– А с этими что? – спросил Панделис, ткнув пальцем на турок.
– Если не добили, то они нас опознают. – Панайотис вытащил из кобуры револьвер и заправски крутнул барабан. – Стрелял несколько раз, еще на учебе в академии. Вот не думал, что пригодится. А этим я введу дозу яда прямо в вену. И ему тоже. Произошло отравление – так бывает. К сожалению. Иван, запрягайте мою повозку. Едем в Амис.
Утром следующего дня повозка немецкого майора Карла Бекманна, отчаянно подпрыгивая на булыжниках, въехала в город Амис. Два пехотинца сидели на козлах: один правил лошадиной парой, другой, насупив брови, важно смотрел по сторонам. Сам немец, положив на бортик руку в перчатке, отбивал указательным пальцем такт какой-то песенки.
Город просыпался: открывались каморы ремесленников, разворачивали свои прилавки продавцы свежей, только что выловленной рыбы, хлебопеки и калашники строили на лотках башни из лаваша, буханок и сладких кренделей. В воздухе неумолимо разливался аромат первоклассного кофе.
– А не пора ли нам перекусить? – Иван обернулся к Панайотису.
– Не оборачивайтесь. Я вас услышу. Но вначале к цирюльнику. Мне нужны накладные бакенбарды, а вам – уставная стрижка. Через два квартала сделайте правый поворот, и через сотню шагов будет приличная чайхана, напротив нее цирюльня. Я видел только там иностранных офицеров. Солдатам тоже можно в нее, но за отдельный столик у входа. Начнем оттуда. Думаю, информация кое-какая обязательно выплывет. – Доктор достал из нагрудного кармана сигару и, спрыгнув с повозки, вбежал в цирюльню.
Через полчаса вся троица уже сидела в чайхане.
– Эй, люпесный. Не приготофь ли мой зафтрак? – Панайотис обратился к полноватому чайханщику, медленно сдергивая с каждого пальца перчатку. – И мой сольдатн тоже проголодаль.
– О, господин офицер, добро пожаловать! – Чайханщик суетливо вытер руки о передник и показал на стол у окна.
– Нет-нет. Мой хочет сидеть в тень. Успеть есче солнышко. Ха-ха.
– Чего изволит господин офицер? Так рано германские военачальники к нам не заходят. Будем знать, господин офицер, и приготовимся завтра получше.
– Дрыхнут бесдельник. Ах, негодники. Мой будет яичница с бекон, сосиски, сладкий пулочка. А сольдатн – овсяной каши и вишня компот и этот, как его? – Панайотис пощелкал пальцами.
– Лаваш?
– Ах, да-да, лафаш.
– Одну минуту, ваше превосходительство!
– А, потождить. Я дольго плыль, хочу отправить перевод семья. Есть у вас такой банк? Шелятельно туркишбанк. Греческий сейщас не очень-то натежно.
– Совсем ненадежно, господин офицер. Греческие банки подлежат сонации. И все счета, а также переводы на какое-то время заморозят. А турецкий есть – «Тукиш-тревел». Я вам настоятельно рекомендую. Свиных сосисок, как вы понимаете, у нас нет.
– Йа, йа, какой свиной! Очень понималь. Там война, пуф, пуф. Каращо. Очень буду рат воспользоваться фашим совет.
Чайханщик попятился выполнять заказ, услужливо покачивая всем телом. Когда скрылся за занавесью, к столу Панайотиса метнулся Иван:
– Слышь, ты, господин офицеггум. Мы тебе чё, лошади, овес жрать! Давай нам тоже яичницы.
– Сядьте на место, болван. Жрать будете то, что я скажу.
– У-ум-м… – Иван досадливо махнул рукой и вернулся к Панделису.
Через несколько минут из-за занавеси выпорхнул чайханщик, держа на подносе заказ немецкого майора:
– Кстати, господин офицер, а как насчет компании с турецким камюкамом?
– Камю-ю-кам – это?.. – Панайотис вскинул брови.
– Камюкам – это подполковник турецкой армии. К нам каждое утро в это время заходит Шахин-эфенди. Очень приятный человек и невероятный поклонник всего немецкого образа, как в одежде, так и в еде.
– Йа, йа! Эта ше ошень, ошень прекрасно. – Доктор почувствовал, как предательски вспотели ладони. Он сжал в кулаки руки и опустил их на колени.
– А, вот и… не заставил долго ждать! – Чайханщик направил низкий поклон на входную дверь.
