– Хватит ждать! – решил солдат. – Пошли искать Васко! – Разговоры стихли, матросы обернулись к нему— Теперь я буду командиром! – заявил опытный воин.
– Почему ты? – спросил Хинес— Эрнандес старше тебя.
– Мы собираемся не на кладбище и по морю не поплывем, – возразил солдат.
– Пусть командует, – промолвил Эрнандес и первым поднял мушкет.
– Эй, молодежь! – прикрикнул солдат на моряков. – Забирай оружие! – Матросы нехотя побрели к щитам, мечам, прочей амуниции. – По дороге не растягивайтесь! – велел солдат, проверяя доспехи и подтягивая ремешки, как упряжь лошадей. – Эрнандес, веди отряд по следам! Хинес, захвати в шлем угли! Часа через два отдохнем. Ну, тронулись!
Разведчики медленно гусеницей поползли к холмам, зловеще поблескивая стальной броней и ощетинившись копьями.
Выбившись из сил, Леон повалился на снег. Пламеневшим лицом почувствовал, как растаяли снежинки, капли потекли по щекам. Заныло расслабленное тело, сдавило в груди, загудело в голове. Наверное, раньше он ощущал это, но старался не замечать, а теперь отступил, сдался. Он зарылся в снег и застонал.
– Вставай, Леон! – тормошил Васко. – Замерзнем. Немного осталось… Мы возвращаемся по своим следам. Я думаю, мы здесь были. – Он опустился на колени рядом с товарищем, перевернул его из последних сил, упал рядом. – Поднимайся, Леон… – Васко начал засыпать. Однако в последний момент заставил себя подтянуть ноги, перевалился на бок, встал на четвереньки. – Уф! – стряхнул дрему, отер лицо снегом. – Раскис? – спросил то ли себя, то ли итальянца. – Мы один раз чуть не замерзли, второй раз Бог не помилует. Очнись! – принялся растирать лицо другу, дуть в глаза. – У нас нет огня – замерзнем! Посмотри на меня, не спи! – умолял его.
Панкальдо с трудом разлепил веки.
– Устал, сейчас… – выдохнул матрос.
Морион скатился с головы итальянца, шапка упала в снег.
– Ты умрешь! – рассвирепел Гальего, схватил матроса за голову растер уши. Панкальдо взвыл от боли. – Мычи, скотина, я не дам тебе подохнуть! – не отпускал его португалец.
Леон открыл глаза, попытался освободиться.
– Не мучь! – попросил он. – Я посплю.
– Вставай! – требовал Гальего. Уши Панкальдо налились кровью, покраснели, распухли. – Больно?
– Да, – итальянец замотал головой и решительно вырвался.
– Вот и хорошо, – обрадовался Васко. – У тебя много сил, ты – крепкий человек. Не губи себя, поднимись!
– Сейчас… – повторил Леон.
Матрос помог ему подняться со снега. Свесив голову на грудь, Леон сидел посреди сугроба, готовый рухнуть на землю.
– Молодец! – похвалил Васко. – Теперь умойся… – натер итальянцу голову снегом. Холодные капли потекли за шиворот. Панкальдо пришел в себя.
– Ты что? – он повернул голову— Зачем уши надрал? Болят… – пощупал набухшее кровью горячее ухо. – А если я тебе?
– Давай, – согласился португалец, – я не прочь. Только сначала встань на ноги! Сам сможешь?
– Попробую, – надулся Леон. – Дрянь ты, а не человек!
Однако пытаться не стал, сидел, мотал головой, ошалело глазел по сторонам. Прошла минута, вторая.
– Ну… – подбадривал Васко.
– Куда нас занесло?! – недовольно пробормотал итальянец, глядя в черноту ночи. – Там кусты или хижина?
– Тень от холма.
– Тень? – удивился Панкальдо.
– Посмотри, какой большой месяц, хоть веревку завязывай!
– Звезды… – поднял голову Леон. – Дева Мария на них…
– Отдохнем немного и пойдем дальше, – предложил Васко. – Не заснешь?
– Нет, – пообещал итальянец.
Они уселись спиной к спине и молча глядели в небо.
– Великаны не дикари, – прерывая зловещую тишину, с далеким волчьим воем, сказал итальянец. – Лихо одурачили нас. Заманили в лабиринт и бросили.
