Король кивнул, и наступило молчание. Барон всегда оставался выдержанным и неторопливым. Здесь первое слово — всегда королю.
Принесли чай. Королевский слуга, судя по осанке, человек высокого дворянского звания, внёс на серебряном подносе фарфоровый чайник с чаем и серебряный сосуд с кипятком. Жёлтое и квадратное печенье в низкой вазочке, какие-то конфеты, сахар.
Почтительно склонившись перед королём, налил ему чаю в тонкую, просвечивающую фарфоровую чашку. Поставил поднос между королём и Маннергеймом. Барон видел: здесь чай наливают только королю.
— Благодарю вас, — сказал монарх.
— Да, Ваше величество, — ответил придворный и удалился, кивнув барону почтительно, но с достоинством. Маннергейм, так же молча, ответил. Налил себе чашку чая.
— Как вам наш Лондон, господин Маннергейм?
— Печален, Ваше величество, как и вся страна.
— Да... это верно. Вы, конечно, знаете наш город, бывали и не раз. Да и много лет назад были. Сильно ли он изменился... со стороны за долгие годы?
— Да нет, Ваше величество! В Великобритании чтят традиции, нравы... И, по-моему, внешний облик почти не меняется. Нация идёт вперёд, создаются новые дела, заводы. А старый Лондон и старые замки Англии сохраняют древний и великий облик страны.
— Да?.. Хорошо вы сказали. Ваше высокопревосходительство. Хорошо. Мы чтим традиции. Это уважение не только к предкам, но и к родине.
— Это так, Ваше величество.
Немного помолчали.
— Скажите, господин барон, как вы оцениваете обстановку в Европе с точки зрения военного?
— Обстановка, Ваше величество, тревожная. Европейские страны вооружаются.
— Да... это чувствуется. Но, я надеюсь, дальше напряжённости дело не пойдёт...
Маннергейм промолчал, глотнув чая.
— Как вы полагаете, господин барон?
— Трудно сказать, Ваше величество. Слишком много причин существует, по которым состояние напряжённости переходит во вспышку молнии.
— Да, я понимаю, обстановка мне, конечно, известна. Но... слишком много разных мнений. Недавно вот был у меня господин Максим Литвинов, нарком иностранных дел Советской России. Так он уверял меня, что их претензии на так называемую «мировую революцию» — это точка зрения Троцкого. А нынешние руководители Советского Союза против «экспорта революции». Заверял. Однако я знаю, что они делают в Англии, Франции, Южной Америке... других странах.
— Я тоже полагаю, Ваше величество, что это дипломатический ход, причём откровенно иезуитский. Они очень много средств тратят на подрывную работу в странах мира, финансируют так называемые «коммунистические партии», которые на самом деле являются террористическо-разведывательными организациями. И сеть таких организаций у них весьма обширна.
Король кивнул и немного помолчал.
— Новая власть Германии, канцлер Гитлер... он очень милитаризирует страну, проводит жёсткую националистическую политику. Меня это беспокоит.
— Да, Германия вооружается, наращивает экономический потенциал. С одной стороны сильная экономика Германии — это хорошо для всех. С другой... Германия всегда имела сильную армию. Но, бесспорно, положительно для нынешнего руководства этой страны, что они ликвидировали очаг коммунизма, который разгорался в Германии уже с начала века. Ликвидировали. И это хорошо. Потому что коммунистические идеи, как опасная инфекция, могут быстро разложить общество, развалить государственный строй.
— Да, господин барон, я с этим согласен, эта опасная идеология приводит к хаосу.
Маннергейм на минуту задумался, словно ушёл в воспоминания, затем продолжил разговор:
— Так, Ваше величество. Я это видел своими глазами в семнадцатом в Петрограде. Грабежи, убийства. Потом, спустя несколько лет, в стране наступил голод. В такой богатой стране, как Россия, — поистине смертельный голод в Поволжье...
— Вы, господин фельдмаршал, были в Петрограде в семнадцатом?
— Да, Ваше величество, я был в декабре семнадцатого несколько дней проездом в Финляндию. Насмотрелся.
— Да, я понимаю. Но, господин барон, напряжённость эта, на ваш взгляд, надолго ли в Европе?