В чайхану вошли два рослых пехотинца, пристально оглядели присутствующих, заглянули на кухню и даже под столики. Попросили документы у Панделиса и Ивана. У доктора Панайотиса на мгновение сжалось сердце, а рука потянулась к револьверу. Солдаты долго читали документы, шевеля недовольными губами. Все обошлось. Несколько секунд спустя, как всегда с иголочки, играя тонким нафабренным усом, вошел Карадюмак Шахин. Он сразу направился к столику майора, радостно вытягивая для рукопожатия руку.
– Присаживайтесь, господин подполковник, – бодро сказал по-немецки Панайотис, указывая на стул напротив. Он знал, что немецкие офицеры, даже младшие по званию, вели себя с турецкими довольно небрежно, подчеркивая свой патронат. – Майор Бекманн, можно просто Карл! – протянул руку Панайотис.
– Подполковник Шахин. Можно просто Карадюмак. Нет-нет, просто Шахин. Имя для вас звучит не очень удобно. Вы здесь уже третий день? А заглянули на завтрак впервые?
– Завтракал на корабле. Было много дел по разгрузке и обустройству на новом месте.
– Позвольте, я сделаю заказ?
Панайотис в ответ всплеснул руками и широко улыбнулся.
– Яичницу и какао. Все как обычно, – бросил Шахин чайханщику. – Нас ждет много работы, господин майор. Через неделю во главе небольшого войскового соединения выхожу в пригород Амиса для выполнения воспитательных и ревизионных задач. И хочу похвастать, у меня будет самолет. Завтра встречаем чудо-машину. Я уже подготовил аэродром и все остальное согласно инструкциям.
– Поздравляю! Самолет – это залог полного успеха.
– Талаат-паша и Энвер-паша работают над планом полного подчинения понтийских греков. Как вы понимаете, жертв должно быть не меньше, чем при борьбе с армянским элементом. Похоже, этих греков ненавидят во всей Европе!
– Вы забываете про Россию, Шахин-эфенди. Это крупный игрок! – Панайотис почувствовал, как в глазах образовалась предательская резь.
– Посмотрим. Русские тоже не всесильны. У них интеллигенция ненавидит царя, а отдельные слои населения готовы к бунту.
– С чего вы решили, что греков ненавидит Европа?
– Хы, греки по всей старушке имеют под собой очень солидный процент малого и среднего банковского сегмента. Это не нравится крупным корпорациям. Как лишить греков своих денег? Да просто – их банки должны исчезнуть. А вы думаете, почему промолчали лидеры держав, когда мы прижимали армян к ногтю? То же будет и с греками. Я говорю несколько сумбурно.
– Напротив, дорогой Карадю-ю-ю-мак. Мне все понятно. Армяне тоже имели деньги. Теперь они у больших корпораций.
– Да. А еще у греков непозволительно много земли, которая кормит не Оттоманскую империю, а всех, кого ни попадя. И главное, русские объявили войну Турции, а значит, что православные греки – это бомба внутри страны, которая рано или поздно рванет так, что империя исчезнет бесследно.
– В целом расклад понятен. Но я не политик, а военный и выполняю узкие задачи. Ну, мне пора. Приятного аппетита. – Панайотис начал вставать.
– О, господин майор, не смею задерживать. Но вы меня очень удивили.
– Чем же?
– Вы достаточно смуглы для немца!
– Ах, это. Дело в том, что моя мать ливийка. Отец – археолог. Случился роман где-то в африканской пустыне. В результате которого распалась одна семья и появилась новая. – Панайотис придумывал легенду на ходу, стараясь не смотреть в блестящие с поволокой глаза подполковника Шахина.
– М-да. Немного грустно, но красиво. А где вы взяли такую повозку?
– Арендовал возле гостиницы. Что-то не так с повозкой?
– Да это я так. Вечная турецкая лень. Сдают, понимаете ли, в аренду, а колеса от сельской грязи почистить не удосужатся. Просто я обратил внимание, когда заходил сюда. Да и лошади. Ну да ладно. Вы лучше смените ее. Хотите, я вам арендую?
– Буду премного признателен.
– А в какой гостинице вы остановились?
– Еще ни в какой. Только сошел с корабля. Увидел портовую гостиницу и там…
– А, ну понятно. Могу порекомендовать.
– Спасибо, дорогой Шахин. Мне пора. – Панайотис щелкнул крышкой карманных часов.
– Не смею задерживать, господин майор! – Шахин внимательно смотрел на спину уходящего немца. – Значит, майор Карл Бекманн? – протянул он себе под нос.