– Могло быть хуже, – мрачно добавил Васко. – Когда следы стали пропадать, из трех превращаться в один, двоиться, разбредаться в стороны, петлять, я подумал: тут кроется что-то неладное.
– Мне казалось, будто кто-то наблюдал за нами – признался Леон. – Почему они не напали?
– Не знаю.
– Надо было засветло повернуть назад, а мы заплутали в холмах. Ты уверен, что это наши следы?
– Они меньше ног туземцев.
– Мне чудится, будто мы здесь не одни. – Леон боязливо огляделся по сторонам. – Почему волки не подходят близко, кого боятся?
– Снег пахнет людьми, – пояснил Васко, – но где они?
– Ждут, когда обессилим.
– А ты думал, они выйдут встречать нас, женщин приведут? – горько усмехнулся португалец. – Ты зачем ищешь их?
– Сам знаешь…
– Тогда помалкивай.
– Страшно сидеть без оружия, ждать, когда великаны накинутся с дубинами.
– Значит, отдышался, отдохнул.
– Зябко.
– Сейчас пойдем, только еще чуть-чуть…
Теперь Гальего не хотел подниматься, тянул время.
– Нужно по звездам выбираться из лабиринта на восток, – решил Леон, – прямо к океану.
– Отсюда полдня пути до залива, а берегом неизвестно, сколько придется брести до кораблей, – не согласился товарищ. – Если к утру не вылезем из холмов – пойдем на солнце.
Они поднялись и побрели вдоль лощины по темневшей в снегу цепочке следов, держась дальше от холмов, опасаясь встречи с людьми, которых искали две недели. Хрустел примороженный снег, лязгали мешавшие движению доспехи, холодили плечи и грудь. Посреди бело-серой пустыни сумрачный блеск брони отпугивал великанов, превращал моряков в необыкновенных существ, сохранял жизнь. Хрустальный месяц повис над головой. От него или от звездочек – серебряных колокольчиков, а может быть, от изнеможения звенело в ушах. К звону примешивались шипение и свист, будто лопнул кожаный пузырь, и ветер шумит в снастях. Сквозь монотонный гул доносились редкие крики птиц, напуганных одинокими фигурами, вой хищников. На это не обращали внимания, словно прорывавшиеся сквозь шум в голове внешние звуки были из другого мира. Осталось одно – двигаться, медленно переставлять ноющие одеревеневшие ноги, теряющие чувствительность к морозу. В глазах рябило от бесконечного однообразия полей. Вершины холмов то приближались, то растворялись вдалеке. Темень преграждала путь, отступала назад, обнажала петляющую полоску их собственных следов. Моряки давно потеряли туземцев, блуждали в лабиринте.
Выбившись из сил, садились в сугроб, терли виски, хрипло дышали, молчали, не замечали алмазной красоты неба, пухового простора долин. С неимоверным напряжением заставляли себя подняться, понимали, что главные враги – холод и сон – подкрадываются все ближе. Поддерживая друг друга за плечи, упорно шли вперед, таранили пространство, следили за тем, чтобы не сбиться со следа, не потерять ниточку надежды.
Посреди ночи моряки спустились в низину, где наткнулись на вторую, затем на третью человеческие тропы. Они не сразу поняли, что нашли выход. Помутившееся сознание среди звериных следов выхватило отпечатки испанских сапог. Друзья чуть не лишились рассудка и закричали. Кого они звали на помощь? Осипнув, моряки убедились: здесь нет белых людей. Все же стало легче идти, надежда обрела зримые очертания. Равнина, на которой отдыхал отряд, лежала где-то неподалеку.
Когда впереди показались солдаты – темные точки на погребальном саване, матросы опустились в снег, безропотно покорились судьбе. Они не сомневались: вернулись великаны. Не было желания кричать, молиться, сопротивляться, бежать, спрятаться за холмом. Разве можно улететь по воздуху, не оставив предательских следов? Леон скинул шлем, повалился на спину, стиснул зубы, заскулил от злости и досады, как загнанный в подворотню пес. Васко отвернулся от надвигавшихся фигур, равнодушно поглядел на приятеля. Захотелось расстегнуть ремешки, скинуть мешавший дыханию нагрудник. Усталость и лень пересилили желание. Португалец нырнул в сугроб, прикрыл голову обмороженными руками. Он слышал, как успокоился Панкальдо, как отчаянно до боли в голове зазвенели колокольчики, шквалом налетел ветер, и все стихло. Васко потерял сознание.
