В ней сочетались нежнейшая юность и взрослость женщины, сознающей свою прелесть. Тончайшая кожа, синий трепет ресниц, глаза опущены; когда она поднимает их, всё в мире вздрагивает, потому что свет отражается в зрачках, а они бездонны, черны, и в них такая сила… У Игоря кровь приливает к голове, он заставляет себя не смотреть на это лицо, потому что Светлана рядом и тоже всё видит, но проходит минута, и он понимает, что опять невольно любуется…
«Художник, создавший это творение, кто ты?» – спрашивает врач, а затем переводит взгляд на невесту. Его любимая светла и чиста, но даже в ней всё более приземлено, хотя и несказанно мило сердцу. Он понимает, что с ним что-то происходит, и сурово останавливает себя: «Что это? Магия красоты? Или моя мужская природа, готовая выйти из повиновения? Я выпил вина, оно горячит кровь. Почему моё внимание приковано к этой женщине, а та, на которой я женюсь, словно уплывает в сторону?»
Он смущён, растерян, что-то пошатнулось в нём самом. Будто вся природная сдержанность дала трещину, будто в самой основе его существа что-то неверно, неправильно. Где-то далеко звучат голоса, тосты в честь жениха и невесты, а он раздвоился, и мучительное чувство вины охлаждает душу.
В этот момент Адамар наклоняется и тихо спрашивает:
– Хочешь, я отдам тебе свою старшую дочь второй женой? Она нравится тебе…
Игорь вспыхивает:
– Нет! У нас так не принято. Каждый имеет только одну жену.
– А если было бы принято, взял?
Взгляд Адамара – в самую душу.
– Взял бы, – отвечает он прямо. – Взял!
– Хорошо, что хоть мне сказал правду.
Почему-то после этого становится легче. Правда, которую он сказал другу, каким-то образом освобождает его, как если бы, произнеся «взял, но не могу», он поставил точку. Игорь осматривается по сторонам и теперь может свободно взглянуть на Светлану. В эту минуту она тоже смотрит на него, глубоко, ровно: «Что с тобой?» Он выдерживает взгляд и отвечает внутри: «Всё хорошо, родная, теперь – всё хорошо. Я знаю: ты всё видела, и, наверное, я ранил тебя, но сейчас уже всё хорошо. Правда. И я не смотрю на то, что мне не принадлежит».
«У любви нет причины, – думает он. – Но у страсти всегда она есть: это сильный взгляд, задержанный на твоём лице, или чья-то невероятная красота, которая захватывает душу в плен, как воин – противника. Влечение – словно поток, сметает всё на пути; мощь его так сильна, что даже самый порядочный человек может не устоять на ногах. А где уж мне, когда всё мужское разбужено и чувства обнажены до предела…» Игорь устал, обед утомил его, хочется тишины и уединения со Светланой: обнять, вернуться к ней из блуждания по неверным мосткам своего мужского «я».
– Мне нужно уйти, – склоняется он к Адамару, – попируйте тут без меня.
– Ты вернёшься?
– Вернусь, но позже. Хочу немного отдохнуть.
Он встаёт и глазами зовёт Светлану, едва заметно кивая головой к выходу. Она понимает и ищет момента уйти.
В шатре Игорь снимает с себя праздничное облачение и, оставшись в привычной одежде, садится на кровать. Полог открывается, входит Света. Теперь он видит, что она озабочена, и милые губы испуганно шепчут:
– Родной, что-то случилось?
Сказать «ничего» – значит солгать себе самому. А лгать ей – это самое мерзкое дело. Где-то внутри он понимает, что рискует потерять её, но слово неправды – и он незримо потеряет что-то в себе самом. У него одна секунда: глаза любимой устремлены на него.
– Я засмотрелся, – говорит тихо, – на дочь Адамара.
Он ожидает удивления, огорчения, упрёка, но она смеётся:
– Мой хороший, не ты один! Я её увидела и сразу влюбилась. А ведь я – женщина!
Он озадаченно смотрит на неё: она совершенно искренна, рукою пытается отцепить от волос тонкую ткань покрывала, склоняет голову:
– Помоги!
Они вместе снимают покрывало, Света присаживается рядом:
– Нас познакомили, и я минут десять смотрела на неё, как на чудо, всё думала: «Как можно создать такую красоту?!» Даже стоять с ней рядом боялась. А потом мы подружились.
– Сколько ей лет? – спрашивает Игорь.
– Семнадцать.
– Ой! – он схватился за голову.
– Игорь, Игорь! – она опять смеётся, затем взгляд становится серьёзным: – Но ведь любишь ты меня!
Он резко привлекает её к себе, долго безмолвно ласкает. Внезапно она слегка отстраняется, говорит чуть-чуть виновато:
– Я тоже засматривалась.
– На того парня, который учил тебя ездить верхом?
– Да…
Теперь он смеётся, обнимает её крепко, целует чудесную улыбку. Ему невероятно легко, словно обоюдное признание освободило их, а то, что она не побоялась сказать, делает её ещё ближе.
