И вот из-за этой своей чистоплотности и любви к порядку Бес уже в норе перенес некоторые неприятности, доставившие ему досаду и новые заботы.
Это случилось так: однажды утром, точнее — перед рассветом, возле барсучьего городка появилась лисица. Рыжая молодая самка покрутилась вокруг свежих, глубоких и добротных нор, понюхала входы в подземный городок, осторожно, опасаясь встречи с хозяевами.
Ей очень понравился этот теплый солнечный склон, глубокие норы в песчаном грунте. Но у жилья уже были владельцы. Можно, конечно, открыть и свою нору, здесь же, неподалеку, под этим же холмом. Барсуки — мирные животные, они ничего не имели бы против, лисица это знала. Но тогда пришлось бы копать, выгребать грунт, трудиться. Очень хотелось занять чужую, уже готовую нору, — а здесь было бы так удобно прятаться от гончих собак…
Как же ей надо было поступить? Что придумать? Ведь барсук намного крупней и сильней лисицы. Звери, живя в диком лесу, хорошо знают привычки, особенности, повадки своих соседей. И в этом случае лисица решила воспользоваться чистоплотностью барсучьей семьи.
Зная, что кормятся они ночью, два дня с самого рассвета она таилась около двух выходов на солнечном склоне, выжидая, когда барсуки удалятся на безопасное для нее расстояние.
Тихим пасмурным днем, улучив момент, когда Бес с семьей отдыхал где-то в глубине своего городка, лисица осторожно проникла в один из верхних отнорков. Она опасалась силы и крепких зубов барсука. Застань ее Бес в норе, ей бы не поздоровилось. Но он ее не застал.
Углубившись в нору шагов на пятнадцать, рыжая нагадила. Пробравшись в соседний смежный ход, она продолжила свое пакостное дело. В двух туннелях было нагажено.
Когда в вечерние сумерки старый Бес повел семью на кормежку, то удивленно остановился, обнаружив чужой неприятный дух. Он фыркнул, попятился и на этот раз вывел семью через другой ход. Барсуки кормились, гуляли, наслаждаясь тишиной и чистотой сумерек, а Беса не покидало противное чувство присутствия чужого, грязного и неприятного соседа — лисицы.
Едва возвратившись в свое подземелье, старый барсук замуровал, отделил от остальной норы эти два хода, завалив их грунтом сразу же перед местом, где «отметилась» нахальная гостья. Так что два туннеля остались в ее распоряжении. Лисица с удовольствием поселилась в этих отнорках в тот же вечер. Она привыкла жить среди грязи. У лисицы в норе и вокруг всегда полно объедков, костей, помета. Такое уж животное. Хотя с виду красивое…
Другое дело барсук. Никто из его семьи никогда не оправлялся нигде, кроме «уборной», устроенной на поверхности, в стороне от жилища.
Некоторое время Бес терпел поселившуюся рядом нахалку. Хотя постоянно она не жила здесь, но появлялась часто. И вскоре, когда она замусорила склон холма остатками добычи, разными объедками, он не выдержал. Замуровал еще один выход на тот же склон, куда выходили норы, ставшие теперь уже лисьими. Но на глаза Бесу она так и не попалась ни разу. Была осторожна.
Барсук пожертвовал еще одним ходом, но видеть эту грязь не пожелал. Теперь все его норы выходили на другие склоны холма, тоже солнечные, но в более раннее время дня.
Теплая погода все еще не хотела отступать. За весь сентябрь было мало дождей, и ветры пролетали теплые и легкие. Барсуки еще сладко дневали в своем городке, а на лес уже опускались вкрадчивые сумерки…
В тот же час в нескольких километрах от спящей семьи старого Беса в лесной избушке было тепло и уютно, пылал очаг. Керосиновая лампа желтым дрожащим пламенем озаряла временное лесное пристанище охотников, а на этот раз — браконьеров…
Оба молча хлебали чай. Водки не было. Допили еще у норы, во время «охоты».
— Где ж твоя жареная барсучатина? — ехидно спросил младший. — Один хлеб жрем!
— Хлеб тоже еда. Не гавкай! Барсучатинки захотел! Да кабы не я, ты бы и знать не знал про эту нору! Да и как брать их…
— Уж взяли… Поди ж ты…
— Кабы не помешали нам, взяли бы. И теперь обязательно возьмем.
— Как так?
