Как оказалось, на тяжёлой гусеничной технике летом по тундре ездить нельзя — она (тундра) от этого портится. Траки рвут моховой покров, начинается оттайка мёрзлого грунта под ним, колея превращается в канаву, а дорога — в болото. Вообще-то, всё это было известно ещё со школьной скамьи, запрет существовал и во времена глухого социализма, однако никто на него тогда внимания не обращал. А вот в последние годы обратили. То ли начальники природу полюбили, то ли нашли ещё один источник пополнения казны. Последнее вероятней: штрафы или компенсации за испорченные пастбища можно накручивать практически любые. Можно, конечно, и не накручивать, если человек хороший... В общем, поездку по «целине» постороннему человеку надо начинать не здесь и не так, водитель с машиной — дело последнее.
Призрак срыва всего мероприятия стал очень явственным. Кирилл прекрасно представлял последствия. Никто ему никаких разносов устраивать не станет — все обстоятельства были объективными. Но это первое серьёзное самостоятельное дело, которое ему поручили. Если он не справится, то заработает незримое клеймо неудачника, который САМ работать не может. Чтобы такое клеймо смыть... Ну, в общем, для реабилитации придётся «раскопать Трою» или действительно найти Атлантиду. По рассказам старших коллег Кирилл знал, что при организации полевых работ в новом районе тупиковые, безвыходные ситуации возникают неизбежно: «Профессионалы обычно выворачиваются, а я чем хуже?!»
А хуже он был только одним — не знал, что делать. В отчаянии забрёл в здание администрации, но оно оказалось почти пустым — всё начальство мужского пола пребывало на рыбалке «по последнему льду». Пожилая сердобольная секретарша напоила Кирилла чаем с какими-то травками и принялась расспрашивать о жизни на «материке». В меру сил гость попытался удовлетворить её любопытство, а взамен ненавязчиво поинтересовался местными делами. И, среди прочего, как бы ему попасть на Уюнкар.
— Э-э, милай, — протянула тётя, — это тебе с Громовыми толковать надо. У них где-то там охот-участок.
— А что за люди? Охотники?
— Знамо дело — отец и сын. Они тут, считай, одни коренные остались. Видать, секреты какие знают — таскают и таскают песцов каждую зиму. А наши сколь ни ездят, едва бензин окупают.
— Русские?
— Говорю ж те: коренные! Понамешано в них всякого. Лет десять тому целая история приключилась — аж районное начальство приезжало для выяснений. Ежели Громовы из малой народности севера, то им льготы положены по рыбе и зверю, а водку в магазине продавать нельзя. Ежели они русские, то водку можно, а на добычу норма как у всех.
— И чем дело кончилось?
— Знамо дело, чем: водку им продавать запретили, а льгот не дали — и смех, и грех. Только Громовым, видать, и на запреты, и на льготы плевать — живут как жили.
— И хорошо живут?
— Да где там! Шкурок притащат, с долгами за год рассчитаются и снова под запись в магазине отовариваются, да у соседей червонцы стреляют. Ну, правда, отдают всегда честно, не зажимают. Серёгу вот жалко — загубит его папаша с охотой этой да пьянкой. А у парня золотые руки — и кузнец он, и механик, и плотник!
Кирилл чавкал по снегу, перемешанному с грязью, и отчаянно надеялся, что вопли, слышимые впереди, исходят не из того дома, который ему нужен. Надежда не сбылась — на «усадьбе» опознавательных знаков не имелось, но описание совпало полностью. Когда-то она была огорожена забором, а теперь от него осталось лишь обозначение. Внутри располагалось почерневшее от времени приземистое кособокое деревянное строение неопределённой формы. По-видимому, под несколькими слоями разновозрастных пристроек скрывалась изба. Во всяком случае, труба на крыше наличествовала.
На невысоком помосте перед дверью стояла согбенная старушка. Рядом с ней возвышалась довольно крупная щекастая тётка лет двадцати-тридцати. Старушка куталась в некое подобие шубы, а на плечи молодки был накинут обычный ватник. Вокруг них располагалась разнокалиберная малышня в количестве больше пяти. Часть её была босой и, словно гуси, поджимала красные озябшие лапы. Вся эта публика с разной степенью интереса наблюдала происходящее во дворе. Поскольку ворота отсутствовали, Кирилл прислонился к покосившемуся столбу и тоже стал смотреть: «Не иначе мужики к олимпиаде готовятся!»
Вокруг избы бегал довольно крупный краснорожий парень атлетического сложения. На нём была старинная застиранная гимнастёрка и некое подобие кальсон, обувь отсутствовала. Ноги его разъезжались и скользили в полужидкой грязи, он с трудом сохранял равновесие на поворотах. За ним гналось щуплое низкорослое существо неопределённого возраста, но, судя по рычанию и невнятным ругательствам, мужского пола. Телогрейка и кирзовые сапоги были ему велики на несколько размеров, а кол, которым он размахивал, явно тяжеловат. При всём при том двигался преследователь необычайно шустро, и беглецу приходилось туго.
