Родился в Риме?
– Нет, но римский гражданин.
– Ладно, идите в свою каюту, и чтобы ни звука от вас не слышал.
– Нет, я жду еще одного, моего друга Меланкомоса.
– Что? Великого гладиатора? Молния Колизея? Да ты шутишь!?
Капитан с матросом как-то странно посмотрели друг на друга.
– Не шучу.
– Хорошо, дорогой ты мой. – ласково произнес капитан. – Мы его встретим со всеми почестями. Вас то как зовут, дети мои?
– Опойя и Клитус.
– А я Папа.
– Чей?
– Да ни чей. – рявкнул капитан и все дернулись. – Почему реакция на мое имя у всех всегда одинаковая? Это имя такое, очень древнее.
– А откуда ты?
– С Сицилии.
– Ух ты, зайдем на Сицилию на пару дней?
– Нет. – опять он рявкнул. – Мы не сможем. – уже улыбнулся Папа. – Я там разыскиваюсь всеми, начиная от моих шести жен с двадцатью семью детьми и заканчивая ростовщиками с местной властью.
– А в Риме ты еще не разыскиваешься?
– Не успел. – и он скривился, пытаясь выдавить улыбку.
– Отведи их в каюту для почетных гостей. – приказал он матросу и рассмеялся.
Каюта была мягко говоря без удобств. Пять полуразломанных кроватей, стол по середине и две селлы. Вспученный досками пол. Затхлый запах повсюду лишь дополнял ужасающие впечатления.
– Сколько же нам плыть придется в этом домусе? – поинтересовалась Опойя.
– Это каюта, а не домус. – поправил ее Туллий и вышел.
Несмотря на то, что снаружи все было тихо, внутри судна кипела жизнь. Все матросы суетились и бегали с какими-то вещами и складировали. Флавий поднялся на палубу и выглянул через борт, обнаружил, что к онерарии примкнули две лодки и с них что-то передают матросам.
– Не сидится в каюте, да? – напугал Туллия капитан.
– А? – дернулся Флавий.
– Скажу честно, так как я человек прямой, за то, что ты увидел, полагается перерезать тебе глотку и скормить рыбам в Тибре.
– А что я увидел? – поперхнулся Туллий.
– Хорош глупцом прикидываться. Но, с учетом того, что твоим другом является великий гладиатор, то я пощажу тебя. Но, если ты мне солгал, и он не придет, тогда тебя уже никто не спасет.
В этот самый момент на палубу зашли Меланкомос и Лавр.
– Что это за вонючее крысиное гнездо? – спросил лысый главный страж школы гладиаторов. – Такое ощущение, что я здесь целый год мочился на палубу.
– Да как ты смеешь лучшую онерарию империи так оскорблять, – обиделся капитан. – за такое я тобой сейчас палубу помою.
– Ох-ох. – перекривлял его Лавр, выкручивая себе руки. – Девочка обиделась? Зови себе на помощь всю матросню. А то скучно лишь одного убивать.
Часть матросов оказались тут как тут.
– Я бывший чемпион по… – начал было говорить Папа.
– По поеданию червей. – перебил его Лавр.
Матросы рассмеялись.
– Ты такой лысый, что я никогда не мог отличить твой зад от головы! – завопил капитан, вытаскивая меч.
Опять матросы расхохотались.
– Ты никогда и не сможешь что-то отличать, прежде высунь свою голову из зада. Страус ты недорезанный.
– Где тебя похоронить?
– На могиле твоей матери. Я тоже потом там упокоюсь. Твои же родители должны быть снова вместе.
Уже все рассмеялись, только Папа долго пытался понять, что это означает, после чего вновь завопил:
– Убью!
Капитан бросился с мечом на Лавра, но тот даже не пошевельнулся. Не отпрыгнул и не достал свой меч. Папа в локте от него остановился, спрятал меч и обнялся, вначале с Лавром, а потом и с Меланкомосом. Матросы также их радостно поприветствовали.
