Ангелика еще сосала материнскую грудь, когда, полностью одетая гостья опять появилась на балконе. Она присела в глубоком поклоне, а Маргарита махнула рукой.
– Да оставьте, мы же не при дворе, но в глуши…
– Вы, Ваша Светлость, так добры к простой горожанке… и сами столь великодушно просты. По-благородному просты. Не позволите ли взглянуть на ваше чадо? Признаться, я обожаю смотреть на малышей. Сама я лишена подобного счастья…
Маргарита кивнула и, пересела на другую сторону лежанки. Ангелика, не переставая трапезничать, подняла на незнакомку свои карамельные глазки.
– О, какая прелееестная! – умиляясь, простонала Акантха. – И какое же у нее милейшее пятнышко на лобике у волос!
– Это поцелуй Ангела. Едва она родилась, такого натерпелась. Я могла лишь мечтать, что возьму ее на руки вновь… Так ничтожно мало, оказывается, надо для счастья, и одновременно так много!
– Я буду молиться за вас и вашего ангелочка. Моей признательности нет предела… А себя я уже прекрасно чувствую. Мы покинем ваш гостеприимный дом засветло, не беспокойтесь. Едва супруг вернется…
– Этого я вам как герцогиня не позволю! – возразила Маргарита. – Обед здесь начинается в три часа и одну триаду – осталось менее часа. Можно спуститься в гостиную, закусить перед обедом и выпить. Я, правда, вина не пью, но вам его советую – все его хвалят…
Акантха странно на нее посмотрела, а затем одарила Маргариту вовсе не обычным взглядом, какой обжог, скатился мурашками по позвоночнику, проник глубоко и отозвался спазмом между ее ног. Она почувствовала жар и то, как краснеет. Ангелика тоже это ощутила – девочка отпустила материнскую грудь и повернула голову к незнакомой ей особе.
– Моей признательности нет предела, – нежно и вкрадчиво – так, как говорят любовнику, повторила Акантха.
– Полно же меня уж благодарить, – встала Маргарита и понесла дочь в спальню Таситы, якобы чтобы сменить ей пеленку. Там, закрыв дверь на засов, она выдохнула и часто замахала в свое лицо рукой, чтобы его остудить.
«Она так смотрит на меня как… Так страстно лишь мужчины смотрят! – думала Маргарита, выпивая разом стакан воды. – Нет, не может быть. Мужеложство, понятно, грех, а это что такое? Женоложство? Глупость какая! Это, должно быть, мой Порок Любодеяния извратил все впечатления!»
________________
Едва Маргарита и Акантха спустились в гостиную, там появились Сангуинем Митеро, молодой лекарь и помощник лекаря. Дядя Жоль сказал, что с лекарем прибыли еще двое слуг, оставшиеся во дворе. Лекарь осмотрел Акантху прямо в гостиной – задал несколько вопросов, поглядел в ее глаза, сказал поводить ими за его пальцем, после чего объявил, что удар в голову крайне опасен, особенно, если сразу после этого «натрястись на лошади». Маргарита-меридианка вставила от себя, что король Ортвин, получив удар в голову на турнире, выглядел вполне здоровым, а затем рухнул замертво. Словом, она настояла на том, чтобы и странники остались здесь переночевать, и лекарь тоже – на всякий случай. Беати, какая пришла в гостиную закусить и выпить, тут же ее покинула (меридианка из тебя, Беати, дрянь!). В благодарность господин Митеро внес свой вклад в вечернюю трапезу – санделианские конфеты для десерта, – желейные, ореховые, разноцветные, изумительно красивые. Дядя Жоль, облизнувшись, отнес круглую коробку-конфетницу в обеденную.
Помощника лекаря и трех его слуг пригласили обедать в столовую, а в гостиной остались Синоли, Маргарита, господа Митеро и лекарь. Все, кроме Маргариты, пили вино. Беати и дядя Жоль заканчивали убирать стол, Тасита была в детской – наблюдала за тремя девчонками. Борзых собак, чтобы они не пугали гостей, вывели во двор.
Гостиную в этом доме никак нельзя было назвать подобающей барону, тем более герцогу. Побеленные стены, окна во двор; виноградные шпалеры сейчас скрывали табун свиней и свинопаса, загоняющего их в хлев, но звуки… Скамья – почти деревенская лавка со спинкой; грубый буфет, игровой столик и пара табуретов. Часть денег за проданное вино Беати уговорила дядю Жоля потратить на «прилишную тканю» – и так тут появились красные подушки, желтое покрывало для скамьи, зеленые портьеры, – вышло ярко. Аляповатый замок с часами чудесно вписался в обстановку, два портрета по обе его стороны – не очень. Пол – обычные доски. Когда темнело, то при сиянии свечей здесь становилось уютнее, а днем герцогине Раннор оставалось лишь краснеть за эту гостиную перед гостями.