— А вот так. Выждем и возьмем. Не век же там эти… Караулить будут.
— Это точно, не век, — ухмыльнулся младший. — А долго ждать-то?
— Время у нас есть. Поохотимся пока здесь на боровую. Сетки поставим. Надо и сигов подвялить.
— Тебе хорошо, ты в отпуске. А мне-то как? На работу ведь надо!
— Прогуляешь недельку. Пожалуй, уж не впервой. Не юноша ведь! Напишешь заявление задним числом: теща, мол, заболела, ухаживал, значит.
— Ну, ты даешь! Да померла б хоть она, мне-то что! Да и не прогуливал я еще на этой работе. Здесь два года работаю и еще ни разу…
— Напишешь заявление, дурак! Чего тебе теща! На работу снова и примут. Ты ведь сварщик, а не директор. Тебя ни в коем случае не выгонят. Кто ж тогда варить-то будет?
— Да ладно тебе о работе… Все настроение испортил.
— Не я испортил, а эти… Охрана живой природы. Как будто без них она не обойдется! Природа-то. Вон какие леса! Держат всяких прихлебателей, чтоб зарплату зазря платить. А они, гады, людям жить не дают. В общем, плевать на них! Лес я не хуже их знаю, а получше. Перетерпим. И дело тут не в барсучатине. Дело на принцип пошло. И лося он у меня из петли вытащил. Он-то не знает, что это мой лось, что я петлю ставил, а я знаю, кто мне напакостил! Да и рысь однажды из-за него чуть не загрызла…
— Тебя, что ль?
— А кого ж? Меня…
— Как это?
— А вот так. В общем, было дело. Но барсуков этих возьму, да и точка! Вот посмотришь. Пересидим. Жаль только, горючего нету, выпить бы…
— А когда, думаешь, уйдут-то?
— Да они уже у себя на базе! Что им в лесу-то торчать?
— Так что ж мы тогда ждем?
— Не-е-е. Пока рано. Не дергайся. Когда надо будет, скажу. А пока давай-ка на ночь сетки поставим, озерко перегородим. С ушицей и веселее будет.
— Знаешь, Вась, — забеспокоился младший, — на работу мне надо. Выгонят ведь по статье… Варить и вправду некому… Я на участке один сварщик.
— Раз некому, значит, не выгонят. Значит, нужен.
— Да ладно тебе.
— В общем, Лешка, хватит трепаться, пошли к лодке, она тут в камышах у меня припрятана.
— Ну скажи ты мне хоть! Из-за чего остаемся-то? Что, мяса полтонны будет, как от лосей, да?.. Или что? Тридцать кило барсучатины, которая и свинины-то хуже! Да еще с такими заботами! Может, даже и нас самих поймают эти…
— Не поймают. Кишка тонка.
— Ты, Вась, не отмахивайся. Здесь не один егерь, с ним еще кто-то, я слышал, как они бежали.
— Я тоже не глухой. И егеря знаю. И он — не промах. А барсуков все равно возьмем! Не бойсь! Не прищучат. Сказал — кишка у них тонка!
5. Нор, Фырка и Вовка
Уже две зимы Чернец прожил с новой семьей, после того как ушел из родительской стаи. И сейчас, в конце сентября, вместе со своей молодой подругой подкармливал троих прибылых волчат, чтобы в октябре вывести их впервые и навсегда в большую волчью жизнь, окончательно покинув логово.
Где-то неподалеку жили и охотились еще три члена семьи, переярки, которые ждали, когда же семейство покинет логово. Раньше этого им нельзя было присоединяться к стае.
Как обычно, возвращаясь с охоты, Чернец все-таки завернул к норе старого барсука, которого он давно хотел вытащить на белый свет. Очень уж хитрым и осторожным был этот подземельщик, но Чернецу именно поэтому и хотелось подловить его. Он подбирался к этой норе всегда настолько осторожно, что, казалось, должен был перехватить барсуков, застать их за кормежкой. Но каждый раз словно кто-то предупреждал этого старого жирного хитреца.
Сегодня Чернец в середине ночи, когда барсуки обычно кормятся, снова отправился к ним. Он отослал волчицу к логову, а сам бесшумно пополз через овраг. И снова все оказалось напрасным.
Уже приближаясь к барсучьему городку, Чернец почуял неладное: пахло людьми и дымом. Волк тихо подкрался к ближайшей норе, обнюхал: удушливый, едкий запах дыма, пугающий дух человека.