Повозка сорвалась с места и, загрохотав по жесткой каменистой дороге, полетела вглубь города. Секунда-другая – и след простыл, только кудлатая, жгучая пыль еще долго не могла осесть.
– Куда мы? – спросил Иван и на этот раз не обернулся, запомнив урок.
– В гостиницу «Понт», – ответил Панайотис. – Это лучший отель в городе.
– А поскромнее можно чего-нибудь подобрать? – наконец подал голос Панделис.
– Нельзя. Иностранцы останавливаются только там. К тому же… – Доктор послюнявил палец и пересчитал содержимое портмоне настоящего майора, – мы долго можем себе ни в чем не отказывать.
– Мне нравится такая жизнь! – Иван прищелкнул языком.
– Подожди радоваться, – нахмурился Панделис, – это у господина офицера такая жизнь, а ты лучше вспомни про овсяную кашу.
После этих слов Иван опустил плечи и понурил голову. Гостиница «Понт» ласково манила дорогими гардинами на окнах, клумбами цветов вокруг парадного и большими, обитыми красной тканью дверями, возле которых стоял швейцар, изображая аутентичного турка. Чуть поодаль прогуливались нарумяненные женщины самых разных сложений, но с одинаково высокими прическами, где локоны, причудливо взвихренные, украшали дешевые украшения. У многих на открытых шеях алели и шелушились неприятные пятна.
– Экось-накось, – протянул Иван. – И чё, им совсем жрать нечего?
– Думаю, дело не столько в том, что бедность, а сколько в интересе к иностранцам. Да и вообще, я лечил когда-то девиц вовсе не бедных, но не мысливших жизнь без панели, – ответил доктор.
Неожиданно Панделис резко дернулся и отвернулся, закрывая ладонью правую часть лица.
– Ты чего так дергаешься? – удивился Иван. – Лошадей аж напугал.
– Тихо. Не обращай на меня внимания. Там она!
– Кто? – спросили в один голос его спутники.
– Аелла, девушка из нашего села.
– Среди вот этих? – шепотом воскликнул Иван.
– Нет. – Панделис съежился еще сильнее. – Она идет к двери.
– Похоже, это горничная, – сказал доктор. – Хотя не исключено всякое. Просто разные категории в этом деле тоже имеются. Хорошо, подождем немного.
Они напряженно молчали, сидя в повозке, еще несколько минут. Наконец Панайотис, заметно нервничая, произнес:
– Нам долго так сидеть нельзя в этой грязной люльке. Пора.
Швейцар, завидев выходящего из повозки немецкого офицера, принял услужливую позу. Одернув под кушаком длинную рубаху, учтиво распахнул двойные двери:
– Битте, господин офицер!
У стойки администратора Панайотис, проведя указательным пальцем в перчатке по бакенбарду, спросил на ломаном турецком:
– Мой хотель бы снять комната ваш отель?
– Сию секунду, ваше офицерское величество. Есть неплохие варианты с видом на море.
– Нет-нет, мне немношечка польше нравится вид на город.
– Как изволите. Как изволите. Солдатиков мы тоже размещаем в нижних подвальных помещеньицах. Кормим их раз в сутки и стелем на полу. Матрасики даем им.
Иван недовольно заерзал подошвами по крашеному полу.
– Мой хотель бы кормить солдатн три раса в сутка. Сколько эта бы стоил. Я заплачу.
– О, не вопрос, не вопрос, господин офицер. Ваша комната на третьем этаже, а прямо под вами апартаменты нашего визиря Шахин-эфенди. Уверен, вы будете довольны, это один из самых влиятельных людей во всем Самсуне.
– Шорт с ним. Мой хотель бы отдыхать без компания. Могут мой солдатн проводить меня до мой номер? Они толшны знать, где их командира есть. А заодно отнести мой фещи.
– Не возбраняется, не возбраняется. Я могу проводить.
– Не ната. Я сам и мой солдатн.
Троица поднялась на третий этаж. Доктор вставил ключ в замочную скважину и хотел было что-то сказать, но дверь по коридору напротив отворилась, и в проеме появился силуэт горничной.
– Мой уже можно номер? – спросил Панайотис, подмигнув. Иван просиял широкой улыбкой, а Панделис едва успел отвернуться и спрятать лицо. Девушка кивнула и, не поднимая головы, резко затворила дверь в комнату.
