Айдарский острог - Сергей Щепетов

Айдарский острог

Пролог

В истории каждого мира бывают узловые точки. Обычно это какое-то мелкое незначительное на первый взгляд событие или эпизод. Тут всё дело в том, что окончиться он может по-разному, но оба (или больше) исхода абсолютно равновероятны. И в этой точке начиная с этого момента, тропа истории раздваивается. Возникают как бы два параллельных мира, которые могут развиваться в разном времени.

Много лет назад у берегов Таучинского полуострова потерпел кораблекрушение коч так называемых «землепроходцев». Эти люди отправились в смертельно опасную экспедицию вовсе не за романтикой — им нужна была пушнина и робкие «иноземцы», которые будут её для них добывать. Служилые надеялись выслужиться, приведя под государеву руку новых плательщиков ясака, промышленные — просто раздобыть побольше ценных шкурок. Там, где появлялись русские, поголовье соболя — основной сибирской валюты — стремительно уменьшалось. Вот и приходилось идти всё дальше и дальше «встречь солнца». С того разбитого коча спаслись трое. Старому охотнику-таучину не понравилось, как ведут себя пришельцы, и он убил двоих из них. Потом он прикончил и третьего — мальчишку, который не сделал ещё ничего плохого. Он убил его просто так — на всякий случай. И всё осталось на своих местах, мир, в котором это случилось, доступен изучению — он вокруг нас, а его история в документах и научных трудах.

Однако старый Гуэркен был на берегу не один. Он пришёл туда с внучкой, которую очень любил. Девочке чем-то понравился белокурый тощий мальчишка, и она просила деда не убивать его. Охотник колебался — возникла та самая ситуация двух равновероятных исходов. Иной вариант развития событий состоялся — мальчишку оставили в живых. И возник параллельный мир, иная реальность, развивающаяся в другом времени.

В этой — параллельной — реальности всё то же самое: Арктика, в которой живут враждующие между собой народы. Здесь, как и у нас, появились «царёвы люди», которые построили опорные пункты — остроги. Они обложили данью — ясаком — местные племена. Лишь таучины — маленький народ пастухов и охотников — отказались подчиниться. Эти странные «иноземцы» были воинственны и не желали становиться ничьими холопами, даже далёкого русского царя.

Молодой учёный-историк Кирилл давно увлекался историей таучинов. Вот только диссертация об их воинском искусстве у него никак не получалась — не хватало информации. В принципе, он мог бы радоваться, поскольку волей случая угодил как бы в прошлое — на ту самую войну. Всё бы ничего, но в собственное прошлое попасть нельзя — это иная реальность. И там он оказался на стороне иноземцев. Что ж, таучины приняли новичка, сочли его своим, ведь он немного знал их язык, хорошо фехтовал копьём и умел убивать русских.

Кирилл дорого заплатил за вбитое с детства убеждение, что «жить нужно дружно». Наивная попытка остановить очередное кровопролитие привела его на дыбу — русские тоже сочли его своим, но — преступником. Несколько месяцев, проведённых среди «землепроходцев», сделали учёного почти безумцем, одержимым местью. И эта месть свершилась — в рукопашной схватке таучины разгромили отряд казачьего атамана Шишакова.

Вот только справедливость от этого не восторжествовала. Поражение оказалось на руку российским конквистадорам. Оно послужило прекрасным поводом для большой карательной экспедиции против таучинов. «Немирных иноземцев» уже не собираются приводить под государеву руку, их будут просто истреблять. Скорее всего, погибнут и потомки того парнишки, который занёс таучинам уникальный генетический материал — способность мыслить и принимать решения как люди другого исторического опыта.

