– Но что же мы можем сделать?
– Очень многое, и все это в наших силах. Начиная с завтрашнего дня всю добычу из Нового Орлеана мы будем отправлять уже не сюда, потому что было бы глупостью копить здесь богатства на пользу тех, которые, рано или поздно, разорят наше гнездо. У нас немало сообщников в Техасе, и мы будем переправлять все к ним туда. Не посчастливится нам здесь – что же! Там будут у нас капиталы, и с ними мы можем начать новые операции.
– Совершенно верно, но что же можем мы сделать, скажу я опять. И потом, рассудите: мы держимся здесь уже три года, и ни в штате Миссисипи, ни в Арканзасе никто не подозревает о существовании нашего убежища!
– Именно! В течение последних десяти месяцев общество наше так увеличилось, что тайна становится почти невозможной. Нас могут выдать; это почти неизбежно, и потому нам следует думать только о средствах.
– Какие же еще средства? – спросил Блэквуд с недоумением.
– Нам необходимо завести собственный пароход.
– Пароход! Идея великолепная!.. Мы можем отправиться на нем прямо в Техас. Но как вы полагаете добыть себе этот пароход? Купить? Иным способом? А потом, и это главное, где мы его будем держать, чтобы он был у нас всегда под руками?.. И выходит, что мысль прекрасная, но она… неосуществима.
– Весьма осуществима. Именно ты будешь капитаном парохода, развозящего товарные грузы между Мемфисом и Напомоном. Это послужит нам к взаимовыгоде с нашими сообщниками. Он может стоять здесь подолгу на якоре. Проезжающие суда будут предполагать, что он принадлежит лицам, которые задумали пробраться восточным рукавом реки, чтобы объехать остров кругом…
– Но покупка будет нам стоить недешево…
– За деньгами дело не станет. Савэдж Билл извещает меня, что ведет сюда с берегов Уабаша барку с богатым грузом и что у владельца ее мы найдем порядочную сумму наличными. Пишут мне также из Питсбурга, Цинциннати, Луисвилля и других мест, что к нам в руки направляется немало роскошной добычи. Надо удвоить сторожевые посты, чтобы не пропустить ни одного груза… Ночи теперь коротки, и надо успевать убирать захваченное до рассвета, иначе всякий проезжий судовщик выдаст нас.
– Кому поручите вы покупку парохода?
– Я отправился бы сам для этого в Северные Штаты, но у меня дела здесь. Что пишет оттуда Симпсон?
– От него нет никаких известий, и это очень странно… Он все еще в Джорджии, и последние донесения о нем говорят в его пользу.
– Он действует слишком самостоятельно и пользуется нашей поддержкой, только покуда это приносит ему личную выгоду. Но его не трудно осадить. Мы напустим на него нашего адвоката, Брума.
– Но Брум уже выехал оттуда… он здесь.
– Что же, отправим его опять туда. Он может взять одну из тех лошадей, которых сюда приведут, и продать ее там. Приготовили настил, чтобы перевести их с парома?
– Все готово, капитан. Но позвольте мне спросить: как прошла эта продажа с аукциона в Хелене? Наш самозваный наследник не попался? Признали его права?
– Как же! – ответил Келли, смеясь. – Штука отличная, ее можно повторить при случае. Сумма выручилась порядочная.
– И неужели никакого подозрения? Эти простаки поверили, что Гольк со своим экипажем погиб в Миссисипи? И смерть его приписали гибели лодки у наших подводных камней?.. Забавно! Любопытно мне знать, как продались три последние наши барки в Новом Орлеане… Их перекрасили?
– Нет, но наперед надо это делать. Я распорядился уже привезти сюда краски. Первое судно, которое мы возьмем, будет перекрашено, а уж в новом виде отправлено в Новый Орлеан – разумеется, если груз будет того стоить. Мне доставлен адрес негоцианта, который будет забирать от нас товар… Да, вот еще что, вчера прибыл в Хелену один человек, который едет в Литл-Рок для покупки там земель, соседних с нашими в Арканзасе. Выедет он из Хелены завтра утром, рано, на серой лошади…
Его провожает почтарь, состоящий при мальпосте, и знает, в чем дело. Он подготовит все; они вместе прибудут к почтовой конторе в деревне Стронг. Этот малый не желает ночевать там, боясь, что с него возьмут дорого, а остановится в доме, отстоящем на три мили от Стронга… Дом на правой стороне дороги; на окне будет свеча. Понимаешь?
