Аббатиса Клод незаметно улыбнулась, видя досаду и смущение отважного шотландца. Она тихо подошла к воину и попыталась заглянуть в его глаза. Сделать это было непросто. Кевин низко склонил голову, и густые волнистые кудри закрыли от женщины блеск его черных глаз. Аббатиса оставила попытку примирения. Она знала, что любой их разговор всегда оканчивался одним и тем же: упрямый шотландец уходил, громко хлопнув дверью. Его манеры оставляли желать лучшего. Женщина вздохнула и отвернулась к окну.
– Я очень благодарна вам, сэр Кевин. Вы опять бескорыстно помогаете монахиням. Господь отблагодарит вас за вашу доброту, – тихо произнесла аббатиса Клод.
– Когда это будет…, – раздраженно буркнул воин, но женщина услышала его ответ и изумленно подняла брови. Кевин смутился ещё больше и поспешил пояснить нечаянно брошенные слова. – Я хотел сказать, миледи, что я делаю это не ради ваших монахинь, а ради…
Бьюкенен окончательно запутался в своей немногословной речи и с досады сжал кулаки. Но и этих слов было достаточно, чтобы аббатиса плотно сжала губы.
– Как это, не ради моих монахинь? – зашептала она сквозь зубы. – Как вы можете так говорить? Я каждый раз превозношу перед послушницами хвалебную и благодарственную молитву в вашу честь! Ведь если бы не вы и ваши воины, еще неизвестно, чтобы стало со всеми нами! Не ради них! А ради кого? …
Бьюкенен резко поднял голову и устремил пламенный взгляд на аббатису. И без слов можно было понять, что хотели сказать любящие глаза бесстрашного шотландца. Аббатиса Клод вскинула правую руку, как будто хотела защитить себя от этого пронзительного взгляда, и устало опустилась на деревянную скамью, стоявшую возле окна.
– Не надо.
Взгляд её потух, плечи поникли, и вся она словно замерла. Минутная вспышка гнева отняла у аббатисы последние силы, которые еще оставались после бессонной ночи. Кевин неслышно приблизился к женщине.
– Всё, что я делаю для аббатства, миледи, я делаю это ради вас, и вы это знаете. Я очень хорошо помню вашу просьбу, когда шесть лет назад вы явились сюда и остались здесь насовсем. Вы просили меня не тревожить ваше сердце и вашу душу, и я поклялся, что сдержу данное вам обещание. Но у меня тоже есть сердце, миледи! И я хочу, чтобы вы знали: если вам потребуется моя жизнь, вы можете смело распоряжаться ею, как вам будет угодно потому, что она принадлежит вам, – и, не дожидаясь ответа, с этими словами Кевин Бьюкенен быстро развернулся и направился к двери.
Аббатиса Клод вскочила со скамьи и почти прокричала в спину упрямого шотландца.
– И не называйте меня больше миледи, у меня есть другое имя!
Кевин на мгновение остановился, выпрямил свои огромные сутулые плечи, от чего стал казаться ещё выше, и вышел из кельи, громко хлопнув дверью. Разговор удался! Аббатиса опустилась обратно на скамью и закрыла лицо руками. Сейчас, когда никого не было рядом, она могла позволить себе немного всплакнуть. Она плакала тихо, без надрывных рыданий и протяжного воя. Она плакала так, как, наверное, плачут дети: от малой обиды и большой жалости к себе, от неизвестности и пустоты.
В дверь громко постучали. Аббатиса Клод быстро вытерла слезы и произнесла:
– Входите!
На пороге появилась матушка Моти. Худая, почти хрупкая, пожилая монахиня вошла с поклоном и быстро защебетала:
– Матушка настоятельница, требуется ваше присутствие. Повозки уже разгружены, мешки с чечевицей и просом уложили в малый погреб, там суше. Сыры и масло разместили в большом погребе, там холоднее. А вот, что делать с зерном, ума не приложу…
– А что с ним? – поинтересовалась аббатиса.
– Спуститесь во двор и сами увидите, – предложила монахиня.
Когда аббатиса Клод спускалась по каменной лестнице монастыря, за воинами Бьюкенена уже закрывались ворота. Монахини, а их было больше полсотни, вышли во двор, чтобы проводить шотландцев домой, и теперь нехотя возвращались к своим обязанностям. Но, увидев аббатису, все устремились к ней навстречу, чтобы поделиться нежданной радостью. Аббатиса Клод для каждого нашла ласковое слово и со всеми разделила общую надежду на теплую и неголодную зиму.