Культура гласила, что мужчинам достается скамья: Сангуинем Митеро сел посередине, лекарь слева от него, Синоли справа; Маргарита и Акантха заняли табуреты. Разговаривали о Лодэнии – Маргарита всех изумила рассказом о церемонии омовения рук, все ее внимательно слушали. Она была счастлива.
Внезапно донесся шум и конский топот со двора – а через минуту в гостиную широким шагом вошел Рагнер! При его появлении все в зале начали подниматься на ноги.
– Ненаглядный мой! – обрадовано подошла к нему Маргарита. – А я тебя и не ждала… Так рано вас не ждала!
– Лорко, Енриити и Филипп прибудут через пару дней – а я решил поторопиться, соскучился, – целовал он руку жены. – У нас гости?
– Славно, что заметил… Это господа Митеро. У них случилась ужасная неприятность во время странствия – госпожа Акантха упала с лошади, да с обрыва в реку! Они переночуют у нас, а завтра им уж в дорогу, к Идерданну. Я посоветовала ехать до Нонанданна, а далее по Лани и морю до нужного им монастыря Святой Майрты.
– Ладно… – улыбнулся он. – Прекрасная моя, налей мне тоже вина. Я спешил, пить хочу…
– Конечно, Ваша Светлость, – отошла она к буфету.
– Сангуинем Митеро, – здороваясь, склонил голову муж Акантхи.
А в следующий миг Рагнер схватил его за волосы и со всей силы вдарил лицом в стену, лекарь в то же самое время свалился ничком на пол. Синоли взвизгнул, Акантха отскочила к буфету. Маргарита, с кувшином в одной руке и бокалом в другой, удивленно повернулась – она узрела двух лежащих на полу гостей да Рагнера, ставящего ногу на шею лекарю, – и…
– Раа… гнер… – донесся до него испуганный голос.
Он поднял голову и увидел Маргариту, держащую кувшин и бокал, а позади нее – Акантху, уткнувшую длинную, как шип, шпильку в горло Маргариты. Синоли снова взвизгнул, в дверях обеденной появилась Беати – и тоже закричала, увидав, что из глаза лекаря торчит кинжал.
– А ну тихо! – громче всех крикнул Рагнер. – Беати, Синоли, выйдите – вы мешаете!
Беати сразу замолчала, схватила мужа за плечо и вытащила его, оцепеневшего, в обеденную. Дверь она теперь плотно закрывала.
– Акантха Митеро? Выпустить шип… – медленно проговорил Рагнер. – Значит, это ты главная, а не он, – и он наступил весом всего своего тела на шею Сангуинема – хрустнуло – и тот погиб даже не дернувшись.
– Да, – жестко ответила Акантха. Если бы Маргарита сейчас видела ее сокольи глаза, то удивилась бы перемене – в них не осталось и капли доброты. Молодая женщина настороженно следила за действиями Рагнера, безмолвно говоря ему, что без промедления воткнет шпильку-шило его жене в горло, проколов артерию. Маргарита же, едва подумала, что могла бы выплеснуть вино из кувшина в лицо Акантхи и освободиться, как Рагнер ей сказал:
– Стой смирно, Грити. Она тебя скоро отпустит.
Акантха хохотнула.
– Отпустит, – продолжил Рагнер, – потому что хочет жить. Я сохраню тебе жизнь, Акантха Митеро, и трем прочим, если ответишь на все мои вопросы. Слово Рагнера Раннора. Послушай… Ты молодая, красивая… Зачем тебе умирать? Моя жена тоже молода и красива… Не лучше ли вам обеим жить? Может, мне удастся ее освободить, может… нет. Но ты-то точно умрешь, если ее не отпустишь. Тех, якобы ваших слуг, уже скрутили мои люди… Грубо работаете! Кто вас только учит? Хоть бы имена другие выдумали.
– А по-моему, недурно всё получалось, – нервно возразила Акантха. – Что еще за вопросы?
– О том, кто тебя послал сюда и зачем. И не лги мне – убью.
– Чего? Какая мне тогда разница? Зачем ее отпускать?
– Я убью тебя быстро – вот в чем разница. Но, если ты будешь честна, то я, как и поклялся, всем вам четверым позволю уйти. Я уже о многом догадался – не зря же здесь. Отпусти теперь мою супругу. Немедля!