– Как не понять! Но что прикажете делать с девушкой, что привели сюда вчера наши люди?.. Она помешана, кажется.
– Как же ты допустил ее сюда, на остров? – крикнул взбешенный Колли. – Я приказал кентуккийцу покончить с нею, но он так упрям…
– Я не очень-то доверяю этому человеку, ваша милость. Негр Боливар указал мне на многое…
– Боливар хитрая голова; поручите ему следить за кентуккийцем… Затопили обе барки, с которых сняли груз?
– Да, ваша милость, в двух милях отсюда, чтоб подальше от нас.
– Прекрасно… Не худо бы тоже бросить одну или две затонувшие лодки на берег, чтобы отбить охоту у всех приставать сюда.
– Как же вы решаете насчет парохода?
– Разумеется, скрывать мы не будем, деньги будут взяты из общей кассы, – ответил Келли после раздумья. – Я заговорю об этом плане на собрании… Но где же эта девушка?
– Я запер ее в № 2, но мистрис Келли сжалилась над бедняжкой и взяла ее к себе.
– Хорошо. Джорджина знает прекрасно, что это мне не понравится. Надо спровадить эту дурочку, и как можно скорее. Пошли ко мне Боливара. Без того здесь слишком много женщин, и уже это одно заставляет меня бояться за нашу безопасность. По нашему уставу, нам можно держать здесь лишь двенадцать женщин, а эта уже восемнадцатая!
Говоря это, капитан ходил взад и вперед в большом волнении, но внимание его было отвлечено прибытием людей из Елены. Они шли гуськом по узкой тропинке и раскланивались с атаманом. Тот даже не ответил на их приветствие и сухо спросил:
– Письма где?
– Одно только, ваша милость, – сказал человек со шрамом на лице, – и почтмейстер передал мне его лишь за несколько минут до нашего отъезда.
Келли взял поспешно письмо и направился к дому, но остановился при входе в него и сказал Блэквуду:
– Пошли же ко мне негра… и если лошади прибудут ночью, дай им отдохнуть несколько часов, но на рассвете выкупайте их и отправьте тотчас в глубь страны… Воротился ли Сандерс?
Вперед выдвинулся молодой человек; он мог бы считаться красавцем благодаря стройному стану, голубым глазам и длинным белокурым волосам, но он был так пьян, что вся его привлекательность исчезла. Он сделал несколько шагов, пошатываясь и бормоча:
– Капитан Келли… имею честь…
– Довольно, Сандерс, ложитесь спать. Я потребую вас к себе завтра утром.
Сказав это, Келли вошел в свой домик и запер дверь на замок. Сандерс поплелся назад, продолжая бормотать:
– Скажите, как бесцеремонно… Потребую вас утром к себе… Спрашивается, зачем? Чтобы свернуть голову еще какой-нибудь несчастной девчонке?.. Разбить… ей… сердце?.. Ну, пусть он меня представит… пусть его… Товарищи мои!.. Порою мне так…
– Ну, ну! – перебил его Блэквуд, хватая его под руку. – Мы все устали, спать хотим… И тебе тоже надо, а то глаза будут красные, перестанешь нравиться женщинам…
– Правда твоя… правда! Идем спать! Слава купидону и всем смазливым рожицам!.. Ты не сердишься на меня?.. Не сердись… Но хотя бы мне миллионы давали… не променяю я… своей физиономии… на твою… или на такую, как у того… со шрамом…
– Ладно, ладно! Где уж нам равняться с тобой! – отвечал тот со смехом. – А все же ложись… на завтра нам много работы.
Он уложил его и не отошел прочь, пока тот не заснул совершенно; иначе Сандерс мог подняться снова и напиться уже так, что никуда не годился бы на другой день.
Глава VII. Красавица Джорджина
Маленькая комнатка изящного домика, убранная с баснословной роскошью, была уже до того переполнена всякими вещами – десятой доли которых было достаточно для ее украшения, – что походила более на магазин, чем на будуар.
Три стены этого покоя были затянуты драгоценнейшими шелковыми материями, затканными серебром, но и эта чудная обивка закрывалась зеркалами, картинами, статуэтками из бронзы и слоновой кости, великолепными канделябрами и роскошным оружием. Четвертая стена была разукрашена всевозможными дорогими вещами, сама же представляла собой подобие стенки в корабельной каюте. Такое сходство особенно придавали ей крошечные оконца со ставнями. Простенки между этими окнами были почти закрыты тропическими растениями, вьющимися до потолка, одеждами из индейских тканей и оружием тоже индейского ремесла.
