И тут же все подхватили: «Лабарна! Лабарна! Наш правитель! Сын Бога Грозы!»
Невесть откуда прилетевшая огромная бабочка села на плечо, неподвижно стоявшему повелителю. Толпа закричала еще сильнее: «Лабарна! Лабарна! Солнце наше!» Повелитель открыл глаза:
– Не смейте называть меня лабарной! – гневно крикнул он, перекрывая гомон толпы. Бабочка тут же упорхнула. – Мой брат – правитель, а вы – его подданные.
С этими словами он быстро зашагал к Хаттусе.
Фазарука и Цула нашли повелителя среди развалин халентувы. Здесь уже убрали останки убитых, сгребли мусор в огромные серые кучи, и даже каменщики начинали латать стены дворца. Но запах гари и копоть на камнях еще напоминали о недавнем пожаре. Суппилулиума стоял посреди зала для Большого Собрания и над чем-то мучительно размышлял.
– Великий, – решительно окликнул его Цула. – Можешь наказать меня плетьми, но позволь сказать правду! Не в силах больше держать в себе.
– Говори, – Суппилулиума повернулся к нему. В глазах тревога. Лицо напряжено.
– Хоть Арнуванда твой брат и наш властитель, пусть он верховный жрец Хатти и повелитель войск, однако – он глуп и труслив.
– Но он – лабарна! – строго возразил Суппилулиума. – Нельзя так говорить о правителе Великой Хатти.
– Ты младший сын лабарны Тудхалии, значит, имеешь право на трон, – вмешался Фазарука. – Тебе надо собрать панкус. Пусть Великий Род и знатные сыны Хатти разрешат тебе править страной.
– О чем вы! – ужаснулся Суппилулиума. – Я не могу нарушить божественный закон Телепину! Арнуванду Боги возвели на престол! Разве я вправе оспаривать их решение?
– Ты носитель жезла Бога Грозы, – настаивал Цула. – Ты – его сын. Не время бояться Богов и соблюдать закон Телепину. Страна гибнет. Возьми на себя смелость: возглавь державу. Мы в тебя верим. Народ в тебя верит…
– Да как вы не поймете! А панкус? Панкус не позволит мне! Как можно живого лабарну лишить власти? – возражал юноша.
– Сейчас панкус – это я и Фазарука. Другие знатные сыны Хатти погибли или удрали вместе с Арнувандой. Их голоса теперь не имеют силы.
Суппилулиума отрицательно покачал головой.
– Даже моя мать – божественная таваннанна – не в силах нарушить закон Телепину. Сколько крови было пролито, сколько правителей погибло от рук своих завистливых братьев прежде, чем Боги подсказали мудрому лабарне Телепину составить свод законов. Что будет, если вслед за мной все начнут нарушать то, что предначертано Небесными покровителями?
– Арнуванда не правит сейчас страной, – настаивал Фазарука. – Он даже не знает, что осталось от Хатти. Пусть командует своими трусливыми вельможами.
– И что произойдет потом? Мне останется поделить с братом города, земли, панкус, а затем пойти друг на друга войной? – взорвался Суппилулиума. – Враги только этого и ждут.
– Тогда, Арнуванда тебя убьет, – тихо, но уверенно сказал Цула. – Ты сделал недозволенное: завоевал любовь народа. Правитель тебе этого не простит.
– Значит, так тому и быть. Я не пойду против брата, дабы не навлечь еще больший гнев Богов на нашу землю. А вы? – посмотрел внимательно на них Суппилулиума. – Какой путь вы себе выберете? Если я обречен, зачем вам, отважным воинам, погибать вместе со мной.
– Мы пойдем за тобой хоть в пасть к Ярри, – поклялся Фазарука.
– На этой земле нам нет место без тебя, – вторил ему Цула. – Арнуванда нас изведет. Да и мы не признаем никогда в нем властителя.
– Чего же хотите от меня? Чего ждете? Я – обречен. Меня ждет смерть или изгнание. Если успею, восстановлю Хаттусу… А потом… – Он отвернулся. – Не знаю! Не должно так случиться, чтобы Хатти разделилась на две враждующие половинки.
– Но пока ты жив, с тобой сила. И враг тебя боится. А мы сделаем все, дабы оградить тебя от несчастий. Наша кровь принадлежит тебе, – заверил его Фазарука.
– Если вы согласны умереть за меня, если не бросите меня в трудную минуту поражения, и даже готовы разделить позор изгнания – клянитесь на священном огне.