Бегуны в очередной раз скрылись за пристройкой, но в положенное время с другой стороны не выскочили. Вместо этого оттуда раздался рёв, мгновенно перешедший в жалобные вскрикивания. Один из детишек, обутый в огромные калоши, спрыгнул с крыльца в грязь, глянул за угол и радостно заверещал:
— Пымал! Деда тату пымал!
Вновь раздался рёв, и гонщики показались из-за пучка слег, прислонённых вертикально к стене строения. Порядок движения изменился — теперь впереди бежал дед, а за ним, пробуксовывая, гнался парень с тем же самым колом в руках. Рядом с Кириллом остановился какой-то прохожий, посмотрел на спортсменов, выплюнул окурок и двинулся дальше. «Местным это не в диковинку, — сделал вывод Кирилл, — да и мне не очень интересно. Похоже, я не вовремя — им не до меня. Однако уходить просто так не хочется. Во-первых, заняться решительно нечем, а во-вторых, зря, что ли, грязь месил?! Может, приколоться? Вякнуть им что-нибудь по-английски? Нет, лучше по-таучински!» На ум пришла поговорка, и Кирилл её громко озвучил, когда лидер гонки оказался от него на минимальном расстоянии:
— Кто хорошо бегает, тот имеет много оленей!
По данным последней (да и всех предыдущих!) переписи населения, во всём регионе не имелось ни одного представителя народа-носителя данного языка. Такая речь, изобилующая звуками «Э», «Ы», «Ч», не звучала на этой земле очень давно. Тем не менее произнесённая фраза произвела на туземца впечатление удара кувалдой средней силы. Забыв о погоне, дед встал как вкопанный. Не успев затормозить, преследователь с маху налетел на него, и оба дружно полетели в грязь. Зрители разразились радостным визгом. Парень тут же вскочил и погрозил им кулаком — гром оваций сразу стих. Дед же встал на четвереньки и двинулся в сторону Кирилла. Приблизился, задрал голову и, по-собачьи глядя снизу вверх, попытался что-то сказать. Ничего у него не получилось — только мычание да брызги слюней. Кирилл почувствовал себя неловко — на такой эффект он никак не рассчитывал.
— Извините, пожалуйста, это вы — Громовы? Я вот поговорить хотел... По делу, значит.
Громов старший начал подниматься на ноги. Бурое морщинистое лицо его с жиденькой бородёнкой больше всего напоминало засохшее печёное яблоко. В распахнутом вороте грязной рубахи виднелись обтянутые кожей рёбра. Он остался в полусогнутом состоянии и пытался справиться с дыханием. Наконец это ему почти удалось.
— Сё? Сё ти казал?
Кирилл пожал плечами и повторил таучинскую поговорку. Эффект оказался не хуже предыдущего. Громов-младший бросил кол, схватился за голову, плюхнулся задом обратно в грязь и замычал:
— Бей мя, тату, винатый я-а-а!..
В ответ тату часто-часто замахал перед собой правой рукой. Кирилл не сразу сообразил, что это он крестится. Вдоволь намахавшись, дед выглянул на улицу и покрутил головёнкой, словно проверяя, не следит ли кто. Потом ухватил Кирилла за руку и вежливо, но настойчиво потянул к дому. При этом он начал лопотать — торопливо и неразборчиво.
Следующий час жизни молодого учёного представлял собой полный сумбур. Его поили переслащённым чаем и водкой, потчевали какими-то наспех приготовленными блюдами местной кухни. При этом Громов-старший почти не закрывал беззубого рта и тараторил без умолку. Под конец Кирилл даже начал что-то понимать и смог объяснить цель своего визита. К немалому его изумлению, оказалось, что хозяева и не сомневались, что именно в тот район гостю и нужно попасть, причём немедленно! Но раньше завтрашнего утра выехать никак не получится — нужно запастись горючим для «Бурана». В подтверждение этого гостю была продемонстрирована пустая бочка-двухсотка. Кроме того, у них сейчас совершенно нет «подарков», потому что сын — ленивый дурак. Кирилл вежливо не согласился с последним утверждением и в результате был затащен в одну из пристроек. Она оказалась мастерской, точнее кузницей — примитивный самодельный горн, наковальня, тиски, электрическое точило. Дед демонстрировал Кириллу какие-то длинные железяки и, как бы извиняясь, объяснял, что готовых изделий нет. Он почти плакал от отчаяния и брызгал слюной. В конце концов сын не выдержал, снова стал просить у отца прощения, а у Кирилла — разрешения задержаться на один день. Один день — и он всё, всё сделает! Гость согласился — лишь бы вырваться. Это оказалось непросто: сообщение о том, что Кирилл остановился в местной «гостинице», ввергло хозяев в панику. Они, похоже, считали, что до отъезда гость должен жить у них и носа на улицу не показывать. Смущённый Кирилл промямлил, что не хочет стеснять хозяев. По-видимому, это было понято как намёк на тесноту в доме — сын начал было выволакивать вещи на улицу. В свою очередь Громов-старший принялся уверять, что к вечеру раздобудет ещё водки — много водки! И приведёт «белую» девочку — хорошую девочку! В конце концов Кирилл вспомнил, что он не какой-нибудь стажёр или мэ-нэ-эс, а полноценный нэ-эс, то есть научный сотрудник, автор двух статей и второй ответственный исполнитель серьёзного научного проекта.