Все это убранство производило впечатление излишества, неумеренного, не смягченного вкусом великолепия и скорее неприятно поражало взор, нежели очаровывало его.
Посредине роскошного помещения стоял диван, на котором лежала, опираясь на мягкие подушки, молодая женщина в белом платье.
Рядом с нею, на низеньком табурете, сидела другая женщина, закрывшая лицо руками в глубоком отчаянии.
– Он не умер, дитя мое! – говорила женщина в белом, ласково поглаживая ее волосы. – Верьте мне, он жив и уже, может быть, ищет вас. Но как ему знать, где вы находитесь?
– Нет! – отвечала та, поворачивая к ней лицо, орошенное слезами. – Он не воротится более, он на дне реки. Разве я не видела, как его поразила пуля, как он упал… Я слышала плеск воды при его падении… и после этого я лишилась чувств.
– Слушайте, Мария, я все же не знаю ничего обстоятельно. Если вы хотите, чтобы я была вам полезна, вы должны рассказать мне все.
– Вы хотите, чтобы я еще больше растравила свои раны?.. Но не сердитесь. Шесть месяцев назад, он, которого я потом полюбила, ступил к нам в дом первый раз. Он был так добр, благороден, благочестив… Родители мои не отвергли его любви ко мне и благословили наш союз… Я стала женою моего Эдуарда. Но он все восхищался Югом, на котором бывал прежде, и уговорил моего отца переселиться из Арканзаса туда. Отец продал свое здешнее поместье, получил за него хорошие деньги, и мы отправились в Луизиану, нагрузив все наше имущество на плоскодонную барку. Эдуард взялся править ею сам, без лоцмана, он знал отлично наши реки. Действительно, мы прошли благополучно Уабаш, Огайо и вступили в Миссисипи… Но третьего дня, по ошибке Эдуарда, быть может, мы наткнулись на островок… О, я не могу больше, я схожу с ума!
– Что сталось с Эдуардом?.. С вашим отцом, с вашей матерью?..
– Они все погибли…
– А вы?..
– Пожалейте меня! Не спрашивайте более… О Боже!.. Эдуард, мой Эдуард не мог даже защитить своей жены… не мог избавить ее от этих отвратительных воспоминаний!..
Она замолчала, беспомощно опустив свою голову на грудь.
– Вы останетесь со мною, Мария, – произнесла слушавшая ее женщина. – Не вырвут вас от меня… Он не посмеет! – прибавила она, как бы говоря с собою. – Я употреблю все усилия… Но отдохните.
Она встала и отвела несчастную в небольшую комнатку, примыкавшую к той, в которой они находились. Едва успела она затворить дверь, как послышались мужские шаги, и Келли вошел, спрашивая с заметным раздражением:
– Где эта женщина?
– Так-то здоровается теперь Ричард со своею Джорджиной? – проговорила красавица шутливо. – Ему нужно видеть чужую женщину, а не меня!
– Нет, Джорджина, – сказал он ласковее, – ты знаешь, что я вижу только тебя среди всех…
Он нежно обнял ее.
– Мне нужно знать, где она. Ты поступила нехорошо, взяв ее сюда.
– Слушай, Ричард, – сказала Джорджина, обвивая прелестными руками его шею, – я попрошу тебя оставить ее при мне. Ты сам знаешь, до чего грубы, невоспитанны здешние женщины… и они ненавидят меня за то, что я не разделяю их циничных удовольствий… Эта Мария – дочь простого фермера, но такая милая, образованная… Она будет мне подругой, и это утешит ее в ее собственном горе…
– Дорогая моя, ты знаешь наш устав, – возразил Келли, усаживаясь на оттоманку. – Женщины не должны вмешиваться в распоряжения, касающиеся общей безопасности…
– А я тебе скажу, Ричард, что ты никогда не делаешь ничего для меня. Что бы я ни попросила, у тебя найдется всегда причина отказать. Вот ты не взял меня ни разу с собой в Хелену…
– Я уже говорил тебе, что и сам не смею туда показываться.
– Так оставь мне хотя бы эту прелестную женщину, единственную, на которую я могу смотреть здесь без отвращения.
– Это очень лестно для меня…
– Ты несносен сегодня, Ричард!