Все втроем спустились во чрево мавзолея Лабарны. Цула и Фазарука встали на колени. Суппилулиума протянул им куски жертвенного воска. Каждый слепил фигурку человека и бросил его в священный огонь со словами: – «Если я нарушу клятву, пусть так же сгорю в огне гнева всех Богов!»
– Теперь вы преданы мне, как Богу Грозы преданы божества Страх и Ужас. И за вашу смерть я буду мстить до последнего вздоха, – поклялся Суппилулиума. – Да будет так. А дальше… Боги подскажут.
6
Вскоре по каменистым дорогам во все концы страны мчались быстрые колесницы с гонцами. У каждого в дорожной сумке лежала золотая табличка. Хеттскими иероглифами был выбит приказ телепуриям: «Срочно выслать в Хаттусу серебро, зерно и пиво. Направить плотников и каменщиков!» В конце стояла подпись: «Сын Бога Тудхалии, Суппилулиума. Мне покровительствуют Бог Грозы и Бог Солнца».
Перед именем Суппилулиумы – грозного полководца и освободителя Хатти – телепурии склоняли головы. Его посланников принимали с радушием и старались с точностью выполнить все распоряжения. Лишь только один из наместников отказался подчиниться. Он объявил, что выполняет волю лабарны Арнуванды – и никого больше. Через несколько дней прибыл отряд копьеносцев, и бунтаря отослали в далекую приграничную крепость. На его место поставили другого телепурия, более сговорчивого.
Тем временем к Хаттусе потянулись вереницы груженых повозок. Протяжно мычали волы. Звонко щелкали бичи погонщиков. Высокие телеги со сплошными колесами везли бревна, тяжелые глыбы из каменоломен, зерно, руду. Люди пешими и на повозках прибывали на сахан40. Некоторые мастеровые, заслышав, что на строительстве Хаттусы хорошо платят, приходили сами, по своей воле. Вскоре народу набралось предостаточно.
На месте сожженного города уверенно рос новый, еще красивее и величественнее прежнего. Камнетесы обрабатывали огромные глыбы долотами. Стук молотков смолкал только поздно ночью. Камнерезы сверлили глубокие лунки. В лунки вгоняли клинья из пересохшего дерева. Клинья поливали водой, они разбухали, и камень давал ровные трещины. Грани выравнивали, шлифуя блоки друг о друга. Между ними подсыпали мокрый песок и гоняли туда-сюда, пока грани не становились идеально ровными. Подогнанные камни плотно клали в стену без раствора. Старший каменщик ходил с тонкой металлической пластиной и проверяли щели. Если пластина пролезала, заставляли снова подгонять кладку.
Суппилулиума сам наметил некоторые оборонительные стены. Он долго советовался со старыми воинами и опытными строителями. Чертил планы углем на дощечках. Если план кому-то не нравился, он перечерчивал заново, вновь приставал к строителям. Повелитель приказал разобрать слабую южную стену и перестроить.
Кладку вели двумя линиями. Через определенный промежуток ставили перегородки из таких же, хорошо подогнанных камней, тем самым образую прямоугольные колодцы. Эти колодцы плотно заполнялись камнями поменьше. Выше шла кирпичная надстройка. Через каждые сто гепессар41 возводилась прямоугольная башня. Перед главной стеной, на расстоянии, примерно, в двадцать гепессар, строили более низкую стену, тоже с множеством стрелковых башен. В слабых местах, где стены выходили на равнину, насыпали вал. Наваливали груду камней, а на них глину. Снаружи вал облицовывали каменными плитами – без лестницы не вскарабкаться.
Заново выстроили трое ворот: ворота Лабарны, Львиные ворота и Центральные ворота. Во всю длину прохода положили тяжеленные каменные блоки. Ширина арочного прохода не превышала шести шагов. По бокам возвели башни.
Работа на строительстве кипела от зари до поздней ночи. Круглые сутки пылали печи для обжига кирпича. В воздухе висел едкий дух извести, перемешиваясь с запахами горячей глиной и свежесрубленной древесины. Стройка походила на муравейник, а люди напоминал муравьев: несли бревна на плечах, тащили стопки кирпичей, перекатывали каменные глыбы с помощью рычагов, ползали по строительным лесам.