«Мне кажется, это очень важно: доверять друг другу не только хорошие тайны, но и свои прегрешения. Если ты простишь меня, я буду уверен в твоей любви гораздо больше, чем если бы, скрывая правду, стремился показаться тебе идеальным». Но это он скажет ей позже, а сейчас они плотно закрывают шатёр и больше никого не впускают в свой мир, наслаждаясь друг другом так, как если бы делали это в первый раз, до самой глубокой ночи. Звуки пирующих доносятся сюда отдалённо, никто не мешает им, и Адамар, заметив, что друг не вернулся, не велит беспокоить его.
В конце января погода резко ухудшилась. Сильные ветра с моря, яростные ливневые дожди, холодные туманы. Первая крепость была готова, и Адамар двинулся дальше на восток, уводя с собой четыре тысячи воинов и большую часть конницы. В гарнизоне осталось пятьдесят лошадей для военного патруля, тысяча солдат и врач, который не пожелал расстаться со своим госпиталем.
Каждую ночь Светлана проносила медикаменты, и грубые шкафы постепенно заполнялись драгоценными препаратами: антибиотиками, анестетиками, перевязочным материалом. Света тщательно помечала коробки: йод, шприцы, перекись. Игорь занимался обустройством операционной: поставил высокий стол, заставив плотников тщательно отполировать его, удобные скамейки. По рисункам врача ремесленники сделали каталку на небольших колесах, сложили широкую печь. «Во время операций инструменты нужно кипятить непрерывно, – думал хирург, – чтобы каждую минуту иметь под рукой стерильный зажим». Литейщику велел сделать что-то наподобие рукомойника, получилось неплохо; этот предмет вызывал особенный интерес у воинов, и они то и дело заглядывали, чтобы посмотреть на него. Маленькая отдельная комната стала спальней для них со Светланой; в палатах установили прочные лежаки. Всё очень просто, но когда его госпиталь на двадцать пять мест начал работать, Игорь испытал настоящее удовлетворение.
Узнав, что в гарнизоне есть искусный врач, местные жители начали приводить к нему больных: детей с гноящимися глазами, харкающих кровью стариков, ослабленных женщин. В качестве признательности они приносили и оставляли на военном дворе зерно, испечённые хлебы, а то и какую-то живность. Лишь благодаря этому начальник крепости относился к посетителям благосклонно и пропускал их в госпиталь.
Едва поднявшись, Игорь видел цепочку людей, которые, по всему, провели здесь не один час. «Объясните им, чтобы приходили ближе к вечеру, – просил он караульных. – У меня нет возможности появляться здесь раньше». И тут же начинал приём. Света помогала и скрашивала своим присутствием часы напряжённой работы, – до тех пор, пока, уже за полночь, последний больной не покидал крепость.
Морские кочевники на время оставили эти берега: возможно, сильные шторма мешали им разбойничать, но с наступлением весны, понимал Игорь, всё могло измениться.
…Поздно вечером ворота крепости отворились и впустили Адамара с его свитой. Игоря известили тут же, и он, прервав приём, вышел обнять друга.
– Ну-ну, покажи мне, что ты тут построил, – шумел владыка, проходя по пустым палатам и с интересом осматриваясь. – А чистота-то какая!
– Так и должно быть, это госпиталь.
– А это что? – Адамар вошёл в операционную и взял с полки коробку с ампулами.
– Препараты. Лекарства. Одна такая ампула может остановить пневмонию, сепсис, – Игорь поискал более доступные слова: – Самые опасные болезни, смертельные.
Адамар смотрел, прищурившись. Потом внимательно обвёл глазами полки, немного подумал:
– Ты сам их делаешь?
– Нет, в моём мире существует целая индустрия. Это большие группы людей, очень умных, они создают лекарства, потом долго проверяют их на различных животных и, в конце концов, отдают людям. Для твоего мира ценность таких лекарств безмерна!
– Ты богат? – внезапно спросил Адамар.
Игорь осёкся:
– Нет.
– Но тебе приходится за них платить?
Врач не ответил.
– Я правильно сказал?
– У меня были сбережения.
– Были… – владыка задумчиво повертел в руках шприц, положил на место. – Что ценится в твоём мире?
– Адамар…
– Отвечай.
– То же, что и везде: драгоценные металлы, драгоценные камни. Антиквариат.
– Анти…?
– Старинные вещи, которые делали мастера много лет назад.
– Такие? – правитель обнажил запястье и показал браслет, мужественно облегавший крепкую руку.
– Это прекрасная вещь, но ты же знаешь: я ничего не могу пронести отсюда.
– Но твоя жена, она проносит эти лекарства больше двух месяцев!
Игорь развёл руками:
– Не знаю, что тебе ответить.
Адамар снял браслет:
– Отдай ей, – и, круто развернувшись, пошёл к выходу.
Света долго вертела браслет в руках.
– Ты знаешь, мне будет невероятно жаль, если такая чудесная вещь исчезнет.
– Попробуй. Просто попробуй.
Она аккуратно завернула подарок и положила в карман.
– Что, опять неординарная ситуация?
– Да.
– А как вы сами хотели бы поступить?
Конец ознакомительного фрагмента.