С наблюдательного пункта было хорошо видно, как солдаты противника сворачивают на дорогу, ведущую к перевалу: на их пути находился покинутый сензал. Несмотря на жару, все четыре подразделения мерно шагали, соблюдая дистанцию и сохраняя строй. Каждое из них насчитывало человек тридцать-сорок. Минут через пять на наблюдательный пункт поднялся Кайвоко с биноклем и стал комментировать обстановку:
– Это регулярные войска, а не партизаны: смотрите как они идут!
– Да, вижу. Их, вероятно, не менее двух пехотных рот…
– Лазутчики сообщили, что у них только лёгкое стрелковое оружием, – деловым тоном сообщил Кайвоко. – В составе колонны – трое или четверо белых, по-видимому, инструкторов, а командует отрядом офицер в чине от майора до полковника.
– С чего вы взяли, лейтенант? – поинтересовался Бенъярд.
– По погонам и шевронам. У старших офицеров они другие, чем у младших…
– Что вы о них думаете? – подал голос Нис.
– Возможно, это обстрелянные бойцы. Посмотрите, как дозорные несут свои винтовки…
– Как?
– На изготовку. Так, чтобы их сразу было можно пустить в ход. Да и лишнего груза на них вроде нет!
Бенъярд стал рассматривать хвост колонны. В сотне метров за ней едва плелась толпа примерно из сотни человек. Появление чуть ли не в трёх сотен человек несомненно указывало на то, что целью колонны является перевал.
– Что планируете предпринять, Мозес?
Несмотря на свои капитанские погоны, бывший рыбак только покачал головой и развёл руками:
– Подпущу поближе и прикажу стрелять!
Услышав столь прямолинейное решение, Кайвоко зашипел от возмущения и отвернулся. Поняв, что Нис не способен руководить боем, Бенъярд принял командование на себя. Ранее шипевший от негодования лейтенант вдруг одобрительно кивнул и стал сверху показывать сектора обстрела. Свой рассказ он сопровождал рисунками, которые чертил прутиком на латеритовой пыли, обильно покрывавшей утёс, на котором располагался наблюдательный пункт. На наблюдательный пункт прибежал взмыленный Вижейру, а за ним неспешно появился Эйнекс. Он был одет будто с иголочки: ботинки были до блеска начищены, ремни и портупея подтянуты. В руке он держал стек:
– Они идут! Какие будут распоряжения, господа?
Вижейру попробовал начать давать указания, но Бенъярд его перебил. При молчаливой поддержке Кайвоко он стал объяснять офицерам план боя. Это заняло всего несколько минут. Убедившись, что все поняли свои задачи Бенъярд впервые за этот день отдал приказ:
– Господа, приготовиться к отражению атаки!
Капитан Нис с облегчением вздохнул:
– Майор, я пойду на резервную позицию. Я там нужнее.
– Идите, куда хотите, – перераспределять бойцов и назначать командиров заново Бенъярд не решился: в канун решающего боя это вызвало бы путаницу и лишние осложнения.