— Всё! — сказал он решительно. — Спасибо за хлеб-соль! Зайду завтра — тогда и обсудим конкретику!
В общем, его выпустили. Молодой исследователь вздохнул облегчённо и побрёл на другой конец посёлка, где располагался длинный низкий барак для заезжих бригад, именуемый в народе «гостиницей». Солнце пекло почти по-летнему, грязные сугробы на улицах таяли со страшной силой, заполняя колеи водой. А всего в полукилометре от крайних домов холмы сверкали девственной белизной — снег отчаянно боролся с солнцем, отражая его лучи.
«И что же всё это значит? Во что я вляпался? Спокойно, Кирюха, давай по порядку! Вопрос первый: кто такие?
Так называемые „русские землепроходцы” первоначально построили свои базы-остроги на Койме, а потом на Айдаре. В отличие от англосаксов в Америке, они немедленно начали метисироваться с местным оседлым и полуоседлым населением. Буквально за несколько поколений образовалось какое-то смешанное или обрусевшее население с невнятными этническими границами, живущее в основном за счёт рыбалки и охоты на диких оленей. Судя по всему, Громовы — из таких.
И айдарцы, и коймцы, разумеется, сформировали свои диалекты. Именно поэтому Громова-старшего так трудно понимать. Плюс к тому у него, похоже, дефект речи. В той абракадабре, которую он нёс, проскальзывали явно нерусские словечки. Таучинские? Но откуда?! Хотя в девятнадцатом веке оленеводы кочевали не так уж далеко отсюда... Всем, кто хотел иметь с ними дело, приходилось осваивать таучинский — сами они язык соседей не изучали из принципа.
Ладно, всё это лирика. Смешнее другое: Громовы собрались немедленно везти меня на Уюнкар, а я хотел лишь разведать обстановку, выяснить, нельзя ли как-нибудь пробраться туда летом. Даже про деньги не спросили! Что мне сейчас там делать?! На лыжах кататься? Это с одной стороны, а с другой... Похоже, летом без вертолёта я туда не попаду. Так, может, и правда съездить сейчас? Посмотреть на рельеф, походить по проталинам? Хоть что-то всё же лучше, чем ничего, а? Кроме того, снег стает не скоро, а в гостиницу со дня на день должна заехать бригада работяг — и начнётся весёлая жизнь. Решено!
Вещи, собственно говоря, все собраны — я их и не распаковывал. На снегоходе туда идти дня два-три, значит, нужно прикупить продуктов дней на десять. Только для себя или на всех? Завтра надо будет выяснить. А ещё требуется соблюсти этику: предупредить милиционера и охотинспектора, что отправляюсь в тундру».
С тем и другим представителем власти Кирилл познакомился ещё в первый день по прибытии. У него была с собой казённая одностволка шестнадцатого калибра, которую следовало предъявить и зарегистрировать. Ну, а раз отмечено прибытие, нужно зафиксировать и убытие. А вот что делать, если начальников не окажется в посёлке?
Первая половина проблемы решилась с ходу — в буквальном смысле слова: охотинспектора Кирилл увидел на подходе к гостинице. Тот двигался встречным курсом прямо по центру улицы, полностью развернув голенища болотных сапог. Встретились на крыльце, поговорили вполне дружески. Инспектор даже дал понять, что не сильно обидится, если приезжий учёный начнёт бить птицу чуть раньше официального открытия охотничьего сезона. Кирилл заверил, что ему будет не до охоты, поскольку патронов у него в обрез, а купить ещё он не может, поскольку не имеет охотничьего билета — ружьё-то казённое и выдано ему «для отпугивания диких животных и подачи звуковых сигналов». На прощание инспектор посоветовал зайти к участковому прямо сейчас, пока тот сидит в своей конторе.