– Будь благоразумна. Оставаясь здесь, эта женщина неизбежно увидит Сандерса…
– Так это он, негодяй…
– Не брани его, он нам очень полезен. Но мне надо поговорить с тобою о деле. Наше положение здесь становится очень опасным; нам необходимо скрыться отсюда, в глубь Техаса. Будь готова на всякий случай.
– А твои товарищи?
– Они выберут себе нового атамана.
– А если они не захотят тебя отпустить?
– В таком случае они последуют за мною, – ответил Келли. – Но, как бы то ни было, эту женщину нельзя здесь оставить… Надо опасаться всего, что может выдать наши намерения.
– Но что станется с нею, если я соглашусь с ней расстаться? – спросила с тревогой Джорджина.
– Боливар отвезет ее в Натшец. Ты довольна?
– Мне приходится всегда только повиноваться тебе, – проговорила она, хмуря брови. – Прошло то время, когда мое желание было законом для тебя!..
– Но рассуди же, пойми, что мы не можем жертвовать нашей безопасностью, нашей жизнью ради какой-то полупомешанной! – сказал Келли, обнимая жену. – Если бы я еще оставался постоянно здесь, мне было бы легче исполнять твои прихоти… Я сам охранял бы тебя…
– Ты опять уезжаешь?..
– Необходимо.
– Слушай, Ричард, – начала она, смотря ему пристально в глаза, – если я только узнала бы, что ты мне не верен, что ты обманываешь меня… тогда как я пожертвовала тебе не только свою жизнь, но и жизнь родителей моих, если бы уверилась в твоей измене… о, клянусь тебе духом тьмы, я отомстила бы тебе так, как не мстила еще никому ни одна женщина!
– Ты ревнива, Джорджина? – сказал он, снова обнимая ее. – Но для кого же я тружусь? Ради кого стал я вне закона, пролил первую кровь?.. Твоя ревность не сердит меня, она говорит о твоей любви, но ты все же несправедлива. Я знаю, что ты не равняешь меня с другими, что ты уважаешь меня, что ты и не полюбила бы меня, если бы я был недалеким малым. Но имей же доверие ко мне…
– Хорошо! – воскликнула она. – Я буду доверять тебе во всем, но не запирай же и ты меня совершенно, познакомь со своими друзьями…
– Исполнить такую просьбу труднее, чем ты думаешь…
– Ты отказываешь?
– Кто же говорит это? А ты стала недоверчива, Джорджина. Скажи, кстати, зачем был послан на берег твой метис? Подсматривать за мной?
– Если бы и так?.. Что же из этого?
– Я так и подумал. Ты совершенно перестала доверять мне, бедняжка? Ну, хорошо, посылай своего соглядатая, я не буду его прогонять, пусть следит за мной повсюду и доносит тебе обо всем, что увидит. Довольна ты?
– Но как решишь ты насчет этой несчастной?
– Пусть она останется пока при тебе, потому что я увожу с собой Сандерса. Но когда Блэквуд воротится сюда, ты не будешь уже противиться, я надеюсь, исполнению тех правил, которые установлены для безопасности не только нас, но и для личной твоей?.. Ты все еще сердишься на меня?
– Могу ли я сердиться, когда ты такой добрый? – проговорила она, обнимая его.
– У нас столько внешних опасностей, что не надо создавать себе еще внутренние бури… Будем жить в мире!
Пока Келли говорил со своей женой, Блэквуд и негр тоже беседовали кое о чем.
– Что-то он затевает, – говорил Блэквуд. – Хотелось бы знать его настоящие намерения.
– Он решительно никогда не скажет правды, только я умею угадывать! – отвечал негр. – Если он говорит, что пойдет вверх по реке, это значит, что по течению. Если скажет, что едет в Арканзас, то, поверь, Арканзас последнее место, о котором он думает.
Блэквуд, посмотрев на негра, принялся расхаживать взад и вперед и потом спросил неожиданно:
– Ты сопровождал его в Хелену когда-нибудь?
Негр взглянул на него тоже пристально и только через минуту кивнул утвердительно головой.
– И тебе известно… – продолжал Блэквуд.
– Молчи! – шепнул Боливар, поглядывая с испугом на дом пирата. – Я не стану говорить ни слова о его делах; я поклялся молчать, да и помню хорошо, как он обошелся с тем испанцем: отрезал ему нос, уши, руки… и потом кинул издыхать в болоте… О, белые свирепее черных!
С вершины соседнего дерева раздался свист.
– Вот еще какая-нибудь новая работа привалила! – проворчал негр. – Старых мало… Всех лошадей зараз перевезут?