Чернец быстро бросился к логову, к волчице и волчатам.
Что же случилось? Где барсуки? Весь их городок сверху истоптан людьми, пропитан дымом, причиной которому — тоже люди. Чернец хорошо усвоил от старого отца, мудрого Воя, что людей, их следов, их жилищ надо сторониться. И тогда волчья жизнь будет долгой. Только тогда! В очень редких случаях, когда не было другого выхода, старый Вой водил стаю в деревни, охотился на домашний скот, — это тоже ничего не меняло. Волки опасались людей, никогда не нападали на них, старались держаться подальше.
Все это знал Чернец, который сам побывал в плену у человека. Конечно, тот человек спас его от капкана и даже кормил… Иногда зимней ночью Чернец приходил к базе зоологов, топтался около, делал круг, обходя дом, и снова уходил. Остальных людей он боялся и сторонился.
Правда, здесь, у покинутой норы, один из человеческих следов взволновал Чернеца, обладающего очень тонким чутьем и хорошей памятью, особенно на запахи. Этот след возродил в мозгу волка давние приятные воспоминания… Но следы других людей, густое дыхание гари, дыма заслонило все, и зверь быстро покинул тревожное место, потеряв до поры и Беса, и его жилище. Он, конечно, понимал, что если старый барсук жив, то наверняка переселится в другую нору. Стояла грибная пора, и даже сюда, в дальний лес, заходили люди.
На рассвете в тихую ясную погоду Вовка пришел в лес попытать грибного счастья. С ним была его верная и строгая баба Маша. Однако еще один друг и спутник появился у Вовки: уже два года мальчик растил и воспитывал эрдельтерьера.
Хотя охота еще не открылась и собак в лес брать было нежелательно, но Вовка очень жалел своего Нора, целыми днями сидящего дома, и в лес его брал. Не на охоту ведь! Тем более пес не охотничий, а служебной породы. Пусть побегает, порезвится. Молодому — интересно. Нору едва исполнилось два года. Самая веселая собачья пора!
Баба Маша все дела начинала рано. А значит, и Вовка. Еще не развеялись до конца рассветные сумерки, а они оба уже шли с корзинками между старыми соснами бора, шурша резиновыми сапогами по мхам и вереску. По лесу носился «как неприкаянный» — это слова бабы Маши — кудрявый коричневый Нор. Насидевшись взаперти, он безмерно радовался свободе, внюхивался в лесные запахи и бежал стремительно и неутомимо. На несколько минут исчезал, потом снова появлялся, чтобы игриво ткнуть Вовку мордой в грудь, отчего тот едва удерживался на ногах, и Нор тотчас снова убегал. С бабой Машей пес не заигрывал. Ее он приветствовал издали — хвостом вилял. Бабу Машу он, как и Вовка, побаивался. Солнце еще только всходило, а Вовка и бабушка уже набрали не меньше чем по полтора десятка хороших пузатых боровиков с темно-коричневым верхом толстых, прочных, широких шляпок.
И в это же самое время семья старого Беса грелась на солнышке невдалеке от своей норы. Отец-барсук после ночной кормежки очень редко, но в солнечные дни выводил малышей.
В лесу стояла светлая утренняя тишина. И вдруг совсем рядом раздался грозный и звучный звериный рев. Таким он показался барсучатам. Родители знали, что это собачий лай, и испугались не меньше детенышей.
Бес и барсучиха быстро пропустили в нору малышей, отец уходил последним, когда пес был рядом. И ужас объял Беса. Барсук увидел, что в стороне от норы, в десятке шагов, прижавшись к корням сосны, сидит один из его барсучат… Собака, мгновенно обнюхав нору и следы, тотчас обнаружила барсучонка, кинулась к нему.
Старый и смелый Бес готов был броситься на защиту, но знал, что это бесполезно, да и погибнуть самому нельзя, иначе семья останется без кормильца. Увидев незнакомого зверька, не успевшего удрать, Нор, подвластный извечному инстинкту охоты, с восторгом победителя кинулся к нему.
Зверек сидел, тоскливо вжавшись в корни сосны спиной и в ответ на каждое движение собаки угрожающе фыркал. Это было его единственной защитой.
Охотничий пес тут же задушил бы барсучонка и принес хозяину. Но Нор был домашним, хотя и служебной породы. И он теперь просто не знал, что делать с пойманным зверьком. Стоял рядом, обнюхивал и облаивал.