Дальше произошло странное. Они пожали друг другу руки, пожелали удачи. Инспектор спустился с крыльца, подтянул голенища сапог и... зашагал в обратную сторону — туда, откуда пришёл! Кирилл смотрел ему вслед: «Не понял?! Он что, специально ко мне приходил?! И других дел у него здесь не было? Однако...»
Не менее странным получился и разговор с участковым. Первое впечатление — милиционер о предстоящем отъезде уже знает, и это его вполне устраивает, даже, пожалуй, радует. При первой встрече он явно пыжился и демонстрировал этакое пренебрежение к заезжему «научнику», а теперь его глазки бегали, в голосе звучали заискивающие нотки. Почему-то он заинтересовался здоровьем Кирилловых родственников и с каким-то невнятным намёком попросил передать им привет от него лично. Окончательно запутавшийся Кирилл рассмеялся и заверил, что, собственно говоря, дней через десять он сюда же и вернётся — какие родственники?!
Чудеса и непонятки, однако, на этом не кончились. Он не отошёл и на сотню метров от отделения, как услышал громкий шёпот слева по курсу:
— Дядя! Дядя! Подь суды!
— Ну, чего надо? — не слишком дружелюбно поинтересовался Кирилл, подходя к калитке. За ней стоял чумазый пацан с картонной коробкой из-под обуви.
— Заходь, не бойсь!
— А я и не боюсь! С чего ты взял?!
— Патроны нада? — таинственным шёпотом поинтересовался юный туземец. — Шишнадцатый калибр! Картечь, дробь, жаканы е!
— А турбин нету? — изобразил знатока Кирилл. — Не люблю жаканы!
— Турбин не... — расстроился торговец, но тут же воспрянул: — Контейнера е! Вязка е!
— Вот уж не надо! Самоделом сам стреляй! А заводских я бы взял...
— Во! — обрадовался пацан и открыл коробку. Она действительно оказалась набитой ружейными патронами — в пачках и россыпью.
— И почём продаёшь? — почесал затылок покупатель, готовясь услышать нечто заоблачное.
Как оказалось, ничего страшного. Перед отъездом Кирилл специально поинтересовался расценками в ближайшем оружейном магазине — они были сопоставимы. Тем не менее он поторговался и отыграл в свою пользу ещё процентов 10-15. На том и порешили: покупатель расплатился, набил карманы вощёными бумажными цилиндриками и отправился дальше. Всё бы ничего, если бы не один нюанс: Кирилл совершенно точно знал, что в данном посёлке в данное время охотничьи боеприпасы являются величайшим дефицитом. При знакомстве с приезжим местные мужики (да и женщины!) в первую очередь интересовались, нет ли у него лишних патронов. И вдруг — такое!
Составить 132-ю версию причин происходящего Кирилл не успел, потому что увидел впереди Таню — единственную, похоже, красивую девушку на весь посёлок. Она работала продавщицей (и, кажется, заодно заведующей) в продуктовом магазине недалеко от гостиницы. В данный момент она пыталась перейти улицу, что было почти невыполнимой задачей, поскольку на ногах у неё были туфли.
— Погодите, Таня! — крикнул Кирилл и заспешил вперёд.
С изяществом светского льва он подхватил ойкнувшую девушку на руки и перенёс через улицу к противоположному забору. При этом он, конечно, не видел, куда ступает, зато чувствовал, что чистить придётся не только ботинки, но и штаны до колен. В качестве награды он получил недолгое объятье за шею и смущённый лепет:
— Ой, ну что вы! Люди же увидят!
— Куда это вы в такую рань? — поинтересовался рыцарь, поставив даму на землю. — А работать кто будет?
— Так ведь сегодня ж пятница — короткий день! Мы с братьями завтра на рыбалку уезжаем — до вторника или среды. Я объявление на дверях повесила.
— Ах, какая простота нравов: что хотим, то и творим! А обо мне вы подумали?! Как я-то буду жить, не видя вас так долго?! О, бездушная! О, жестокая!
— Ой, ну зачем вы так говорите...
— За тем, что вы для меня луч света в этом тёмном царстве! Без вас мне нечего тут делать! Раз так, то я тоже поеду в тундру: лягу на сопке и буду рыдать от безысходности вашей жестокости!
— Ой, глупый какой! А ты... А вы с Громовыми едете, да?
— Именно! — обречённым тоном подтвердил Кирилл.
— Ой, да как же вы с ними?! Вы ж городской, а они одной юколы наберут с собой — её не всякая собака есть будет! С червяками — фу!
— О чём вы, Таня?! Без вас мне будет не до пищи! Впрочем, завтра схожу на Ленина и затоварюсь тушёнкой.
— Ничего вы не затоваритесь, — засмеялась туземка. — Людка ещё вчера остатки сдала и закрылась. До осени!
— Однако, — почесал затылок Кирилл. — Обложили меня, обложили... А юколу без соли сушат, да? Червяки в ней большие?