Осмотрев мешки с зерном, настоятельница задумалась. Это оказался ячмень, да к тому же заметно наклюнувшиеся зерна уже были готовы к посеву. Крестьяне не пожалели для аббатства самого дорогого: будущего хлеба. Монахини тихо шептались в стороне, поглядывая на настоятельницу.
– Матушка Моти, – позвала аббатиса Клод. – Если завтра будет такой же тихий день, как сегодня, мы сможем высеять этот ячмень под зиму.
Монахиня только всплеснула руками.
– Господи Иисусе, так ведь уже ноябрь скоро. Поздно кидать в остывшую землю такое зерно, матушка настоятельница. Уж лучше мы его зимой съедим.
– Ничего не поздно, – настаивала на своём аббатиса. – Погода пока стоит теплая, а зерно вот-вот проклюнется. Пока настанут холода, и зеленые ростки успеют показаться. Зато летом у нас будет столько зерна, что проживем еще один год не голодая, и раздадим всем беднякам.
– Это уж точно, это уж раздадим… – прошептала себе под нос матушка Моти и отправилась на конюшню проверить: накормили монашки лошадей или нет.
На следующий день все жители аббатства вышли в поле. Погода стояла такая, словно земля прощалась с теплой и нежной осенью. Не было ни одного дуновения ветерка, а на голубом небе тихо проплывали пушистые облака.
– Даже ангелы радуются нашей работе, – поговаривали монахини и продолжали свои молитвы за будущий урожай.
Две худые лошаденки, впряженные в широкие борозды, медленно шагали за сеятельницами и укрывали рыхлой землей брошенные зерна. Аббатиса Клод шла впереди всех и, несмотря на лёгкое головокружение, не желала покидать поле. Уже под вечер утомленные нелегкой работой и, изрядно проголодавшись, монахини вместе с настоятельницей вошли на монастырский двор.
К аббатисе Клод сразу же бросилась матушка Моти, которую оставили в монастыре для порядка. Она вручила настоятельнице послание из Англии.
– Кто доставил его? – поинтересовалась аббатиса.
– Монах. Один старый монах, – затараторила женщина. – Сказал, что очень спешит в Абердин, и поэтому не может долго задерживаться у нас. У него какая-то срочная монастырская почта для архиепископа. А это велено передать вам из Ноттингемского аббатства.
При упоминании Ноттингемского аббатства настоятельница вздрогнула и поспешила прочесть послание. Пока она его читала матушка Моти не отходила от аббатисы ни на шаг и пыталась по её лицу понять, какие получены новости: хорошие или плохие. Дочитав до конца, аббатиса Клод на минуту задумалась, но быстро пришла в себя и распорядилась:
– Пошли кого-нибудь к Макдуфам прямо сейчас. Пусть попросят у них пару хороших лошадей. Мне нужно завтра ехать в Англию, а лошадей я потом непременно верну. И передайте главе клана, что Энни Макдуф уже можно перевезти домой, она пошла на поправку, да и её ребенку ничего больше не угрожает.
– Хорошо, матушка Клод, я выполню ваши распоряжения, – пообещала монахиня. – Но сначала позвольте вас накормить.
– Мне нужно собрать ещё теплые вещи в дорогу. Потом поем, – отмахнулась аббатиса от монахини. – Пошли к Макдуфам немедленно, – крикнула она напоследок и поспешила по лестнице.
Матушка Моти озабоченно смотрела вслед настоятельнице и тихо шептала:
– И кого я пошлю в ночь к этим Макдуфам? Живут они дальше всех кланов. И что за напасть приключилась с нашей аббатисой?
В таких размышлениях монахиня прошла через двор и заметила в глубине под навесом небольшую повозку. Пожилой мужчина из клана Бьюкененов приехал в монастырь забрать своего маленького сынишку и теперь заботливо усаживал его на повозку. Матушка Моти весело окликнула мальчика:
– Сейтон, тебя уже увозят домой?
– Да, матушка, отец приехал за мной, – радостно сообщил мальчуган.
Мужчина поклонился подошедшей монахине.
– Его нога уже в полном порядке, матушка Моти, да и мать уже соскучилась по сорванцу, каждый день просит привезти его обратно. Большое вам спасибо за вашу заботу, матушка, – мужчина низко поклонился.