Тем временем, противник сделал небольшой привал. Командиры – человек семь-восемь – расположились на холме и стали рассматривать дорогу. К счастью, солнце уже склонялось к северо-западу, и оптика не играла бликами, выдавая расположение. Ровно в два часа колонна уверенно двинулась на северо-запад к подножью перевала. Вероятно, их вели опытные проводники. Впоследствии выяснилось, что это были бойцы, сбежавшие из засады, устроенной Рольтом. Когда колонна достигла подъема, командир выслал вперёд разведку: в бинокль Генри было отлично видно как солдаты осторжно прошли поворот в том месте, где была устроена засада, а затем прочесали все окрестные склоны. За ними начинался косогор. Выйдя на него, противник рассыпался в две цепочки, которые медленно поползли вперёд. Даже не столь искушённому в военном деле Бенъярду стало ясно, что противник пытается захватить перевал с ходу. Майор подал сигнал Вижейру: он уже поднял жандармов по тревоге и стал раздавать четкие указания. Было видно, что многие действия бойцов уже были тщательно отрепетированы: они без спешки выдвигались на позиции, занимая заранее подготовленные места. Бенъярд перешёл на передовую линию обороны, где уже находись Патрик и Раффи. Они ещё раз обошли позиции, проверяя пулемёты. По пути они давали последние указания:
– Враг не подозревает, что мы здесь окопались. Необходимо подпустить его на полсотни шагов. Без приказа огня не открывать! Всем следить за мной и командиром. Когда будете нажимать спуск, старайтесь не дышать. Ни одного выстрела мимо! Целиться только в туловище. Берегите патроны, если они закончаться, то мы погибли. Даже если бой будет длиться трое суток, все равно патронов больше никто не получит…
Бенъярд отправил Вижейру на вторую линию обороны: там должны были находиться турекские рекруты и оба миномёта. Два стрелковых отделения разместились на третьей линии, заняв оба пулемётных гнезда. Одним из них командовал Тебен Эйнекс, а другим Мозес Нис. Впервые со времён Биафры сердце Бенъярда застучало так громко, что он некоторое время не мог взять себя в руки. Это было не волнение, охватывающее бойца перед боем, скорее, это было сознание обречённости. Оно длилось несколько минут, показавшихся часами. Он попытался совладать с собой, подавив эмоции, так, чтобы никто ничего не заметил. Когда дозорные сообщили о подходе кимбистов, нервное напряжение мгновенно исчезло. Жандармов вдруг охватило непонятное веселье, – очевидно, это было то возбуждение, какое появляется у человека во время большой опасности. Их гримасы и ужимки неожиданно рассмешили Бенъярда. Он уже не боялся битвы, а жаждал её. Шаги вражеских солдат слышались все ближе, треск ломаемых веток и стук камней звучал все громче, ибо наш противник не ведал об опасности. Уставшие после длительного подъема кимбисты еле двигались вверх по склону, не соблюдая строя. Мало-помалу они заполнили ложбину, находившуюся прямо перед седловиной перевала. Они не скрывались: вероятно, командир отряда, его советники и офицеры были глубоко убеждены, что им предстоит чисто полицейская операция, а никак не боевая. В противном случае инструкторы непременно настояли на мерах предосторожности, предписанные тактическим уставом: выслать головной и боковые дозоры и выставить охранение. Болтая, смеясь, закуривая, кимбисты толпились в ложбине, отдыхая после долгого подъема. Было около трёх часов пополудни. На наблюдательный пункт прибежал Вижейру. Шипящим шепотом, сопровождаемым оживленной жестикуляцией, он пытался убедить Бенъярда атаковать – надо, мол, окружить кимбистов, отрезать им пути отхода и перебить. С искаженным лицом Генри зажал советнику рот и оттолкнул его. Вижейру отпрянул и удивлённо посмотрел на майора, у которого после этой стычки возбуждение перед боем сменилось ледяным спокойствием. Он притянул бразильца за рукав и притянул к себе.
– Не время, – прошептал Бенъярд. – Подожди.
– Понял, – кивнул советник и так же быстро ретировался на миномётную позицию.
В этот момент командир колонны снял свою панаму и стал вытирать пот со лба. Младшие командиры толпились рядом. Разглядывая небольшую карту, они довольно беспорядочно спорили и перекликались, пытаясь определить местонахождение противника. В бинокль было хорошо видно, как к полковнику в вразвалочку подошёл один из инструкторов и стал что-то втолковывать. Он энергично размахивал руками, а его солнечные очки в тонкой металлической оправе съехали с переносицы и блестели в лучах солнца. Спор вокруг карты поутих. Вероятно, советник требовал провести рекогносцировку местности и пустить вперёд разведку, а командир колонны возражал. Не без чувства некоторой симпатии Бенъярд изучал покрытое загаром лицо инструктора: широкое, смуглое, вроде бы доброжелательное. В конце концов он махнул рукой, отдавая какой-то сигнал. Завидев его, солдаты противника вновь развернулись в две линии и стали медленно подниматься вверх, одна в затылок другой. Пройдя косогор, кимбисты вышли на плоскую террасу, опоясывавшую гору и выстроились на ней, будто на казарменном плацу: младшие командиры выскочили вперед и рапортовали трём старшим: полковнику и двум белым инструкторам. Но вот и он достал ракетницу и высоким негромким голосом скомандовал, безбожно коверкая савинду:
– Примкнуть штыки! Приготовится к бою!