Самым умелым мастерам доверили работу по восстановлению пяти храмов. Очистили три священных источника. Восстановили статуи богов. Привели в надлежащий вид алтари. Новые горожане не отставали. Кто желал остаться в Хаттусе, строили себе дома: ровные кубы с плоскими крышами и маленькими окошками, расположенными почти под потолком. Кипела работа и в верхнем городе. Южная цитадель пострадала не сильно, и ее восстановили быстро. А, вот, халентуву пришлось разрушить до основания. От жара пострадали стены. Связующий раствор превратился в труху. Суппилулиума не спешил возводить новый дворец. Решил это сделать потом. Когда крепостные стены будет готова, тогда и халентуву можно возродить.
Сам повелитель вставал с первыми лучами, произносил молитвы и начинал обход города. Он лично мерил высоту и ширину стен тонким шнуром с грузом на конце. Делал подсчеты. Иногда хвалил, иногда ругал мастеровых. Порой кричал на них. От внимательного глаза не ускользала ни одна погрешность. Уже луна печалилась на небе, напоминая, что наступила полночь, а повелитель был еще на ногах. Спал, не раздеваясь, прямо под звездами, укрываясь плащом. От недосыпания тени легли под глазами. От непосильных забот на высоком лбу наметились ранние морщинки. Иногда днем мог позволить себе ненадолго сидя задремать в тени. Он исхудал. Ел на ходу, когда придется.
Цула, как нянька, бегал за ним с кувшином пива и ячменными лепешками. Под рукой теплый плащ: если поднимется холодный ветер, накинуть на плечи повелителя. Лишь только Суппилулиума близко подходил к краю стены, как верный телохранитель тут же оказывался рядом. Мало ли – оступится.
Фазарука без отдыха носился по стране, заглядывая в самые дальние уголки. Без устали трудился, собирая средства для строительства столицы. В Хаттусе показывался редко. Лишь только приедет с очередным обозом, передаст все Иссихассе, сразу же валится в тень, закутавшись в плащ. Немного поспит – и снова в путь.
Один Иссихасса толстел и румянился, словно хлеб в печи. Ему доверили важную должность: распоряжался продовольствием и казной. Он стал одеваться в тонкие ткани. За ним вечно семенили писцы с глиняными табличками. Грамотеи записывали каждое слово распорядителя: сколько кому выдать хлеба, сколько заплатить мастеровым, куда поставить на работы прибывающих ремесленников, кого высечь плетьми за нерадивое отношение к делу. И он отлично со всем справлялся. Точно и аккуратно вел дела. И не без выгоды для себя.
Благодаря усердию повелителя и разумному ведению работ, город быстро залечивал раны. Вскоре появились голосистые торговцы с тюками, набитыми товаром. Как первые пчелы – предвестники весны, так первые торговцы были вестниками возрождения. На площади перед крепостной стеной пошла бойкая торговля скобяными изделиями, разноцветными тканями, глиняной и медной посудой. Из окрестных сел спешили по утрам молочники и зеленщики. Суппилулиума радовался, видя, как в великую Хаттусу постепенно возвращалась жизнь.
Однажды утром, когда мастеровые только приступили к работе, через ворота Лабарны влетел на колеснице Фазарука. Повозка чудом еще не развалилась от быстрой езды. Колеса еле держались на оси. Взмыленные кони храпели и бешено вращали, налившимися кровью, глазами. Сам Фазарука весь в пыли. Спрыгнул с колесницы и сразу же подбежал к повелителю.
Суппилулиума чертил план заточенным углем на доске перед старшим мастеровым.
– Великий! – закричал Фазарука хриплым голосом.
– Мир тебе! – встретил его Суппилулиума. – У тебя такой вид, словно побили палками.
– Если б меня только палками побили … Дела обстоят намного хуже!
Мрачная тень пробежала по лицу повелителя.
– Говори!
– Куда бы я ни поехал, мне всюду отказывают. Не дают ни серебра, ни людей, ни зерна. Когда же показываю твою золотую табличку, мне показывают другую. «Гонцам Суппилулиумы отказать!» Под приказом стоит печать лабарны.
– Я это предвидел! – Гнев промелькнул в глазах Суппилулиумы. Но лишь на мгновение. Затем он по-отечески похлопал Фазаруку по плечу. – Иди, выспись и поешь хорошенько. Твоя кожа стала до того тонкой, что ее даже не натянешь на галгатури42.
– Но, повелитель! Надо что-то делать…, – не успокаивался Фазарука.