Дома Нора иногда кормили сырым мясом, но он никогда еще никого не убивал, не загрызал и не мог рассматривать живое существо как пищу. Тем более домашние собаки редко бывают особенно голодными.
Барсучонок фыркал, а Нор лаял. Пытался поиграть со зверьком, видя, что он не опасен, что не собирается нападать на него, Нора, но зверек все фыркал — сердито и испуганно и от сосны не отходил.
На лай, такой упорный и громкий, прибежал Вовка, а потом подошла и баба Маша.
— Нор, назад, фу! — резко крикнул Вовка, однако пес, увлеченный охотничьим азартом, не отдалялся от зверька ни на шаг. Вовка сперва даже прут выломал, видя, что собака не подчиняется командам, но наказывать пса не стал. Остановился, наблюдая в стороне. Оказывается, Нор совсем не обижал барсучонка. Он только пугал его, не давая сбежать. А барсучонок, оправившись от первого испуга, уже поглядывал в сторону норы. Но хитрый Нор это заметил сразу и не переставая лаял.
— Ну, чего разгавкался, лопоухий? — обратилась к псу баба Маша. — Отпусти-ка лесное дитя, пусть идет к себе домой. Вовка, отгони его, оглашенного. Меня-то ведь не послушает. Ишь как увлекся!
А Вовка раздумывал. С одной стороны, конечно, надо бы отпустить. А с другой… Он ведь много лет был юннатом, а сейчас учился на биофаке университета, мечтал териологом стать. Как Макаров. И пожалуй, можно взять барсучонка. Правда, разрешение нужно. Закон запрещает держать диких животных дома. Потому что одни сразу погибают, другие опасны, если, конечно, это хищники. А третьи, потом, когда их снова в лес выпустят, тоже погибают. Неприспособленными оказываются. Но Вовка ведь давно занимался с животными. И так мечтал о еноте или барсучонке. Надо было решаться. И Вовка решился…
— Баба Маша, не ругайся! Барсучонка возьмем в город!
— Да ты что, спятил, окаянный! Да кто тебе позволит-то? Отец тебя выгонит вместе с этим фыркалкой!
— Не выгонит, баба Маша, ты заступишься.
— А вот и не заступлюсь! — уже более мягким тоном сдавалась бабушка.
— Заступишься, баба Маша, ты у меня добрая!
— Да ведь он нам с тобой спать не даст. Всю ночь топать будет. Он ведь животина ночная. Как еж. Помнишь, ежик по ночам топал, как солдат в сапогах?!
— Ну уж и солдат…
— А этот еще хуже будет. Он же больше. И тоже ведь ночной житель, правда, Вов?
— Ночной-то, ночной, бабуля… Но… Посмотри, какой маленький, беззащитный. А мы его вырастим.
— Да есть у него родители наверняка!
— Думаю, что нет, бабуля, иначе не попался бы он один нашему Нору, — ловко соврал Вовка, чтобы все-таки заполучить этого симпатичного, беспрестанно фыркающего барсучонка.
Вовка жил в одной комнате с бабушкой, в другой — отец с матерью. Квартира была двухкомнатной. Так или иначе, все равно вся надежда на бабу Машу. Только она могла дать разрешение.
— Ну, баб Маш… — буквально ныл Вовка.
— Ладно! Отгони своего разбойника, а то совсем уж перепугал ребенка! А ну, Нор, брысь, то есть — фу!
Пес лаял и не подчинялся.
Вовка скинул штормовку, в которой всегда ходил в лес, крикнул бабе Маше, чтоб хватала пса за ошейник, и осторожно стал приближаться к барсучонку. Зверенок тяжело дышал от страха, хрипел, непрестанно фыркая.
Быстро и осторожно, чтобы не помять малыша, не сделать ему больно, Вовка накинул на него свою штормовку, немного «спеленал», чтобы не трепыхался, и взял на руки. Барсучонок, чувствуя, что ему не больно и тепло, притих, а через некоторое время, ощущая доброту рук и бережность, с которой его несут, совсем успокоился и перестал дрожать.
6. Нападение Чернеца
Новая нора оказалась очень удобно расположенной, особенно — близкий родник и ручеек, выходящий из него, позволяли часто и безопасно ходить на водопой, чиститься, полоскаться.