– Это она готовит номер какому-то военному. – Панайотис прошел к бару и налил себе рюмку коньяка. – Вам тоже можно. Но совсем чуть-чуть. Итак, сегодня отдыхаем. Надо восстановить силы. А завтра со свежей головой садимся обдумывать операцию. Нам также необходимо поменять нашу деревенскую повозку на солидный экипаж.
– С лакированной коляской и парой вороных, – протянул Иван, словно запев.
– Я думаю, на подготовку уйдет недели две, а то и больше, – не обращая на него внимания, продолжил Панайотис.
– Как – две! Очень много. Я ведь своими ушами слышал, что Шахин пойдет через неделю. Мы не успеем помочь Василеосу. – Панделис едва не вскрикнул.
– Все. Я сказал, отдыхаем. А то я, ей-богу, кого-нибудь из вас пристрелю. – Панайотис, не разуваясь, повалился на широкую, как турецкие штаны, кровать.
– Во-во, сам на кровати и яишенку по утрам с кофием, а мы, как клопы, на матрасах где-то в подвале, и на жратву овсянка.
– Кто вам мешал, дорогой мой товарищ, получать образование? – Панайотис отвернулся и протяжно засопел.
Дойдя до своего подвала, Иван и Панделис вытянулись на матрасах и быстро уснули. Первосортный коньяк, которым их у себя в номере угостил Панайотис, оказался актуальным и быстродействующим лекарством.
Панделису приснилась Василики посреди цветочного луга. Он звал ее, но она, не обращая внимания на его зов, собирала цветы и плела венок. Небо, нестерпимо голубое, резало глаза так, что они слезились. Он спал и чувствовал, как плачет во сне. Это редкое состояние, когда снишься сам себе и спящим понимаешь, что это сон. Он кричал ей, понимая, что она не слышит. И все равно кричал, пока не заболели связки. Он видел сам себя каким-то бровастым и ужасно корявым, почти горбатым. Наступал на свою тень с ненавистью и отвращением. Даже пытался ударить. Но тень вдруг превратилась в кошку и влезла на окно. Он за ней. Но не удержался за подоконник и стал срываться головой вниз в зияющую пропасть. Еще немного – и упадет. Он звал Василики на помощь. Но она куда-то исчезла. Кричал и кричал – и наконец проснулся от собственного крика.
Стояла в полный рост вечерняя тьма, ничем не напоминавшая о бесследно исчезнувшем закате. Черная кровь медленно расползалась над морем, обнажая щербатую луну и зубастые, низкие звезды.
Панделис, осторожно ступая босыми ногами, прошел за спиной администратора и поднялся на второй этаж. Подойдя к двери, надавил на ручку.
– Ты уже пришел? – послышался голос Аеллы. – Я не ждала тебя так рано. – Раздались легкие шаги из темноты комнат.
– Аелла, не зажигай свет. Я не тот, кого ты ждешь. Пожалуйста, не поднимай шума. Это я, Панделис Анфопулос.
– Ты?! Почему? Как?..
– Аелла, выслушай меня.
– Ты рехнулся. С минуты на минуту придет Шахин!
– Кто-о-о?
– Какая тебе разница. Да, я его любовница, Панделис. Или нет, любимая наложница. Он снимает эти апартаменты, чтобы встречаться со мной. Я ни слова упрека тебе не сказала, когда ты женился на Василики. Это твой выбор. Хотя, – Аелла усмехнулась, – а куда деваться, коль беременна?
– Аелла, замолчи, прошу тебя. Я пришел как друг. Пришел за помощью. Клянусь, ни одним словом никогда не обижу тебя.
– А что это за маскарад? – Аелла дернула за петлицу на кителе. – Немецкий офицер – уж не доктор ли Панайотис?
– Откуда ты его знаешь?
– Ты все забыл, Панделис. У меня родственники живут на полпути к Пафре, аккурат в том селе. Мне горько и смешно на вас смотреть. Но, может, я одна все вижу. Дай-то Бог.
– Аелла, когда я сегодня увидел тебя, то сердце едва не остановилось.
– Не начинай, прошу тебя. – Она вдруг сделала шаг вперед и уронила голову ему на грудь. – Он, конечно, ублюдок еще тот. Но мне некуда идти. Кому я теперь нужна запятнанная? А здесь меня хорошо кормят, иногда покупают вещи и подарки. Я даже немного могу отложить денег на черный день. Мать с отцом не пережили моего позора. Чего мне теперь одной… Живу, как есть. – Девушка махнула рукой. – Ты боишься, что я проболтаюсь? Нет. Только если пытать начнет, а боли я боюсь. И ты боишься, просто не знаешь, что это такое.