– Хаттусу успеем достроить – это главное. А там, дальше… Пусть нас с братом рассудят Боги, – спокойно ответил Суппилулиума. – Как рассудили Лабарну и Аниту.
– Он собирает большое войско. Созвал многих знатных людей из панкуса, – не отставал Фазарука.
– Пусть собирает. Только для чего ему войско? Он же не пойдет завоевывать собственную столицу. Встретим его радушно, коли появится.
– А если прикажет тебе прибыть в Цапланду? – предположил Фазарука.
Суппилулиума развел руками.
– Поеду. По-другому нельзя. Он – лабарна. Я – всего лишь носитель жезла Бога Грозы.
***
Спустя неделю в город вкатила колесница, запряженная парой высоких гнедых коней. По булыжной мостовой застучали колеса, оббитые медью. Повозка крепкая из лучших пород дерева. Стыки скреплены медными скобами. Сразу видно – делали аккадские мастера, делали на совесть. Прохожие с почтением склоняли головы при виде возницы. В повозке стоял чернобородый вельможа, облаченный в пурпурную андули. Круглая шапочка, расшитая золотыми розетками, говорила о его высоком положении. Волевое лицо в обрамлении черной густой бороды умащено маслом. Красные остроносые сапоги с серебряными пряжками обтягивали сильные икры. Двое вооруженных мешедей бежали следом. Вельможа коснулся рукой, унизанной перстнями возничего, тот остановил коней. Мешеди помогли сойти господину с колесницы. Осторожно обходя строительный мусор, вельможа направился к Суппилулиуме. Увидев его, повелитель недовольно сдвинул брови, узнав посланника лабарны. Вельможа наоборот, заметив повелителя, расплылся в приветливой холодной улыбке и склонил голову:
– Мир тебе, здоровья и счастья. Да будут годы твои долгие, а Боги к тебе благосклонны.
– Мир и тебе. Ты из Цапланды? Как чувствует себя Лабарна, да хранят его Боги?
– Наше Солнце требует тебя на Большое Собрание панкуса. Как только луна пойдет на убыль, лучшие люди Хатти соберутся в халентуве Цапланды.
– Я преданный слуга лабарны Арнуванды и очень уважаю панкус. Передай правителю, что прибуду в срок.
Вельможа зыркнул по сторонам. Убедившись, что вокруг никого нет, жестом приказал своим мешедям отойти подальше и, понизив голос, произнес:
– Мне запрещено с тобой говорить наедине, Великий. Я должен только передать волю лабарны. Но советую тебе под любым предлогом не показываться в Цапланде. Слишком опасно.
– Почему?
– Объясню: тебя народ чтит больше, чем хотелось бы Арнуванде. Прогнать воинственных каскийцев, а после отбить Каниш у Маддуваттиса, имея под рукой необученное войско, под силу только избраннику Богов. Но это все еще – ерунда. Ты сам, без высшего дозволения посмел восстанавливать святой город. Недавно верховный жрец Богини Сауски в городе Арина в молитве может, оговорился, а может, с умыслом назвал тебя лабарной. Арнуванда в бешенстве. Тебя могут обвинить в измене и нарушении священного закона Телепину.
– Такое возможно? – усомнился повелитель. – Я не отнимаю трон у лабарны, тем более, не покушался на его драгоценную жизнь. У меня и в мыслях такого нет.
– И все же, не появляйся в Цапланде. Лабарна Арнуванда в последнее время сам не свой. Он всего боится, никому не доверяет. У него недавно появился странный слуга, одноглазый старик. Кто он, откуда – тайна. Не отстает от лабарны ни на шаг. Пользуется, сволочь, особым доверием у правителя. Как только он появился при дворе, так сразу странным образом стали кончать с жизнью те, на кого пал гнев Арнуванды. Шепчутся, что этот старик – мастер устранять ненужных людей.
– Ты думаешь, лабарна способен пролить кровь брата?
– Суппилулиума, не будь маленьким мальчиком… – не сдержался посланник, но тут же опомнился и понизил голос. – Прости, Великий. Я хотел только сказать, что зависть даже из доброго Бога может сделать злого. Посуди сам: у Арнуванды нет никакой власти. Страной правишь ты. А что творится в окружении лабарны… При дворе находиться невозможно. Все друг друга боятся. Друг на друга клевещут. Разбились на партии. Плетут немыслимые интриги. Торговцы на торжищах между собой так подло не поступают, как нынешний панкус. При Тудхалии, пусть будет он рядом с Богами, такого не было, и быть не могло.