Несколько мгновений Акантха раздумывала, но затем нежно поцеловала Маргариту в щеку и отпустила ее. Маргарита с кувшином в одной руке и бокалом в другой сначала несмело, а затем быстрее подошла к мужу. Позабыв про занятые руки, она, дрожа, прижалась к нему. Рагнер приобнял ее, поцеловал в макушку и взял бокал у нее из рук.
– Спасибо, любимая, – сделал он глоток. – Неполная, правда, чаша…
Опомнившись, Маргарита выхватила у него бокал и сама выпила его до дна. Рагнер усмехнулся, снова поцеловал жену в макушку, укрытую головным платком, и отобрал у нее кувшин.
– Присядь, – кивнул он Маргарите на скамью. – Послушаем вместе, что она скажет… Как тебя звать-то по-настоящему? – повернул он лицо к молодой женщине у буфета.
– Лаверна.
– Куда лучше. Кажется, что-то зеленое?
– Не Леверна, а Лаверна! – закатила «Акантха» глаза. – Так звали богиню древних, богиню тьмы и темных дел. Ей приносили жертвы левой рукой. Я левша. Оттого и получила это имя.
Рагнер подставил табурет для Лаверны, достал из глаза «лекаря» свой Анарим и сел на скамью, рядом с Маргаритой. Она же изумленно таращила глазищи, не понимая до конца, что происходит.
– Дашь мне чашу? – спросил ее Рагнер – она тупо посмотрела на свою левую руку, сжимающую пустой бокал.
– Держи, – несчастным голосом проговорила Маргарита.
– Садись и ты, Лаверна, выпьем… – налил он себе вина. – Я, в самом деле, крайне спешил и чертовски устал.
– Есть что покрепче?
– Глянь в буфете, – хмыкнул Рагнер. – И не тяни время. Раньше всё расскажешь – раньше уйдешь. У нас обед начинается, давай же! И тебе надо бы, пока не стемнело, убраться подальше. Первый вопрос – зачем ты здесь?
Лаверна нашла в буфете сливовую наливку и с бутылью в руках села на табурет – она сделала глубокий глоток прямо из горла.
– Я здесь, чтобы выкрасть твое дитя, – равнодушно сказала Лаверна.
– Ах ты дрянь! Волчица! – тут же вскочила Маргарита, а Рагнер удержал ее за руку.
– Тише… Хочешь еще раз к ней подойти?
– Неет… Конфеты! Боже… Дядя?! Дядя!
– Дочка?.. – приоткрылась дверь, и Жоль Ботно несмело заглянул в гостиную.
– Ты не кушал конфеты? Беати? Кто-то еще?
– Нет, дочка, я же схуднуть порешал с муху. А Беати серчается на сих…
– Конфеты отравлены? – спросил Лаверну Рагнер.
– Конечно…
– Дядя, сожги конфеты вместе с коробкой! – вскрикнула Маргарита и повернулась к мужу. – Рагнер, она правда просто так уйдет? Почему?
– Потому что я дал слово…
– Я не причинила бы зла малышке, – нежным голосом заговорила Лаверна. – Конечно, если бы герцог Раннор явился за ней… Я думала выкрасть ее ночью. Пятеро других убили бы тех, кто не отравился.
– Меня, значит, вы тоже убить намеревались…
– Да, – кивнула Лаверна и вновь отхлебнула из горла. – Месть за Зимронда Раннора.
– Кто тебя подослал? Не лги.
Прежде чем ответить, Лаверна в третий раз глотнула наливки.
– Мой господин, граф Адельфс Эрсоро. А ему наверняка приказал отец, герцог Бонфат Эрсоро, канцлер сверхдержавы Сандели́и.
– Когда ты получила приказ? И как узнала, что мы здесь, в этой глуши?
– Задание я получила в середине восьмиды Смирения, в Бренноданне, далее мы ждали вас в Элладанне. Когда вы появились там, отправились сюда. Узнать об имении несложно – достаточно прикинуться покупателями земли.
Рагнер задумался, а Лаверна сделала самый долгий глоток из бутыли.
– Всё, у меня более нет вопросов. Пойдете отсюда пешком, без коней и вещей. Вставай – и чеши за ворота. Появитесь вновь в окрестностях – убью.