Глава IV
Ремонт «Консепсьона»
Заканчивались подготовительные работы для ремонта судна. Разгруженный и наполовину разобранный корабль на лодках подтянули к берегу где плотники соорудили катки для вытаскивания его из воды. На грязном снегу перемешанном с песком и галькой сотнями ног, собралась у канатов почти вся флотилия. Только хворые лежали в трюмах, да вахтенные глазели с верхних палуб. Поредела эскадра, обносилась, завшивела.
Серый утренний свет розовел, сменялся ясным солнечным днем с легким морозцем. Вялый туман над гаванью заалел, попятился, обнажил спокойную поверхность залива с застывшими недвижно судами. Сонные крики птиц резали тишину.
Адмирал возложил руководство работами на нового капитана «Консепсьона» – Серрана и его помощника Карвальо – людей опытных, уважаемых моряками. А сам с Барбосой и Мескитой наблюдал поодаль, в окружении охотничьих псов, откормленных рыбой и звериным мясом. Эти верные помощники, засидевшиеся на палубах и голодавшие вместе с людьми, загоняли по снегу зайцев, коз, лисиц, кормили команды. Моряки берегли и любили их. По ночам собаки сторожили склады от вороватых гостей, отгоняли волков.
– Гуляешь, Санита? – Фернандо потрепал по голове мохнатую суку— Жди приплода, Дуарте.
– Я тут причем? – не понял шурин.
– Твоя собака, с «Виктории», – поглаживая довольную Саниту, сказал адмирал. – Заберу у тебя половину щенков.
– Всех возьми, – великодушно предложил Барбоса. – Они гадят в трюме, а там без них грязи по колено.
– Знаю, Мендоса не следил за порядком, – согласился Магеллан и зло добавил: – Надо было скормить его псам! Они любят человечину.
– Казначею и так досталось… – шурин невольно повернулся к лобному месту, где на шестах гнили изувеченные головы Кесады с Мендосой. – Фу, гадость! – поморщился он, словно почувствовал запах разлагающегося мяса. – Может, снять?
– Пусть висят.
– Чего они медлят? – вмешался в разговор Мескита. – Время уходит, не успеем за день просушить.
– Не спеши, – удержал Фернандо родственника, готового отправиться на помощь Серрану, – капитан знает дело.
Голый корпус «Консепсьона» притянули к каткам. С палубы спустили толстые растительные тросы, концы вытащили на сушу. Боцманы расставили команды у канатов в четыре большие «сороконожки», веером расползавшиеся по пологому берегу. По знаку Акуриу, хозяина палубы «зачатников», гусеницы напряглись, потащили судно на катки.
– Раз – потянули! Два – потянули! – скомандовал звонким голосом боцман. Канаты зашевелились, напружинились, корпус рывками двинулся вверх. – Тяни – раз! Тяни – два! – размахивал в такт рукой испанец.
– Перевернут, черти! – испугался Мескита, заметив, как слегка наклонился вылезающий из воды корпус.
– Цыц! – резко оборвал адмирал и случайно наступил на лапу Саниты.
Собака жалобно заскулила, отошла в сторону, а он пошел к воде. Нагнувшись, будто в такой позе лучше видно, Серран разглядывал показавшееся днище. Буро-зеленые водоросли, черно-синие и белые раковины моллюсков мерзкой слизью облепили обшивку.
– Давай, давай! – подсказывал капитан боцману— Карвальо, готовь бревна!
– И-и – раз! И-и – два! – гремел Акуриу, краснея от напряжения, словно сам упирался короткими ногами в землю, тащил трос— И-и – раз! – испарина выступила на лбу, длинные вьющиеся волосы выпали из-под шапки.
Матросы, солдаты, мастера, офицеры, священники дружно тянули каравеллу, набирали полную грудь воздуха и медленно ритмично выдыхали. «Сороконожки» раскачивались на месте, спотыкались и падали, но упорно шаг за шагом продвигались от воды, волочили здоровенное тело больного корабля, как муравьи тащат дохлого жука.
– Тяни – раз! – притопывал ногою боцман. – Тяни – два! – Ему очень хотелось броситься к ближайшему канату, вцепиться в колючие плети, помочь морякам, но он подавил искушение и громче закричал: – Тяни – раз!
Покрытое паразитами брюхо каравеллы полностью выползло на катки. Вспомогательная команда засуетилась, подсунула дополнительные бревна, полила их водой, натерла жиром. Послышались ругань, приказы Карвальо.