Кирилл оказался не единственным пришельцем из иной реальности в этом мире. Много лет назад собранные на гулаговской «шарашке» учёные разгадали секрет переходной зоны Уюнкара и совершили побег — в другой мир. Они смогли выжить в Арктике, создать собственный «оазис», который местное население считало обиталищем всемогущего демона Тгелета. Только это было давно, а теперь здесь доживает свой век последний участник той эпопеи — А. К. Селиверстов. Старик многое знает, но для Кирилла это знание безрадостно: в результате его действий та и эта реальности начали сближаться, различия между ними стремительно сходят на нет. Это означает, что Кирилл скоро сможет вернуться домой, а российское войско под командованием капитана Петруцкого огнём и мечом пройдётся по земле таучинов. Проблема выбора для Кирилла не стоит: он останется и будет сражаться. Вот только Селиверстов оказался твёрд: «инопланетяне» не дадут туземцам оружия, не будут помогать им. Таучины должны сами победить или стать побеждёнными — без постороннего вмешательства. Но Кирилл-то посторонний! Как бы посторонний...

Впрочем, дело не в этом. Или не совсем в этом, а в том, что Кирилл ещё молод: миры мирами, история историей, а здесь у него ЖЕНЩИНА. Та самая, сверх и помимо которой ничего человеку в жизни не надо. Вы таких женщин не встречали? Сочувствую... Эта многоликая (Луноликая!) туземка умудрилась стать для него всем: матерью, которой он не помнит, проводником-учителем в чужом мире и, конечно, любовницей, каких ещё поискать. Кроме того, она как бы потомок, как бы носитель тех самых генов, которые дают таучинам исторический шанс в борьбе с «цивилизованными» пришельцами.

Схождение миров состоялось в момент начала первого сражения войска капитана Петруцкого с таучинами. Однако реальности не слились, их история не стала единой — нашей. Когда и почему произошло расхождение, я не знаю. Просто расскажу, как было дело.

Глава 1

РАЗГАДКА

Жилище всемогущего демона Тгелета Кирилл покинул беспрепятственно. Пробираясь по тропе между камней, учёный начал было прикидывать, как бы так побезопасней миновать простреливаемое пространство вокруг горного массива. И почти сразу мысленно махнул рукой: «Во-первых, бесполезно — на снегу в тундре не спрячешься, а, во-вторых, и чёрт с ним! Пусть убивают! Мёртвые-то ведь сраму не имут, как выразился один древнерусский бандит». Это с одной стороны, а с другой... Что-то как-то подсказывало: не будут в него стрелять. В общем, на первом километре пути холодный пот Кирилла не прошибал, с жизнью он не прощался, хотя и воображал, как выглядит его кухлянка в перекрестье оптического прицела.

Своим спутникам учёный объяснил, что всемогущий демон Тгелет обижен: на воина Киря за убийство в «зоне мира», а на всех таучинов — за пренебрежение к своей персоне перед великим походом.

— Так что же, — заинтересовался Чаяк, — он отказывается от оленей?! Он не примет их?

«Надо же, какая сволочь, — мысленно усмехнулся учёный. — В первую очередь его интересует возможность присвоить общественных оленей на законном основании».

Впрочем, особого выбора у Кирилла не было. Так или иначе, при всех своих недостатках и достоинствах, Чаяк стал в этом мире его «неформальным» другом. С ним можно было делиться самым сокровенным — только с ним, ну и с Луноликой, конечно... А потому на первой же стоянке учёный, поймав взгляд таучина, слегка качнул головой — отойдём в сторонку, разговор есть. Чаяк, похоже, именно этого и ждал. Оказавшись один на один, он выдержал подобающую паузу и спросил:

— Наша жертва совсем отвергнута?

— Считай что... В общем, да, — кивнул Кирилл.

— Не печалься сильно, Кирь, — принялся утешать его «друг». — Духов и демонов много. Если Тгелет не будет нам помогать, обратимся к кому-нибудь другому. Между прочим, менгиты очень чтут того, кого называют Осподь Бох. Они рисуют его на плоском дереве и держат в углу своих квадратных жилищ. Ему не нужно давать ни оленей, ни собак, достаточно только кланяться и делать рукой вот так.