— Как вам сказать, Ваше величество? Я ведь не пророк... — Маннергейм улыбнулся, улыбнулся и король.
— Мне весьма интересно ваше мнение, господин фельдмаршал.
— Я полагаю, в ближайшие два-три года борьба крупнейших государств за геополитический передел Европы вполне может перейти из сферы дипломатической в военную. Возможно, будет большая война.
— Вы в этом уверены, господин барон? — Голос короля оставался по-прежнему спокойным, но едва заметные тревожные нотки отчётливо прозвучали.
— Полностью уверенным быть нельзя. Но, я думаю, это может произойти. К сожалению. Я полагаю, и вы, Ваше величество, это понимаете.
Королевский кабинет для приёмов был сегодня освещён мало. Горели только боковые светильники. Люстры оставались не зажжёнными, в связи с трауром.
Уныние и тоска витали в полумраке зала, словно усопший король оставил здесь невидимый след своего духа, духовного влияния.
Такое свойственно замкам старой Англии. Фельдмаршал много читал об этом и обострённым чутьём своей души, сейчас словно улавливал чьё-то духовное присутствие. Это его не угнетало, даже вызывало интерес. Он не испытывал тревоги или неудобства, но просто ощущал чьё-то незримое присутствие.
Широкий и длинный деревянный стол, тяжёлый, с резными ножками и элегантной инкрустацией, тяжёлые портьеры у дверей и длинных окон, — всё это было пронизано невозмутимой и прочной тишиной всего Букингемского дворца. И только голоса короля и Маннергейма одиноко раздавались в огромном кабинете и глохли под сводом потолка.
Король помолчал с минуту.
— Да... но надеюсь всё-таки на мирный исход.
Маннергейм дружелюбно и искренне улыбнулся в ответ.
22. ПАЛОМНИКИ В ЖЁЛТЫХ МАНТИЯХ
1937. Октябрь.
Наконец он услышал рык зверя. Мощный, протяжный, сначала низкий, затем сразу же переходящий на высокие тона. Маннергейм около трёх часов стоял в засаде. Точнее, стоял не он, а слон Хани, на спине которого и расположился барон со своим штуцером пятисотого калибра[24] в удобном бамбуковом паланкине, обшитом и укреплённом по углам и рёбрам буйволиной кожей.
Хани, взрослый, но ещё молодой индийский слон, был умницей. Он понимал всё, что делали или собирались делать люди. Уже давно приученный к охоте на тигра или леопарда, он очень внимательно относился к словам, к звукам, издаваемым королевским погонщиком Бхангом. Этот молодой, смуглый и черноволосый, представитель народа кхасов, называющих себя — непали, с трудом объяснялся по-английски. Знал очень мало слов и потому, в основном, молчал. Что вполне устраивало барона, не любившего никогда пустую болтовню. Тем более на охоте, где, порой, одно лишнее слово, сказанное не вовремя, может спугнуть или насторожить тигра.
Середина спины величественного Хани была покрыта красной узорчатой ковровой попоной. Поверх попоны ремнями прочно закреплён паланкин, устроенный так, что и сидеть удобно, и обзор для выстрела — круговой и свободный.
Спина крупного животного высилась над землёй метра на четыре. Погонщик сидел впереди, почти на голове слона, чтобы не заслонить, не помешать выстрелу. Барон располагался на возвышенном сидении.
Уже около трёх часов загонщики пытались выгнать тигра к стрелкам, ожидавшим зверя на слонах. Засаду устроили на узком, метров в полтораста, перешейке тропического леса, где он немного редел и был ограничен крутым голым поднимающимся склоном с одной стороны, и безлесной поляной — с другой. Тигр по голому месту не пойдёт. Он чувствует, что это опасно. По той же причине — уходит от загонщиков. А те, гремя звонкими бубнами и колокольцами, создают много шума. Сами, однако, продвигаясь тоже на слонах. Прежде всё это делалось пешим порядком, но после того, как однажды тигр убил и унёс в джунгли загонщика, король решил поберечь своих слуг.