– Ах ты ж вонючая морская свинья. – потрепал капитана по щеке Лавр. – Давно тебя не видел, старый ты развратник.
– Да только вчера приплыли и опять сегодня в путь. Устал я уже, хочу на берег.
– Скучаешь по гладиаторским боям? – спросил у него грек.
– Скучаю, но я уже стар для сражений. Море – единственная утеха.
– И развлеченье. – дополнил лысый гладиатор.
– Это да, ни одно плавание не проходит без приключений.
– Ах ты ж, беззубая каракатица. Скучаю я по тем временам, когда мы вместе сражались на арене и ходили в море.
– А я нет, потому что большую часть зубов ты мне выбил.
– Да ты вечно вспоминать мне это будешь? Перебрал я тогда… немного.
– Немного? Да ты по пьяни выбил стену в таверне, и она обрушилась. А я, когда хотел было тебе помочь, получил с ноги по зубам.
– Я ж немного растерялся тогда, подумал, что это Нерон меня тащит за ноги, чтобы унести в подземное царство. Ты же тогда вылитый он был.
– Да, сколько я всего нового узнаю про ваши похождения. – высказался Меланкомос.
– На самом деле, Папа отличный мужик. – похлопал его по плечу Лавр. – Конечно, придурковатый авантюрист, но в целом хорош.
– Прямо себя описал. – ответил капитан.
– Как поживает мой друг здесь? – спросил грек, глядя то на капитана, то на Туллия.
– Уже нашел проблемы на свою голову. Засек нашу контрабанду. – высказался Папа. – Даже подумывал, как бы его замуровать где-то в трюме.
– Я об этом каждый день мечтаю, кого-то куда-то замуровать.
– Не вы одни. – поддержал их Лавр.
Флавий лишь развел руками.
– Так ты с нами? – обнадеживающе спросил капитан лысого гладиатора.
– Нет, я лишь друга проводил. Вы же знаете, по ночному Риму опасно сейчас гулять, пока вся эта перестройка идет. Могут напасть даже на такого здоровяка, как Меланкомос.
– Ну да, мне же нужна защита от всех. – съязвил грек.
– Нет, мы народ защищали от тебя. – и опять хохот. – Ладно, с вами хорошо, но мне пора обратно в школу гладиаторов. Без меня там вообще никакого порядка не будет.
Лавр обнялся с друзьями и покинул судно. Как раз начинало светать, когда капитан скомандовал:
– Поднять якоря!
Меланкомос не захотел оставаться на палубе и ушел в каюту, но вместо него появилась Опойя и обнявшись с Туллием, стала осматривать местность. Рабы в трюме веслами оттолкнули от пристани судно, и затем стали слегка грести одной стороной, чтобы развернуться. Делали это медленно. Постепенно солнце осветило Рим, и он, как сказочный город, заблистал золотом и мрамором. Онерария развернулась и так же, не спеша, стала плыть по Тибру, покидая из виду Рим за очередным поворотом.
– Почему так медленно плывем и все время изгибами? – поинтересовался Туллий у ближайшего матроса.
– Да Тибр постоянно загрязняется, песком, илом, мусором, и приходиться огибать подозрительные участки, иначе сядем на мель где-то и прощай плавание. Так что скоро суда здесь вообще перестанут ходить. Пока еще капитан знает путь, как огибать эти участки, но он же не может все знать и видеть. Придется эти сто тридцать пять стадий плыть очень медленно. На лошадях и даже карруках быстрее было бы.
– А ты откуда родом?
– Из Остии.
– Так ты сейчас дома окажешься.
– Да, уже два года дом не видел и снова не скоро увижу, только проплывать будем мимо.
– Мне нравится Остия.
– Да, старинный город в Лациуме[69]. Главная гавань Рима и его первая колония. Не зря же Остия в буквальном смысле слова – устье. Заложена царем Анком Марцием из-за наличия богатых солеварен и дабы предотвратить проникновение в Рим вражеских судов по Тибру.