Волна разнообразных звуков прокатилась по шеренгам: стук, лязг, скрип. Полковник дождался, когда всё стихнет. Подняв ракетницу над головой, он выстрелил из неё красной ракетой в направлении седла перевала:
– Вторая и третья роты, врассыпную, за мной!
Стоявший рядом с ним другой инструктор, совсем мальчишка, выстрелил зелёной ракетой в направлении обходной тропы и отозвался эхом:
– Первая и особая роты, вперёд! Врассыпную!
Бенъярд оглядел окопы: их глубина доходила многим бойцам до груди. Бруствер, за которым прятались его пулемётчики и стрелки, был кое-как замаскирован. Ничего не подозревавшие кимбисты рассыпались широким фронтом и медленно поднимались все выше и выше. Шаг за шагом, очень медленно враг продирался через мелкий кустарник, разросшийся перед окопами. Один из командиров взводов, закурил вторую сигарету и неожиданно остановился, заметив свежевыброшенную землю впереди. Когда Бенъярд поднял руку, все взоры устремились на него. Прошло несколько секунд, прежде чем он осознал – вражеский окоп! Эта мысль показалась ему столь невероятной, что прошло еще несколько секунд, прежде чем он крикнул:
– Ложись! Ложись!
Но было уже поздно. Первый выстрел грянул ещё до того, как командир опустил руку. Следом за ним застрочили оба пулемёта. Пожелтевшие от засухи листья, осколки придорожных валунов, комья латерита и щепки летели вихрем. Горное эхо перебрасывало лай пулемётов со скалы на скалу; он отскакивал от отвесных скал, шарахался с размаху на дно ущелий, падал, подымался, звучал то глухо, то нарастал до оглушительного треска. Эхо и автоматные очереди многократно приумножали и раскрашивали его. Затем автоматическому оружию стали вторить выстрелы из винтовок. Они били реже, отрывистее и жёстче. С треском рванули несколько гранат, подняв облако пыли. Жандармы стреляли так, будто находились в тире: спокойно и уверенно. Выстрелы следовали один за другим, бойцы перезаряжали своё оружие без спешки и суеты: у них было время выбрать цель. А так как их жертвы находились в полнейшей растерянности всего в нескольких десятке шагов, ни один выстрел не пропадал даром, ни одна пуля не пролетала мимо.
Вокруг повстанцев свистели пули и щебень, но они всё ещё находились в полном оцепенении. Наблюдательный вражеский командир скомандовал еще раз:
– Ложись! Ложись! – Вдруг, с удивлением посмотрев на небо, он осел на землю. Его солнечные очки соскользнули с носа, он повалился на бок. Словно по команде, с повстанцев слетело оцепенение: издавая дикие крики, они бросились вниз по склону, оставляя убитых и раненых, включая своего командира. Более поспешное бегство противника Генри видел только раз в жизни: во время атаки Оничи в Биафрийскую войну. Убедившись в отступлении противника, Раффи отдал вместо Бенъярда новый приказ:
– Всем разойтись по местам! Капралам доложить о потерях и наличии патронов!
Доклады были короткие: потерь нет, патронов – достаточно. Это было даже удивительно: перед боем стрелкам первой линии раздали по дюжине обойм. Выходило, что винтовки первой линии сделали всего по двадцать выстрелов!
Раффи ходил по ходам сообщения и покрикивал на жандармов:
– Не стрелять! Хорошо укрыться! Ждать, когда подойдут поближе! Берегите патроны! Наша задача: заманить и уничтожить врага. Соблюдение полнейшей тишины и надежная маскировка – непременное условие успеха!
Бенъярд подключился к командованию: он тут же отправил на фланги вестовых. Их стрелки, не принявшие участие в бою, рвались в атаку. Его приказ гласил:
– Тот, кто посмеет хотя бы высунуть голову или выстрелить без приказа, – предатель!
Некоторое время спустя кимбисты смогли соорганизоваться. Они заняли подлесок и установили в нём пулемёты. Минут через десять после первой атаки по позициям жандармерии был открыт сосредоточенный огонь. Пули били по верхнему краю бруствера, поднимая густые облака пыли. Белый попугай, испуганный выстрелами, с криком взлетел на скрюченную солнцем пальму, но сорвался и тяжело ударился о землю: его разорвала пуля. Полковник и оба инструктора пинками и прикладами тщетно пытались поднять своих людей в атаку. Их подчинённые потеряли боевой запал: они изредка постреливали в сторону седловины.