– Все хорошо! Идет, родимая… – Серран успокоил адмирала, выпрямил уставшую спину, растер поясницу, обернулся к командам: – Молодцы, ребята!
– Раз! – считал боцман.
– Ох! – выдыхал двух сотенный хор голосов.
– Два!
– Ох! – гремело эхо, растекалось по заливу, распугивало чаек.
– Сеньор капитан, – подскочил юнга Педро, – бревна трещат!
– Выдержат! Вели кормчему не жалеть жира! – ответил Серран. – Коли хрустнут – не беда! Соседние помогут.
– Раз!
– Ох!
– Два!
– Ох!
– Баста! – остановил Серран.
«Гусеницы» вмиг рассыпались, люди загалдели, побежали осматривать днище. Канаты плетьми упали на утоптанный снег.
– Ишь, как присосалась! – удивляется Педро, стараясь оторвать раковину от обшивки.
– Поищи жемчужину! – советует цирюльник и плутовато подмигивает канониру— В корабельных тварях скрываются самые дорогие сокровища. Не правда ли, Маэстро Анс?
– Не встречал, – серьезно говорит Ганс Варг, вынимая из провонявшей табаком куртки трубку, – но слыхал, – вспомнил матросские байки.
Юнги наперегонки начинают обдирать моллюсков, давить раковины ногами, раскалывать камнями. Моряки хохочут.
– Жемчужины прячутся в траве, – подсказывает Бустаменте. – Не брезгуй, поройся в водорослях!
Одураченный Педро засовывает руки в липкую слизь.
– Поймал! – радостно кричит он и размахивает раковиной.
Ребята ощупывают днище, мерзко обросшее и капающее соленой водой. Смех стоит над гаванью, но разгоряченные мальчишки не замечают издевки.
– Опять пустая, – сокрушается Педро.
– Плохо искал, – замечает цирюльник.
– Всю перебрал.
– А на язык пробовал? – предлагает Бустаменте.
– Нет.
– У жемчужницы сладковатое тельце, – объясняет цирюльник.
Подростки принюхиваются, лижут раковины.
– Посторонитесь! – боцман прокладывает дорогу адмиралу со свитой.
– Пролома не видели? – интересуется Серран.
– Нет, – хором отвечают десятки голосов.
– Чего жуете? – спрашивает капитан парней. – Вкусно?
– Ищем жемчуг, – выплевывает мякиш Педро. – Надо поймать сладкую.
– Ох, дураки! – догадывается капитан. – Вы бы облизали днище, чтобы нам не скрести!
– Разве?.. – начинает понимать Педро.
– Ешь, поумнеешь! – советует Серран.
Командиры внимательно изучают косматую поверхность, тычут палками, стучат, удовлетворенно кивают головами.
– Я ожидал худшего состояния, – подытоживает Серран, – думал, доски сгнили.
– Сколько времени потребуется на ремонт? – осведомляется Магеллан.
– Дней десять…
– Поторопись! Четыре корабля ждут очереди. Успеть бы до холодов!
– Работы здесь много, – решает Мескита. – Вряд ли быстро управимся: день на очистку, два на просушку, еще два на конопачение, а то и четыре… – загибает пальцы, качает головой – Две недели на каравеллу!
– У нас нет времени, – хмурится адмирал. – Не думай о таком сроке!
– Сеньор капитан-генерал! – зовут от мастерской. – Разведчики вернулись, сказывают, будто видели людей!
– Позовите Васко! – велит Фернандо.
– Плох он, ослаб… – замялся кузнец.
Смех потихоньку затих, матросы потянулись на холм встречать товарищей. Адмирал покинул Серрана, направился с родственниками к срубу.
Розовая дымка на востоке посветлела, пожелтела, родила маленькое слепящее солнце, заспешившее на запад не поперек небосклона, а низко над горизонтом, не пожелав взлететь и обогреть людей в далекой Патагонии. Сумрачный сероватый свет исчез. Линялое грязное небо над холмами очистилось, налилось голубизной. Снег побелел, засверкал холодными искрами, распушился. На силуэте кузни-мастерской уродливо чернели старые доски с каравелл, желтело рубленое дерево. Легкая струйка дыма ниточкой поднималась над сложенной из булыжников трубой. Большая настоящая работа еще не начиналась.