– Рим основан 836 лет назад.
– А Остия на сто лет позже.
Онерария вышла из устья Тибра, минуя прекраснейшую Остию и оказалась в Тирренском море (Mare Tyrrhenum). Далее путь держали к острову Сицилия, а оттуда через Мессанский пролив вошли уже во Внутреннее море (Mare Internum).
Глава XI
Плавание проходило тихо и спокойно в неспокойном море и в неспокойное время. Пираты не встречались, и это было связано с тем, что судно держалось близко к берегу. Благо путь позволял, ведь цель плавания была Палестина, а не Египет, следовательно, пересекать Внутреннее море не было необходимостью.
Туллий каждый день, на протяжении уже полутора месяцев плавания, тренировался с Меланкомосом на мечах и топорах. Не забывая, до сражения и после него, качать мышцы. С ним занимались так, будто готовили нового чемпиона для игр в амфитеатре Флавиев.
После очередных тренировок Флавий, обессиленный, упал на кровать. Грек же, как ни в чем не бывало, без единой капли пота, поедал лепешки.
– Что плохо в плавании, так это помыться нельзя нормально и поесть мяса. – возмущался гладиатор.
– Да, сейчас бы баранину съесть. Ммм… – протянул Туллий.
Опойя села рядом с ним и стала гладить его голову, перебирая волосы.
– Кстати, как тебе мой гладиус? – и грек положил свой меч на стол.
– Хорош.
– Его мне подарил Тит Флавий, за победу в гладиаторских играх.
– Правда?
– Нет, вру я все. Конечно правда.
– Хороший дар. А мне отец подарил родовой серебряный кинжал, но мне пришлось отдать его… – и Туллий рассказал историю имитации его смерти перед Домицианом.
– Определенно, тебе теперь полегче будет.
– Увидим. А почему ты Молния Колизея, а не амфитеатра Флавиев?
– Потому что в народе принято называть данный амфитеатр Колизеем, неофициально, конечно же. Дословно Колизей (Colosseus) переводится как колоссальный, громадный, огромный. Думаю, это название ему больше подходит, так как в мире нет больше таких размеров амфитеатра.
– А ты был рабом?
– Нет, атлетом с детства. В Олимпии, на первых для себя Олимпийских играх, я проиграл в борьбе и выбыл из состязания. Тогда сильно отчаялся и хотел все бросить. Но мне было всего лишь восемнадцать. Я переборол себя, свой страх, уныние и сомнение. Ждал четыре года и тренировался так усердно, что на следующих играх победил. Потом меня пригласили в Рим поучаствовать в гладиаторских боях и в борьбе. Больше по душе мне нравилась борьба, ведь я выбрал особую тактику, никогда никого не ранить и даже не бить, а лишь с помощью выбора позиции и вытянутых вперед рук смог побеждать своих соперников, уходивших с поля боя, радуясь снисхождению, даже если терпели в схватке поражение. Тит, как человек благородный, не мог не оценить это и пригласил к себе. Тогда он еще не был императором, а был консулом, и мы подружились. Когда же стал Цезарем, то пригласил на ужин не только меня, но и Клитуса и Цецилию. Рассказывал о своих победах в Германии и Британии, а потом и в Иудее. Он не только был великим воином, но и мощнейшим тактиком. Мы с ним могли разговаривать о боях, войнах, тактиках до глубокой ночи. Ни один мой бой он никогда не пропускал. А потом, после череды неприятностей в период его правления, после Помпей, пожара в Риме и мора, он как чувствовал что-то. Незадолго до смерти он меня позвал во дворец и спросил, что я знаю о заговоре против него со стороны Домициана. Я был ошарашен таким вопросом, так как считал, что этого не может быть, брат хочет сместить брата? Конечно же я ничего не знал и не слышал. Но Тит мне рассказал, что Домициан действительно обсуждал с патрициями план переворота, однако, большинство его не поддержало. Тогда Домициан, видимо, решил действовать самостоятельно. Тит же, зная о заговоре, решил простить брата и никак не наказал. Как по мне, это его была самая главная и смертельная ошибка. Я об этом императора предупредил, но он не захотел слушать, так как сказал, цитирую: «семья – это самое главное и ценное в жизни каждого человека, и только на нее надо полагаться». Это ошибка вылилась в его преждевременную смерть. Домициан не собирался ждать старости брата, а с учетом того, что Веспасиан умер почти в семьдесят лет, считал, что и Тит так же мог жить долго. И, видимо, отравил. Но, может и не травил, может ему просто повезло. Как бы там ни было, Веспасиан и Тит, видя, что собой представляет Домициан, допустили его к власти и на них лежит большая вина за то, что будет твориться дальше в империи.