– Но смотри, Сейтон, больше не прыгай через глубокий овраг, а то снова окажешься в этих стенах, – погрозила монахиня.
Она проводила повозку до ворот и спохватилась:
– Сейтон, а вы из какого клана?
– Из Бьюкененов, – гордо ответил мальчуган.
– Вот и хорошо! – воскликнула матушка Моти и обратилась к мужчине. – У меня к вам будет одна небольшая просьба от нашей настоятельницы…
Всю ночь аббатиса Клод перечитывала послание архиепископа. Только к утру усталость взяла над нею верх, и женщина заснула. Разбудила её всё та же беспокойная матушка Моти. Монахиня сообщила настоятельнице о том, что во дворе её уже ждут воины клана, чтобы проводить до границы Англии.
– Но я же просила только лошадей! – изумилась аббатиса Клод. – А провожать меня не надо, я и сама прекрасно доберусь до владений лорда Макдауна и попрошу покровительства на его земле. Надеюсь, что аббатисе он не сделает ничего плохого.
– На Бога надейся, а сам не плошай, – прошептала матушка Моти и, подхватив небольшой мешок с вещами настоятельницы, последовала за ней по коридору.
Она нарочно не сказала, из какого клана приехали мужчины, чтобы буря гнева не разразилась раньше времени.
Пока женщины шли по лестницам и переходам монастыря, аббатиса Клод наставляла матушку Моти всему, что той следовало исполнять в её отсутствие. Когда же они спустились с последней ступени прямо на монастырский двор, аббатиса рассказывала о том, сколько она надеется пробыть в Англии и выражала надежду, что за это время в Пертском аббатстве ничего серьезного не случится. Последнее слово так и не успело сорваться с её губ. Аббатиса Клод застыла на ступенях с раскрытым ртом. Она посмотрела на приветствующих её воинов и хотела перевести удивленный взгляд на матушку Моти, но той уже и след простыл.
– Но, это же Бьюкенены?! – аббатиса Клод не смогла сдержать удивленного восклицания, предназначавшееся монахине.
– А вы кого желали увидеть, миледи? – недовольный голос Кевина послышался где-то за спиной настоятельницы. Она обернулась.
Глава клана Бьюкененов шел из монастырской кухни с большой корзиной походного провианта. Он бросил на аббатису мимолетный взгляд и прошел мимо. Женщине стало не по себе от этого колючего и укоризненного взгляда.
– Вы хотели улизнуть тихо и незаметно, как маленькая, серенькая мышка. Не правда ли, миледи? – проговорил через плечо Кевин.
Аббатиса воздержалась от ответа. Младший брат Кевина, Эдвард, подводил к ней уже оседланную белую лошадь. Это была самая красивая и стройная кобыла из Бьюкененского стада. Кевин выбрал её для аббатисы.
– Вчера вечером я посылала в клан Макдуфов, – попыталась оправдаться настоятельница, ища глазами матушку Моти, но её нигде не было видно.
– А при чем здесь Макдуфы? – Эдвард удивленно посмотрел на своего старшего брата, помогая при этом аббатисе взобраться на лошадь. – Разве не Бьюкенены обещали старой аббатисе Ванессе беречь и охранять вас, миледи?
– Слишком много у вас этих обещаний, – с досадой проговорила женщина и, отстранив руку Эдварда, ловко запрыгнула в седло.
– Достаточно, чтобы все выполнить до конца, – отрезал Кевин и дал команду своему отряду выезжать со двора.
Монахини вышли проводить свою любимую настоятельницу в дальнюю дорогу. Многие украдкой вытирали слезы, будто прощались с ней навсегда. Впереди всех стояла матушка Моти и крестила отъезжающих всадников.
– Сохрани и сбереги, Господи, – шептали высохшие, бескровные губы старой монашки, а рука продолжала вершить бесконечные крестные знамения, пока небольшой отряд шотландцев с аббатисой Клод не скрылся за высоким холмом.
Кевин взял с собой только семерых из клана Бьюкененов, но самых сильных и отважных. Младший брат Эдвард, узнав о том, что отряд собирается ехать в Англию, уже под утро сумел уговорить Кевина взять и его. Путешествие было рискованным. Англичане никак не могли мирно ужиться с шотландцами, и Кевин ни от кого не скрывал, что домой могут вернуться не все. Но Бьюкененов это нисколько не пугало: тягу к походной жизни и бесстрашие перед врагом они впитали с молоком матери. К тому же все знали о существовании мирной договоренности между аббатисой Клод и лордом Макдауном. Проехать по земле пограничного лорда они могли весьма спокойно, а вот что их ждет в Англии? Этого не знал никто.