Охотники в загоне, конечно, не участвуют. А загонщики, слуги дворца, непали или невары, хотя, не из низших каст, поскольку слуги короля, но и ружей не имеют, и стрелять не знают как. Потому как ружьё — вещь дорогая и редкая. А индийский или королевский тигр, обитающий здесь, характер имеет взрывной, импульсивный. Много людей крутится возле джунглей, лес порой примыкает к деревням, и случается, что тигр становится людоедом. Такой — крайне опасен. Вот и этот, на которого нынче охота, — подозревается в подобном зле. Рык его, раздражённый и угрожающий, говорил о том, что с лёжки его подняли.
Было раннее утро, удобное время, когда жара ещё не заполнила тераи. Лесные склоны, тропические муссонные леса южного Непала.
Бханг ружья не имеет, он только погонщик. Единственное его оружие — кукри, тяжёлый и острый нож с широким и кривым лезвием — в ножнах на поясе. Плавно изогнутый вперёд лезвием, с рукояткой из прочной, как железо, жёлтой древесины самшита.
А от возможного нападения тигра, погонщика и охотника защищает не только высота. Прежде всего, сам Хани. Медлительный, неповоротливый с виду, слон чуток и стремителен. И даже рассвирепевший тигр предпочитает держаться в стороне от этого гиганта тропиков и его несокрушимых и громадных бивней.
Зверя гонят по ветру. Направление слабого утреннего ветерка совпадает с направлением загона, потому и начали охоту. Иначе бы её перенесли до более удобного дня. Все необходимые условия должны совпасть. Ведь это охота не на косулю, а на короля джунглей. Малейший промах может оказаться роковым. Тигр осторожен и чуток. Умеет ходить совершенно бесшумно. Пройдёт мимо деревенского дома тише, чем мангуст.
Деревни кхасов, здесь же, неподалёку, у склонов хребта Сивалик, нередко расположены прямо среди леса. Дома обнесены высокими оградами, сделанными из многослойного бамбука, обмазанного глиной. Это защита от зверей. В прежние времена тигры приходили даже в деревни, охотились на людей. Но это было давно. Сейчас такое бывает крайне редко.
Однако случается. Сидит на верхней веранде старик-непали. Смуглый и худощавый. Не спится ему от возраста. Сидит наверху и слушает тропическую ночь. Дом его сложен из необожжённого кирпича. Бамбуковая крыша настелена многослойным тростником и выдерживает мощные ливни. Сидит старик и слушает ночную мглу, плачущий лай шакалов и пронзительные крики обезьян. Кобра проползёт — услышит. Мангуст проскользнёт за оградой — тоже не пропустит старый лесной житель. А тигра не слышит. И только утром на примятой и вдавленной во влажную землю траве за оградой, увидит кошачий след, размером чуть меньше головы его, старого непали. Такой вот зверь. Могучий и опасный.
Барон всё это хорошо знает. Он и прежде знал о тиграх и других тропических животных немало. Да и здесь, пока в гостях, услышал и увидел ещё очень много интересного. Вчера, например, больше двух часов наблюдал за громадным буйволом. Чёрный гигант стоял по грудь в воде, а на спине его белая длинноногая цапля неутомимо и аккуратно занималась чисткой его шкуры. Выискивала в шерсти паразитов, клещей, мух, других кровососущих. А буйвол не только её не согнал, но как будто старался не тревожить резкими движениями. Боялся, чтоб не улетела. Соображает. Великая мудрость природы. Взаимопомощь и взаимовыручка. У самых неродственных животных. Порой, у них, у животных, это получается лучше, чем у людей. К сожалению.
Солнце уже всходило, и сразу духота стала вытеснять утреннюю прохладу. Слабый приятный ветерок стал ещё слабее. Барон был одет в лёгкую рубашку защитного цвета и шорты до колен. На голову он надел шапочку топи, из чёрной тонкой ткани, по форме похожую на пилотку, но более цилиндрическую. У погонщика, Бханга, на голове тоже была топи, только светлая и пёстрая. С красными, жёлтыми и зелёными квадратиками наверху. А снизу, по кругу, — белая. Белая приталенная рубаха — даура — и узкие, в обтяжку, штаны — сурувал, — в поясе обмотаны широкой белой повязкой, называемой здесь — патука. Кожаные ножны с тяжёлым кукри прикреплены слева к поясной повязке. И поверх всего надет чёрный жилет — истакот. Чуть выше патуки и ножа. По погоде в жилете было жарко, но его Бханг одевал из уважения к работе, к охотнику — сахибу. Как бы вместо пиджака.