– А что будет?
– Будто ты не знаешь своего дядю!? Но я отвлекся, Тит попросил присмотреть за тобой, если он не сможет. Он показал мне тебя, наверное, ты не запомнил, и велел помочь отправить тебя на Восток, узнать твою родословную. Далее, когда я услыхал, что Тита вынесли на носилках из Колизея, и что он при смерти, я тут же бросился ко дворцу. Но его там не оказалось, ведь Цезаря решили доставить на родовую виллу на Авентине. Меня не пустили внутрь, и я остался стоять на улице, среди переживающей толпы. Спустя время ты вышел из виллы, ни на кого не глядя, и я последовал за тобой, думаю, на всякий случай. Я же не знал, что Тит уже скончался. Затем я заметил, как тебя кто-то преследует. Когда я уже не сомневался, что это опасно для тебя, на меня набросились четверо бывших преторианцев. Видимо, они просекли, что я тоже слежу за тобой. Они сзади ударили меня мечом по голове, тупой стороной, конечно, и я, потеряв равновесие, упал. Они стали спрашивать, кто я и зачем преследую Туллия. Я попросил немного времени, чтобы отдышаться, встал и уложил их всех. Далее бросился догонять тебя, услышал звон монет и радостные крики жителей, прибежал на звуки и обнаружил тебя с тем лысым преторианцем. Пришлось снести ему голову, собрать монеты, которые ты разбросал, немного получилось, но все же. Ты лежал и бредил. Я отнес тебя к эскулапу, он очистил раны, полечил и перевязал, а я арендовал карруку и доставил тебя в Тарент, к моему брату. Вот как все было.
– Вот почему Клитос вечно избегал вопроса насчет того, как я был спасен. Но почему ты мне сразу не открылся, почему лишь спустя полтора года?
– Я хотел быть в тени. Вдруг тебе понравится жизнь на ферме, ты никуда не захочешь уплывать и, тем более, не захочешь мстить Домициану.
– Почему? Ты же и сам хочешь его смерти.
– Я-то хочу, но ведь понимаю, что это путь в один конец. Даже убив его, даже сбежав после, все захотят наших голов, не потому что любят Домициана, а потому что так надо, наказать убийц, чтоб остальным неповадно было убивать императора. Нас начнут разыскивать везде.
– Нет, вот увидишь, мы станем героями, а меня провозгласят императором. И первым делом, что я сделаю, так это назначу тебя префектом преторианцев. Ты будешь одним из самых влиятельных людей империи.
– О, нет, римские должности не для меня. Ты же знаешь, что я не люблю Рим и римлян.
– Ага, и при этом рискуешь жизнью ради римлян Флавиев? Жаждешь мести ради римлянина Тита? Что-то тут не складывается.
– Ну, в большинстве случаев не люблю римлян. – и он подмигнул.
– Я найду способ тебе отдать долг.
– На вот. – и грек кинул Флавию свой меч. – Подарок.
– За что?
– Пятое октября сегодня. Тебе же семнадцать исполнилось. Да и память о Тите снова будет при тебе.
– Туллий? Ты день рождения сегодня? – поразилась Опойя. – Ой, прости, у тебя день рождения? Почему не сказал раньше?
– Мы никогда не отмечали мой день рождения.