Чаяк перекрестился — в точности повторил виденный когда-то жест. Кирилл почесал покрытый щетиной затылок: «Ну да, конечно! Это монотеисты отвергают существование всех других богов, кроме того, в которого верят. А нормальные язычники и шаманисты признают всех, хотя и не всегда одобряют. Новых богов они просто присоединяют к старому пантеону, и довольные миссионеры гордо рапортуют об успехах своей проповеди среди дикарей».

— Послушай, Чаяк... Хочешь, я раскрою тебе великую тайну? Только никому ни слова!

— Конечно, Кирь! А какую тайну? Может, не надо?..

— Надо! Так вот: Господь Бог менгитов, а также Тгелет, Кьяе, Ыдгернул, Ойе и другие помогают сильным, смелым и, самое главное, умным. А слабым, трусливым, ленивым и глупым они не помогают, сколько ни мажь их кровью и жиром!

— Не может быть! — рассмеялся таучин. — Даже если поить их ча-ем и давать этот, как его... са-хар?!

— Даже если, — кивнул Кирилл.

— Кто бы мог подумать такое... — подмигнул Чаяк, — кроме меня, а?

— Я подозревал, что мы поймём друг друга, — улыбнулся учёный. — Хочу поделиться с тобой своим знанием. Ты был прав, когда сказал, что у меня с Тгелетом особые отношения. Он открыл мне будущее.

— Он знает его?! Но ведь... Тогда он должен знать и наши поступки!

— Нет, не так. Точнее, не совсем так. В общем, слушай. Из страны менгитов сюда пришло много воинов. Меньшая их часть отделилась и под командованием атамана Шишакова ушла на реку Ог. Мы сразились с ними, победили, угнали оленей, а атамана убили. Остальными воинами командует капитан Петруцкий. Они остались в деревянном стойбище — Коймском остроге. Они узнали о том, что мы разбили их малое войско, и теперь будут мстить. Они выйдут из своей крепости (или уже вышли?) и будут уничтожать стойбища людей тундры и посёлки береговых. Мавчувены помогут им — дадут оленей и нарты, будут перевозить их добычу, будут стрелять из луков в таучинов, пока русские заряжают свои ружья. Враги пройдут по всей земле таучинов, они убьют всех, кого встретят на своём пути, заберут в плен детей и женщин, угонят оленей, разрушат жилища.

— Таучины — храбрые воины, — не очень уверенно возразил Чаяк. — Нас много...

— Друг, ты же умнее, чем, скажем, Рычкын. Ведь ты понимаешь?..

— Угу, — кивнул купец и разбойник. — Мы одолели Атмана Шишкава потому, что сражались иначе — не так, как всегда.

— А если бы...

— Да. Иначе менгиты победили бы нас. Доспехи не спасают от их огненного грома. Я понимаю это.

— По-моему, дело не в доспехах, но не будем об этом. Ты согласен, что «двадцать рук» менгитов разгонят любое войско таучинов? Даже если соберутся все воины, которые живут в «нижней» тундре?

— Эх, — вздохнул Чаяк, — ну, конечно, разгонят! И чем больше наших соберётся, тем хуже будет. «Кивающий» один должен быть, а сойдётся много сильных воинов, долго договариваться станут, кто главный. Ещё и поссорятся, подерутся... В общем, сам знаешь. Я и сейчас всё удивляюсь, как мы смогли договориться сделать тебя главным. Ещё раз так, наверное, не получится — знаю я таучинов!

Кирилл почувствовал некоторое облегчение — похоже, они общаются на одной волне. Он наконец решился:

— В точности всего не знает даже Тгелет. Но очень может быть, что русское войско отправится в поход. Или уже отправилось. Это нужно узнать. Если уже отправилось, то... Сражаться с ними, наверное, бесполезно. Значит, нужно предупредить таучинов, чтобы откочевали с их пути. А береговые пусть уйдут в море или подальше в тундру — менгиты наверняка тащат с собой много груза и не станут гоняться за ними.

— Не уйдут, не откочуют, — качнул головой Чаяк. — Настоящие люди не боятся врагов.