– Я только одну вещь хочу забрать, – взволновалась Лаверна. – В моих вещах у седла… Это память о сыне, умоляю, – посмотрела она на Маргариту. – Детский башмачок…
– Пусть забирает, – буркнула девушка. – Все свои вещи пусть забирает, а то я их сожгу. Посмотрю, может, что-то осталось в нашей спальне…
– Добрая моя, – вздохнул Рагнер и с укором посмотрел на нее. – И прекрасная! В нашей спальне?.. Проверить теперь надо, не украла ли она чего!
– Я лишь смочила волосы ее ароматной водой, – ответила Лаверна и одарила Маргариту жгучим взглядом. – На память… Очень понравилось, как подушка пахла. Жемчугов мне не нужно.
– Хватит, замолчи, дрянь! – скривившись, ответила Маргарита.
– Раздевайся, Акантха, или как там тебя… – сказал Рагнер.
Усмехнувшись, она начала расстегивать пуговицы на груди. Маргарита встала, обошла Лаверну подальше, за скамьей, и открыла дверь обеденной.
– Беати, – сказала она, вытирая первую слезу. – Прости меня, умоляю… Я и правда дура, а ты – нет. Последи, прошу, за этой волчицей, как она свою шкуру драную снимает, а то я видеть ее более не могу…
________________
Рагнер поднялся наверх через минут двенадцать после того, как Маргарита ушла в спальню. Он нашел ее сидящей на кровати, обнимающей дочку и плачущей. Солнце уже зашло за горы, начались «белые сумерки».
– Так страшно было? – спросил он, садясь рядом и приобнимая ее.
– Нееет, – провыла она. – Сейчас страшно. Могло бы… Какая же я дура! Мне Беати говорила… А я… А она… Шип этот – она такая… добрая… казалась… Такие слова говорииила… добрые… Какая же я дурёха!
– Да, любимая. Ты самая прекрасная из наипрекраснейших прекрасниц. Ну ладно… – поцеловал он ее плачущий глаз. – Ты не первая и не последняя. Старше и опытнее тебя умники попадались на уловки таких, как она. Их учат с детских лет, что говорить и как себя вести, отбирают лучших из лучших.
– Кто она такая?
– Санделианская лазутчица. Из «Черной канцелярии», то есть тайной и любовной тоже. Таких, как она, сотня там, если не тысяча. Сироты…
– Не хочу быть больше доброй. Хочу быть злой, как ты.
– Нет, тебе не надо, – приподнял он ее лицо за подбородок и поцеловал в губы. – Для этого есть я. Я люблю тебя, доброту твою очень люблю. С ней светло. Ты оставайся такой, какая есть. Но всё же… доверяй поменьше не пойми кому. И друзья могут предавать – чего ждать от чужаков?
– Как ты понял?
– Как? Сангуинем – это же сангвин, кровь. Сангуинем Митеро – почти как пустить кровь, Акантха Митеро – выпустить шип… Но главная заслуга не моя, а канцлера Шанорона Помононта. Эти санделианцы привлекли его внимание в Элладанне и особенно их поспешный отъезд.
– Это он их послал, – вытерла глаза Маргарита. – Ортлиб мне однажды такое про него рассказал… и добавил, что всем нам это может стоить жизни. Ортлиб и Шаноронт Помононт, – понизила она голос, – они убили герцога Альбальда. Подробностей я не знаю. И… даже не знаю, как объяснить, Ортлиб так говорил… про ловушку и что он разгадал ее… Это было после дня рождения Альдриана, моего жуткого платья и пощечины… Будто… мне показалось, что Помононт боится Ортлиба, не знаю… Может, у него остались доказательства участия Помононта, письма или что-то еще.
– Ты лучше и впрямь молчи про это… Нет, милая, Помононт – полное дерьмо, уж прости за грубость, но смысла злить меня я не вижу. Мы ныне обо всем договорились. Лиисем – в Восточном союзе.
– Даа?.. Тоже странно.
– Нет. Альдриан вынужден искать новых союзников. Король Орензы затаил на него злобу, рядом сверхдержава Санде́лия – там герцоги тоже на него обижены за развод с его первой женой. Принц Баро, хоть и родня ему, вряд ли более придет на помощь. Альдриана рыцари ныне презирают за трусость, за поцелуй руки врага, он же хочет дружить с сильными и так стать сильным вновь. Скоро в Брослос прибудут послы из Лиисема. А что до того, кто направил санделианских убийц… Ну никак не мог Зимронд добраться до Моа́отесса, столицы Санделии, нажаловаться там, а оттуда не могло выйти задание к восьмиде Смирения в Бренноданн. Я так и чувствую, как перед носом мгновенье назад мелькнул рыжий лисий хвост. Нос чешется.