...Ещё один рык тигра возвестил о том, что он уходит от шума загонщиков, находясь впереди них, то есть ближе, чем они, к засаде, метров на двести. Маннергейм спокойно и настороженно смотрел в сторону звуков, держа в руках штуцер со взведёнными курками.
Справа от него, метрах в тридцати, также на слоне, находился другой охотник. Это был сам Его величество король Трибхувана.
А правее короля располагался слон полковника Бхима Джанга Бхара — начальника личной охраны Его величества. Слева от барона, в двадцати пяти — тридцати метрах — главнокомандующий королевской армией генерал Тхар Синг Рана. Ещё два стрелка, из высших сановников королевства, занимали оставшиеся участки на лесном перешейке и перекрывали его полностью.
После красочного и обильного ужина во дворце в Катманду, в день прибытия Маннергейма в Непал, прошло два дня. Он уже многое посмотрел и узнал. И у него подтвердилось мнение, что король здесь фактически не управляет страной. Система, чем-то похожая на Великобританию. Кстати, один из приятелей барона, английский лорд, зная его неослабевающий интерес к Востоку, и посоветовал ему съездить на охоту в Непал. И вскоре пришло по почте письменное приглашение от короля Трибхувана. То есть английское влияние здесь оставалось и по сей день, чуть ли не такое же, как в прошлом веке.
...Маннергейм, напрягая зрение, смотрел в сырой полусумрак джунглей. Биноклем здесь пользоваться нельзя было. В полумраке он помогает мало. Но острое, тренированное зрение не подвело. А оптический прицел, вот он, — очень облегчает стрельбу.
Тигра он увидел метров за сто до засады. Зверь шёл осторожно, вкрадчивым кошачьим шагом, слегка прижимаясь к земле. Барон поймал его в прицел и ждал, не шевелясь, подхода тигра на более близкую, надёжную для выстрела дистанцию. А тот, словно почувствовал, что на него навели ствол, замер, остановился.
В полумраке густых ветвей сверху, более или менее свободный от кустов на уровне двух метров от земли, тропический лес просматривался с трудом. Из-за малого света. Но Маннергейм всё-таки видел тигра. Большим полосатым пятном. Даже видел очертания фигуры. Но пока, не более того. Прицел увеличивал, но полумрак мешал.
С минуту постояв, зверь снова двинулся вперёд. Очень медленно. С опаской. Загонщики криками и шумом подгоняли его в спину. Прошёл ещё метров десять. Стрелять пока было рано для надёжного выстрела, в таких условиях — далековато. Однако теперь барон видел его отчётливо и целиком. Правда, средняя часть тела зверя оказалась закрыта большой ветвью баньяна, но было хорошо видно передние лапы, морду и грудь, а также и хвост. По хвосту было понятно, что зверь возбуждён, полон ярости и готов к нападению. Хвост подрагивал, и беззвучно взмахивал, как длинная и толстая полосатая плётка.
Видит ли зверя король, барон не знал. Хищник шёл между ним и королём, но ближе к нему, Маннергейму. А посмотреть на короля, означало оторвать взгляд от зверя. А этого нельзя. Есть немалый риск в таком случае больше не увидеть ничего. Судя по тому, как беззвучно, быстро и осторожно эта громадная кошка перемещается по лесу, скользит между стволами бамбука и дерева сал.
Внезапно тигр резко остановился. Что-то его, уже разозлённого, определённо обеспокоило. Он замер. Барон почувствовал, что зверь сейчас уйдёт, и хотел уже стрелять, но в этот момент голова тигра и его грудь оказались скрытыми за толстым стволом. Хищник, будто ощущая опасность выстрела, попятился назад, находясь в створе пальмового ствола. Почти мгновенно он исчез.
Подошли слоны с загонщиками, перестав попусту греметь. Все сгруппировались возле короля и генерала Рана. Его величество показал в сторону гостя, и к нему подъехал начальник королевской охоты. Он участвовал в загоне и, казалось, был смущён неудачей.