Всю дорогу до границы всадники ехали почти молча. Они тихо переговаривались между собой, делая по пути какие-то незначительные замечания, и незаметно поглядывали в сторону аббатисы. Она ехала, полностью погруженная в свои мысли, и совсем не замечала, что происходит вокруг. Аббатиса Клод очнулась только в пограничном лесу, когда воины Бьюкенена повстречали на своем пути трех всадников. На их плащах красовался герб Макдауна. Это был пограничный разъезд. Кевин решил договориться с людьми грозного лорда по-хорошему. Он оторвался от своего отряда и один выехал навстречу всадникам. Те, в свою очередь, завидев незнакомцев, остановили коней и держали наготове короткие мечи.
Аббатиса Клод несколько раз порывалась помчаться вслед безумному шотландцу, но Эдвард подхватил её лошадь под уздцы и одной рукой крепко удержал строптивую наездницу, пока его брат договаривался с пограничным отрядом.
Через несколько минут всё было решено, и всадники мирно разъехались. Кевин приблизился к своему отряду и скомандовал следовать дальше. Аббатиса Клод выхватила поводья своей лошади из рук Эдварда и попыталась догнать Кевина. Он спокойно возглавлял отряд и не обращал на женщину никакого внимания.
– Куда это вы направляетесь, сэр Кевин? – раздражено проговорила аббатиса. – Почему люди лорда покинули нас и отправились в другую сторону? Они могли проводить меня через пограничные земли, а вы должны уже давно вернуться обратно. Это английская земля!
– По мне, будь она хоть французская! Я всё равно не поверну обратно, миледи, – тихо ответил Кевин и спокойно продолжал свой путь, не глядя на встревоженную женщину.
К аббатисе Клод подъехал Эдвард. Он улыбался во весь рот и весело подмигивал настоятельнице, непонятными знаками указывая на своего сурового брата, но аббатиса ничего не поняла и только пожала плечами. Она обернулась и внимательно оглядела воинов Бьюкенена. Что-то в их внешности ей с самого начала показалось необычным, но занятая своими мыслями, женщина не придала этому большого значения. А сейчас стало всё понятно. Вместо юбок и красивых шерстяных пледов, накинутых на плечи, на шотландцах были обычные серые английские камзолы и штаны! Всё это скрывали длинные теплые накидки, подбитые превосходным мехом. Аббатиса не верила своим глазам. Где им удалось раздобыть такую одежду?
– Мне нужен отдых! – прокричала женщина и резко остановила белую лошадь. Воины подчинились желанию аббатисы, тем более, что на земле лорда Макдауна им ничего не угрожало. Решено было остановиться на отдых, а заодно и на ночлег.
Позже, сидя возле небольшого костра и доедая пресную лепешку с листом зеленого салата, аббатиса Клод попыталась объясниться со старшим Бьюкененом.
– Почему? Почему вы делаете это? – упорно шептала она, поближе подсев к Кевину, чтобы остальные воины не могли слышать их очередную ссору. – Нет необходимости рисковать своими жизнями там, где я нахожусь в полной безопасности. Я у себя дома. Чужие здесь вы, и вас нужно охранять больше, чем меня! Почему вы не хотите вернуться назад, в Шотландию? Зачем вам ехать вместе со мной до Ноттингема?
Кевин упорно молчал, пристально вглядываясь в танец яркого огня. Тепло, исходящее от рядом сидящей женщины, согревало его сердце и раздражало его натянутые нервы. Он повернулся к аббатисе и нежно заглянул в её глаза. Горло судорожно сжалось, и Кевин даже не узнал собственного голоса.
– Я обещал не тревожить и не смущать вас, миледи, и я сдержу своё обещание. Только и вы не требуйте от меня объяснений, которых я не смогу вам дать. Со своими людьми я провожу вас до Ноттингема, и с вами мы вернемся обратно, – закончил шотландец уже более твердым голосом и стал снова смотреть на огонь. – И больше мы не будем с вами это обсуждать, – последовало добавление. Спорить было бесполезно.