— Да, ты прав, страха у наших нет. А зря... — вздохнул Кирилл. И вдруг неожиданно для себя самого заговорил с безнадёжным отчаянием в голосе: — Ну, не знаю я, Чаяк, что нужно делать! Не знаю! Я виноват перед таучинами: отомстил Шишакову, а расплачиваться за это придётся вам. Из-за двух десятков казаков погибнут сотни и тысячи таучинов! Только не говори мне, что это — нормально, что так и должно быть! Я не смогу жить, имея на совести столько невинной крови, не смогу!

— Помочь тебе не трудно...

— Нет! «Добровольную смерть» я не приму! Потому что это будет трусостью с моей стороны. Да, трусостью! Лучше отправлюсь туда, где идёт войско русских. Если ничем не смогу помочь таучинам, то просто умру в бою!

— А оно и правда идёт? Это тебе Тгелет сказал?

— Н-н-у-у... — вполне резонный вопрос помножил на ноль пафос Кирилловой речи. — Тгелет сказал, что капитан Петруцкий МОЖЕТ повести своё войско на таучинов. Я в свою очередь не вижу причин, почему бы ему этого не сделать. В общем, вы отправляйтесь в свой посёлок, а я двину к Коймскому острогу и посмотрю, что там и как.

— Нет, — качнул головой Чаяк. — Если и правда пришла большая беда... Тогда наши люди поедут в посёлки и стойбища. Они принесут людям весть о войне. А мы... Мы посмотрим на войско менгитов, да?

— Ты со мной, Чаяк?!

Таучин ничего не ответил, но так глянул на собеседника, что тому стало неловко за свой дурацкий вопрос.

Наверное, в тундре это было самое благодатное время в году — конец зимы, а может быть, начало весны. Кирилл мог лишь гадать, какой сейчас месяц — март, апрель или, может быть, вообще май?! «Нет, май — это вряд ли. В мае должны, кажется, реки вскрываться, а до этого ещё далеко...» Мороз был вполне умеренным, как и ветер, а снег плотным. Кормиться на нём оленям было трудно, зато ехать на равнине можно было практически в любом направлении. Впрочем, полного комфорта для «белого» человека в Арктике не бывает — по определению. В данном случае сильнее всего мешало жить солнце — то самое, которого так не хватало в разгар зимы. Сейчас оно светило большую часть суток, а не тронутый пылью снег отражал его лучи — и как отражал! Кирилл горько жалел о тёмных очках, оставшихся среди его вещей в далёком приморском посёлке, но сожаление это было совершенно бесплодным — приходилось действовать как все. Таучины же надели этакие полумаски с узкими прорезями для глаз. Их смастерили из подручных средств — кусков замши или бересты. Приспособления эти сильно ограничивали обзор и полностью от ожогов не спасали — глаза у всех к вечеру становились красными, слезились, хотелось их тереть и тереть. Кое-кто из молодых всё-таки не уберёгся и стал пассажиром — сидел на нарте с замотанным в шкуры лицом.

При всём при том отряд (если его можно так назвать) двигался с предельной скоростью. Оленей не щадили, благо их было много. Кирилл чувствовал себя старинной неуправляемой торпедой — безмысленной и обтекаемой, — которую выпустили на цель. Спутники, конечно, не знали, что такое «торпеда», но одержимость молодого воина чувствовали и относились к ней с почтением. Возможно, потому, что совсем недавно подобный «психоз» Киря привёл их к великой победе. Почему бы не повторить?

Учёный не обольщался по поводу мотивов, двигавших этими людьми. Чаяка никак нельзя было заподозрить в патриотизме, в заботе о судьбах своего народа. Он просто был непоседой, жадным до новых приключений. Ну, и честолюбие имел немалое, которое можно удовлетворить воинской славой, обладанием материальными ценностями или информацией, способной развеять скуку «настоящих людей». Остальные тянулись за своими предводителями, поскольку знали, что им сопутствует удача и, самое главное, путешествовать и воевать вместе с ними гораздо интересней, чем работать — в смысле пасти оленей или добывать морского зверя.