Тем временем, два взвода, посланные в обход, поднимались все выше и выше. Растянувшись в линию, они стали искать прикрытия даже в самых неподходящих местах – в редком сосняке, за каменными завалами, в сухом кустарнике. В нём они установили свои пулемёты и открыли оттуда бешеную пальбу. Впрочем, она не причинила оборонявшимся ни малейшего вреда: только изредка пули пролетали рикошетом над головами жандармов, которые, повинуясь строгому приказу, лежали словно вымершие. Целый час пулемёты противника расточительно расходовали боеприпасы, после чего полковник Буасса решил повторить атаку. Теперь его бойцы атаковали четырьмя группами: две продвигались вперёд, две – держали позиции противника под непрерывным огнём. Однако, жандармы после первого штурма обрели в себе уверенность: они подпустили атакующих совсем близко и вновь устроили им кровавую баню пуще первой. В этой мясорубке приняли участие оба миномёта: они открыли заградительный огонь по рубежу атаки, внезапно накрыв последнюю волну атакующих. Опушка была разворочена настолько, что трудно было отличить части тел и обломки оружия. После такой бойни, командиры и инструкторы противника были не в состоянии удержать своих солдат, обратившихся в отчаянное бегство. Жандармы бросились было из окопов вдогонку, но тут же раздался голос Раффм:
– Без приказа ни шагу, а то пристрелю!
Не прошло и нескольких минут, как ложбина перед окопами оказалась пуста, будто ее вымели. Из подлеска слышались стоны раненых. Когда огонь окончательно стих, солнце вновь засверкало над головой. Тишина плыла над горами. Воздух был напитан запахом листьев и корней. Снова стало слышно, как ручей шумит на дне пропасти. Амфитеатр гор, залитых солнцем, был выжжен зимним солнцем и угрюм, но Бенъярд улыбался. В этом бою он сделал всего пару выстрелов из своего «Кольта». Когда враг отошёл, его охватило ощущение необычайной легкости, какого-то воспарения. Все реальное вокруг обрело нереальность, как это и происходит с реальностью в ее предельном сгущении. Генри вдруг почувствовал себя так, будто только что завоевал право на жизнь, на обладание всем миром. Это был его бой и в нём он одержал победу!
Вдруг между деревьями показались солдаты противника: они были без оружия, несли с собой носилки и размахивали флагом с красным крестом. Понимая к чему, они клонят, Бенъярд выслал им навстречу Раффи в сопровождении бойца. Разгорячённый боем, вахмистр смахивал на черта, каким его изображают старинные Библии. Его глаза были налиты кровью, седые усы топорщились, из горла рвался хрип. Порой он останавливался, прижимал к обветренным губам мундштук трубы и извлекал из нее прерывистые, визгливые звуки; и эта чудовищная музыка не преминула оказать свое действие как на врага, так и на своих. Подав знак приблизиться, он крикнул кимбистам:
– Убитых и раненых забирайте. Оружие, боеприпасы, ранцы, патронташи, продовольствие, мундиры и ботинки – оставить!
Под угрозой оружия кимбисты сами раздели своих убитых и раненых, оставив их в нижнем белье, а все вещи сложили в кучу. И только после того, как последний солдат противника скрылся (это продолжалось довольно долго, они еще несколько раз возвращались), жандармы, не исключая и вахмистра, стали высказывать разлмчные предположение. Многие из них считали, что атака полностью отбита, и противник больше в наступление не пойдёт. Бенъярд же так не думал, поэтому приказал выставить вниз по склону несколько дозоров. Четырёх жандармов во главе с Бомоко, хорошо знавшего эту местность, он послал следить за врагом. После этого Генри вызвал турекских ополченцев и приказал как можно быстрей собрать с поля боя винтовки, ранцы, магазины, мундиры и отнести все это за линию окопов. Незадолго до того, как был закончен сбор трофеев, прибежал посыльный от Ниса и сообщил, что группа солдат противника пытается войти на перевал по обходной тропе.